Все произошло очень быстро. Пришел, разделся, победил. Получил штамп в документы и приглашение явиться ещё раз на следующий день, этажом ниже. Отказываться было настолько же неразумно, насколько и нетипично. Дурной тон, да и смысл? Науками я увлечен не был, собирался устраиваться, возможно, помощником в бар на нулевом этаже Хайер-билдинга, если б взяли. Но не взяли, я поцеловал запертую дверь.
А тут — подворачивается самая престижная работа, о которой только можно мечтать на Земле. При одном упоминании все понижают голоса и говорят уважительно. Сверстники тихо умирают от зависти, сверстницы предпочитают тебя другим. А почему? Потому что в ELSSAD отбирают лучших из лучших. Повезло мне? Хороший вопрос.
Вернёмся к теме. У меня была девушка из родственного клана рыжих лисиц. Сам я из тех же лисов, но черно-бурых. Любовь-морковь и свежие помидоры. Но тут надо собирать вещички, прощаться с родными и переселяться в особняк «кошек». Почти как в армии. Я как бы не спорю, надо так надо. Суровый режим, беспощадные тренировки, подготовка к войне любого уровня — знаем, наслышаны о тамошних методах обучения. О командирах отряда вообще едва ли не легенды ходят. Большая честь для меня работать с ними? Да не знаю, пофигист я. Или как это по-научному — флегматичный. Въехал к новичкам (это цокольный этаж), в просторную комнату, разделённую на звуконепроницаемые секции. Минимальный комфорт и личное пространство обеспечены, чего ещё желать? Выдали одежду, книги и много техники, включая мощный ноутбук, оставили осваиваться. Полгода обучался без происшествий, задания приходили электронной почтой. Решал всё один. Спортивная подготовка проходила в группе, но и там я немного сторонился своих. Сам не знаю почему. Завтракаю я тоже всегда один. За обедом или ужином могу перекинуться парой слов. Но предпочитаю есть молча, если честно. Да и не о чем мне говорить. Было не о чем. Пока Бальтазар не подал свой рапорт.
Вот тут я и отвечу на вопрос, зачем упоминал о девушке. Шесть месяцев я общался с Изабеллой по телефону и в Интернете. Домой в Аркадию можно было летать (два дня выходных в месяц), но я не хотел. Изменчивые, единожды отправленные на Землю, обратно уже не возвращаются. И их можно понять. Марс — облагороженное и суперсовременное место для жизни, но всё же — это ссылка для нас, беглецов из другого мира. А Земля — пусть не совсем родной дом, но очень похожий на старый, параллельный. Я ни разу не смог себя заставить сесть в почтовый конкорд. И полгода довольствовался видеочатами с Изой и интимным времяпрепровождением в ванной по пятнадцать-двадцать минут в день.
А потом я переселился на седьмой этаж, в четыре комнаты Бальтазара. И удалил вообще скайп. Перестал выходить в онлайн и отвечать на звонки. Повторяю, я обычный парень. И если существует какая-то магия, то это была она. Что я там говорил? Я жутко оробел. Нагруженный чемоданами и вешалками я позвонил в дверь, и мне открыл он. Он. Как объяснить-то… Мужчина, который как раз одевался, собираясь выходить на работу. Одной рукой он ещё застегивал рубашку, второй он приглашал меня не топтаться на пороге. У меня задрожали губы, помню как сейчас. Я захотел развернуться и убежать, но он отнял два чемодана из трёх, а потом и меня самого затащил вовнутрь. Мы обменялись ничего не значащими фразами, полагающимися при знакомстве, он велел мне самостоятельно выбрать комнату, завязал галстук и убежал. А я бухнулся, растерянный, на свой же чемодан и впервые в жизни захотел расплакаться. Так сильно меня распирало изнутри от каких-то непонятных чувств. От предчувствия, что настоящая учёба начинается только сейчас.
*
— Бэл? — я лёг на его мускулистое тело, вздрогнув, как всегда. Касаюсь его плеч немного дрожащими пальцами. Он выключил бра. — Зачем ты тогда написал рапорт?
— Я отслужил пять лет «дикой кошкой». Командир D. вызвал меня на разговор. Спросил, не хочу ли я быть наставником. Преподавательская работа мне не нравится в целом, несмотря на восторг, который я вызываю у стажёров. Я честно отказал. Прошло ещё два года, D. вызвал меня снова. Я собирался повторить «нет», но командир сделал упор на отсутствии личной жизни. На сей раз я согласился. Новобранца выбирал сам. Результаты тестов мне отдал компьютер. Напоминаю, новичков у нас сейчас всего шестеро. Твои работы оценены на самый высокий балл, поэтому я размышлял недолго. Ещё вопросы?
Я ткнулся носом в его грудь и подавил горький вздох. Значит, случайность? Обыкновенное стечение обстоятельств и моих умственных способностей? Но тогда почему, ПОЧЕМУ я начал видеть свои чёртовы сны сразу, как переселился сюда? В первую же ночь…
Комментарий к 2. Отбор
¹ Extra-Level System Security & Administration Defense - официальное название отряда. Неофициальное (дикие кошки) появилось благодаря нашивкам в виде морды пантеры и необузданному поведению.
========== 3. Рапорт ==========
Я видел Фамке. Она смеялась, как актриса в театре на Бродвее, и манила меня пальцем. Мы снимались в фильме для взрослых, декорации были убогими, но моя женщина была настоящей. Вот только, когда мы добрались до ожидаемого финала, я ощутил такую боль, что закричал. Будто мне в крайнюю плоть вонзилась бритва. И от крика проснулся.
Лежал на кровати, но одеяло было скомкано и сброшено. В комнату уже врывался Бальтазар. Спросил, что приснилось, и видел ли я такое раньше. Пожелал спокойной ночи и ушёл.
На следующую ночь всё повторилось. И на третью тоже.
А на чётвертую Бэл, пока я спал тревожным сном, перенёс меня в свою спальню. Характер снов чуть-чуть поменялся, кроме Фамке появился Алехандро. Увлекательные сюжеты заставляли меня просыпаться мокрым, с глубокими следами от ногтей в ладонях.
Через неделю Бальтазар прикрепил к потолку видеокамеру, проследить, не буду ли я, как лунатик, вставать и ходить по дому. Но я только дёргал конечностями, отбиваясь от воображаемой опасности, царапал себя и кричал. Камеру убрали, в наш дом приехали успокоительные настойки и записки кудрявым почерком от самого Мастера Метаморфоз. Сны стали спокойнее, доминировал среди них последний… с авиарейсом, больницей и моей сладкой смертью.
Бальтазар ходил угрюмый, мы почти не разговаривали. Например, вопросом о рапорте я нарушил свое почти суточное молчание. И у меня всё-таки есть ещё вопросы.
— Бэл, — я поднял голову, опершись подбородком на его грудь. — Почему я здесь?
— Стю, ты же сам принимал решение о зачислении после одобрения врачей…
— Нет-нет, я не о медкомиссии и ELSSAD. Я спросил, почему я лежу на тебе?
— Мне девятнадцать. А когда я пришёл, мне было тринадцать, как и тебе. Отряд только формировался, наставников, как класса, не существовало. Мы были предоставлены сами себе и командиру. Гармония в самоуправлении была достигнута, когда мы правильно разбились попарно.
— Правильно? — я закусил предательски задрожавшую губу.
— Нельзя выбирать в напарники кого попало. Нельзя защищать на задании того, кто тебе безразличен. Нельзя стать другом за один день и на всю жизнь. Но можно стать кем-то другим. За одну ночь. Мы перепробовали всё, пока не нашли. Вкус. Мы искали друг друга по вкусу, в прямом смысле. Тебе дали месяц, чтобы распробовать меня. Но ты даже сбоку не надкусил, побоялся или не знаю почему. Завтра — твой последний день здесь. Что ты напишешь в рапорте, Стю?
Я зажал уши руками, чтобы не слышать, что он скажет ещё, но боялся напрасно: Бальтазар не прибавил ни слова. И думать не мешал. Я трус… и у меня залитые ярко-красным жаром щёки. Хорошо, что в темноте не видно. Когда я прохрипел ответ, мне захотелось задушить себя.
— Я хочу обратно на цокольный этаж.
Ночь мы доспали раздельно.
Но глупая надежда на возвращение в норму не оправдалась. Это был мой самый идиотский поступок. Я сдал рапорт и, окруженный молчаливыми стенами позора, занял старое место в комнате новичков. Их, к слову, осталось там трое.
А сны не прекратились!
Более того…
Теперь, прежде чем умереть от удушья, я испытываю сильнейшее сексуальное влечение. Правда, сам не знаю, к кому. К киллеру, к кровати, к Фамке… или, может, всё-таки к Бальтазару? И умирать стало больнее. Я до мельчайших подробностей выучил свою вторую жизнь в Амстердаме и теперь каждый раз слежу за развитием событий со скукой и отвращением, как при тысячном пересмотре одного и того же фильма. И только ощущение смерти в финале меняется, разгораясь всё ярче. И никто не прибегает спасать меня из кошмара в своих объятьях.