За ужином, поглощая распространенное в то время гороховое пюре из концентрата, разговорились, и потихоньку ледок растаял. Разведчики посвятили меня в дела полка, рассказали о боевых рейдах взвода, о своих погибших друзьях. Я убедился, что эти ребята не только хорошие солдаты, но и скромные душевные люди.
На другой день утром мы с Гордеевым отправились на вещевой склад полка — надо было заменить обмундирование.
Майор интендантской службы, видимо, знал Гордеева, поздоровался с почтением, но, как и все интенданты, стал ворчать: вот, мол, недавно дал все новенькое, а сдаете черт те что.
Гордеев не сдержался:
— Зря жадничаете, товарищ майор. Люди в пекло идут, а вы барахлом попрекаете.
— Да разве я попрекаю? — вздохнул майор. — Но понимаете, сколько зазря пропадает этого барахла?
— А жизней, майор?
Интендант еще раз вздохнул и махнул рукой в угол:
— Выбирайте там, что надо.
Мы взяли серые летние плащи офицерского покроя, накидки, яловые сапоги, ремни с портупеями, несколько пилоток и, расписавшись за полученное, пообещали майору, что придем еще. Ничего не ответив, интендант опять вздохнул и закрыл двери.
Переодевшись, мы отправились по батальонам отбирать пополнение в полковую разведку.
Командир первого батальона майор Кузоваткин, молодой, красивый человек, принял нас хорошо, хотя войсковые командиры не особенно любят, когда к ним приходят за людьми.
Батальон занимал одну из господствующих на местности высот. Несколько его постов клиньями выдвигались на нейтральную полосу, и идти туда в светлое время было рискованно — могли подстрелить. Мы решили рисковать. Пробираясь от окопа к окопу, от одной землянки к другой, встречались и разговаривали со многими. В большинстве своем это были хорошие солдаты, честные и храбрые люди, но только один, по нашему мнению, подошел бы в разведку.
Высокого роста, черный, как цыган, солдат сидел в траншее и занимался весьма чудным делом: высовывал над окопом старую шубную рукавицу, невесть как лопавшую в траншею, и с интересом наблюдал, как фрицы палили по этой цели из пулемета.
Мы подошли, когда солдат считал пробоины на рукавице.
— Зачем фашиста дразнишь? Развлекаешься? — спросил я.
— А я в них нервы щупаю. Слабые нервы.
— Зацепить же могут!
— И то веселей, когда музыка. А без стрельбы какая ж война?
— Веселый ты, парень. Из цыган, что ли?
— Не, я рязанский. Иван. Ромахин по фамилии.
— Что ж, будем знакомы. Иван, питерский.
— Из Ленинграда, что ли?
— Угадал, брат.
— В разведку хочешь? — перебил Гордеев.
Солдат посмотрел заинтересованно и недоверчиво:
— А вы что, из разведки?
— Из разведки. Ну как, подумаешь или струсил?
— А я не трус. Я согласный.
Мы записали фамилию Ромахина и сказали ему, что через пару дней будет приказ о его переводе в разведку.
В первом батальоне наш «улов» оказался богаче. Там мы встретили веселого рассудительного паренька из Карелии, спортсмена-лыжника Петра Гришкина. Вместе с ним дали согласие пойти во взвод разведки Виктор Иванов, Григорий Моноков, Николай Серов, Юрий Крылов и другие. Всего нас оказалось теперь 15 человек. Это уже была боевая единица, способная выполнять задания.
На другой день наш взвод получил новое обмундирование (полковой интендант по-прежнему хмурился, но выдал лучшее), автоматическое оружие, кинжалы и другое необходимое разведчику снаряжение.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ПЕРВЫЙ «ЯЗЫК»
Начались занятия. Учились рукопашному бою, учились, как брать «языка», как применять холодное оружие, как укрываться и как отрываться от противника. Ползали, бегали, устраивали тренировочные схватки, после которых ломило в костях. Стреляли из пистолетов, переправлялись через озерко с помощью плащ-палатки и охапки сухого мха. Учились всему, что положено знать разведчику.
Одновременно мы вели наблюдение за противником, выбираясь на передний край обороны или на нейтральную полосу.
Мы установили, что гитлеровцы всюду начали укрепляться, строили крытые траншеи, огневые точки, ставили ряды колючей проволоки и минные поля. Но что творилось в глубине расположения врага, каковы его силы на этом участке — мы не знали, и командование с каждым днем все настойчивее требовало взять контрольного «языка».
Размышляя, как выполнить это задание, мы обратили внимание на левый фланг, где стояли в обороне пограничники.
Здесь совершенно не было никаких дорог, даже троп, и, насколько хватало глаз, тянулись зелено-шоколадные тундровые болота, лобастые каменные гряды сопок. По ним не мог пройти никакой транспорт, и гитлеровцы лишь изредка посылали сюда небольшие патрульные группы.
Сразу появилась мысль — проникнуть в этом районе через линию фронта и, пробившись в ближайший тыл противника, попытаться взять «языка». Еще раз взвесив все «за» и «против», я посоветовался с ребятами и пошел на доклад к командиру полка.
— Немцы у себя в тылу непуганые, — доказывал я майору Пасько, — да и бояться им нечего: наша дальнобойная артиллерия их не беспокоит, авиация тоже. Где-нибудь на тропе можно спокойно прихватить пленного.
Майор внимательно выслушал мои доводы и дал приказ готовить операцию.
План ее мы отрабатывали всем взводом. Решили, что в группу захвата войдут самые опытные — Дмитрий Дорофеев, Николай Расохин, Иван Ромахин и Петя Тришкин. Командовать выпало мне. Остальные разведчики составили группу прикрытия, которая не должна была участвовать в активных действиях и могла вмешаться лишь в случае, если нас обнаружат и будут преследовать.
На сопке, поросшей мелким кустарником, мы начали тренировки группы захвата. Перед разведчиками ставилась задача выбрать место для засады, тщательно замаскироваться и совершенно бесшумно взять человека, идущего по тропинке. Тренировались мы долго и упрямо, пока не стало получаться.
Испытать готовность группы мы пригласили командира полка. По-моему, он не особенно верил в наше мастерство и смотрел на все приготовления с иронией.
Мы попросили майора пустить по тропинке ординарца и следовать за ним в 15–20 шагах, внимательно наблюдая за всем окружающим, дабы засечь действия разведчиков, находящихся в засаде.
Командир полка очень старательно следил за своим ординарцем, шагающим впереди, полагая, что мы будем брать его. Но как только ординарец свернул за поворот, сам майор был мгновенно сбит с ног, прижат к земле. Рот его закрывала широкая ладонь Димы Дорофеева. А ординарец все продолжал идти по тропе, пока ему не крикнули:
— Довольно! В плену твой командир!
Расселись на траве. Майор долго молчал, думал, а потом неожиданно произнес:
— Молодцы, разведчики! Действуйте!
К первому поиску мы готовились старательно и строго. Проверяли все, начиная с оружия и кончая пуговицами (их просто дергали — прочно ли пришиты). Маскировочные камуфляжные халаты дополнительно обшили травой, листьями и ветками. Прежде чем подвесить к поясам алюминиевые фляги, обернули их марлей — любое звяканье могло выдать.
Вечером сдали в штабе личные документы, ордена, медали и получили строгий наказ — в драку не ввязываться и при малейшей опасности отходить.
Это была первая ответственная операция, которой я командовал, и, разумеется, мне очень хотелось оправдать доверие, показать, на что гожусь. Взвод шел еще по своим тылам, а я, пропуская ребят, то и дело интересовался, все ли в порядке, нет ли жалоб. Все были спокойны и бодры.
До пограничников добрались без всяких приключений. Молодой лейтенант, командир заставы, прочитав доставленный нами пакет, рассказал о местности, по которой предстояло идти взводу, показал на карте, где чаще всего патрулировали вражеские группы, и даже проводил нас метров четыреста.
Болота, через которые мы пробирались, были на совесть топкими. Очень скоро все до единого разведчики были мокры по самый пояс. Кое-где пришлось карабкаться на скалы, подставляя друг другу спины. За пять часов мы одолели километров двенадцать. Чтобы попасть в намеченный район, надо было пройти еще столько же. Рассчитав время, на склоне одной из сопок мы устроили привал, чтобы немного отдохнуть и поспать перед работой. Разводить костер я запретил. Курили только под плащ-палаткой — дым от махорки пахнет на сотню метров. Легли, не снимая мокрых сапог, так как по неписаному кодексу разведки спать полагалось в полной боевой готовности, несмотря на самую усиленную охрану.
Четыре часа отдыха и еще четыре часа пути, пока на одной из сопок не обнаружили следы недавнего привала: консервные банки, окурки немецких сигарет, обрывки бумаг. Решили, что тут, вероятно, и ходят вражеские патрули. Заметная тропа огибала болотце и шла дальше, в тыл. Действовали мгновенно — ведь каждую минуту могли появиться враги. Группа прикрытия расположилась у места привала. Группа захвата выдвинулась вперед метров на восемьсот и устроила две засады по обе стороны тропы: Николай Расохин замаскировался с Дорофеевым, Ромахин и Гришкин легли со мной. Затаив дыхание, стали ждать.