Следом за ней, отставая на три шага в зал вошла мастер грации А́йна Шоль, молодая девушка, младше Стриина на три года, но очень талантливая в своей дисциплине. Ее плавные движения, гибкость и пластичность, все это вызывало неподдельное уважение, а уж когда она демонстрировала свои навыки, у всех без исключения парней, что были рядом, защемляло сердце, на столько это рыжая красотка с карими глазами была великолепна.
В след за ней в зал вошел суровый мужчина, с морщинистым лицом, вечно тяжелым и хмурым взглядом, которым можно было колоть орехи, и жёсткими чертами лица. Го́рти Дольтэр был мастером грима. Его мастерство из обычного парня, сделать принца Гарстайского, или из прекрасной девы уродливую старушку, не мог превзойти никто, поэтому его и ценили как лучшего специалиста. Но вот его военный и жестких характер, его методы обучения, через кнут и без каких-либо пряников, порой доводили до кипения и слез многих учеников, а наказания, до которых доходил его хитрый и хладнокровный ум, порой поражали своей безжалостностью и извращенностью.
Четвертый в зал зашел мастер красноречия Пинст Ильмэт. Пожилой седовласый мужчина, с вечно грустным лицом и вымученной улыбкой. Все, кто видел его впервые, ошибочно предполагали, что он, мямля и рохля, но когда надменные ученики, слышали его четкий, как удары барабана, баритон, настолько красивый и мелодичный, что вся спесь сшибалась в туже секунду и они, околдованные голосом скорее оперного певца, нежели пожилого мужчины, начинали внимать его гласу.
Последним в зал вошла волевая женщина, которую за глаза называли мужиком в юбке. Ше́льма Тойн, сильная женщина, которая не чуралась крепкого словца, могла ввязаться в драку наравне с мужиками, и любившая выпивать во всех трактирах города, вдалбливала в учеников, по средства изнурительных тренировок, умения акробатики. Несмотря на ее грубые черты и приличный мышечный каркас, это дама могла ходить по тонкому канату, который даже и не думал рваться под ней, словно боялся той, кто по нему идет. Она могла залезть на отвесную стену, словно ящерица, а уж ее кульбиты в воздухе и на земле, вызывали головокружение и тошноту у любого неподготовленного человека.
Пять уважаемых членов комиссии прошли по ковровой дорожке с каменными лицами и высоко поднятыми головами. Не дойдя до сцены пяти шагов, они свернули налево, где располагался широкий стол, на котором уже лежали бумаги на экзаменуемого, стояли графины с водой, стаканы и красивый канделябр на десять свечей. Не успели члены комиссии сесть на свои кресла и разложить бумаги, как те двери, в которые входили наблюдатели, вновь открылись и в них вошел тот, кто удостоился сегодня чести, пройти испытание на звание актера.
Стриин стиснул подлокотники и зубы, глаза начали метать искры, а в голове крутилась одна фраза: “Ну, госпожа директор, погоди”. По ковровой дорожке уверенным шагом, в полном боевом облачение, с пристегнутыми к поясу кинжалами и сумками шла Астрид Шэль, сегодня утром еще прибывавшая в статусе ученицы Стриина Ольтэро, а сейчас уже кандидатка в актеры. Девушка выглядела спокойной, по сторонам не оглядывалась, не дрожала и всем видом показывала, что она полностью уверена в себе и своих силах. Поднявшись по мраморным ступенькам, Астрид дошла до середины сцены, точнее сместилась чуть левее, уродливая асимметричная башня была уж слишком громоздкой и загораживала обзор, и выпрямилась. Быстрым цепким взглядом она осмотрела комиссию, прикидывая кто на что будет больше обращать внимание, а после сделала очень плавный и низкий поклон. Из-за стола вышла госпожа Еленара и летящей походкой направилась к сцене. Взлетев по лестницам и остановившись от Астрид в двух шагах, она выдержала паузу, а после холодным тоном заговорила.
- Астрид Шэль, – в полной тишине голос Еленары звучал довольно громко и грозно, от чего по телу не вольно пробегали мурашки, – знаешь ли ты, для чего была вызвана в это место?
- Да, госпожа директор, – Астрид молниеносно упала на одно колено, склонила голову и продолжила таким же непоколебимым ровным тоном. – Я прибыла сюда, чтобы пройти испытание веры и силы, и по его завершению, либо уйти отсюда недостойной ученицей, либо гордым актером.
- Знаешь ли ты, что, пройдя испытание и дав клятву, ты уже никогда не сможешь покинуть нашу обитель и отречься от церкви крови. Если твоя воля и вера будут сломлены, и ты решишь предать нас, то платой за это будет твоя жизнь.
Астрид, подняла голову, заглянула в глаза директора, и чеканя каждое слово, в которое вкладывала всю решимость и искренность, произнесла:
<p align="center">
Я актер театра смерти и служитель двух богов,
<p align="center">
Тех богов, что помогли мне, скинуть тяготу оков.
<p align="center">
Бог Хардор, богиня Рэя, им служить вовек клянусь,
<p align="center">
До последней капли крови, смерти я не убоюсь.
Стриин, наверное, только благодаря неимоверной силе воли и сложившейся обстановке, не выругался в слух, хотя даже вечно хмурый и непоколебимый мастер Горти не смог удержать брови на месте, от чего они в удивление уползли вверх. Клятву верности, дают только и только после удачного прохождения испытания. Вначале ты доказываешь силу и способности, которыми ты будешь защищать честь своих богов, а уже после, если сила доказана, ты даешь клятву и проходишь ритуал. Если же дать клятву вначале, то формально будет считаться, что ты уже щит и меч бога Хардора и богини Рэи, и если в этом случаи ты провалишь испытание силы, то будешь считаться недостойным последователем. После такого, в лучшем случаи, за дерзость и гордыню, ученика просто накажут, строго и болезненно, но всего лишь накажут, а в худшем случае…
- Ну дура безмозглая, – ругался про себя Стриин сверля взглядом затылок дурной и взбалмошной ученицы. – Не дай боги, ты испытание провалишь, лично попрошу провести наказание, чтобы ты наконец спустилась со своих розовых облаков.
Еленара, стоявшая все это время на сцене, наверное, единственная, кто вообще никак не изменилась в лице, даже глаза не выдавали в ней никаких эмоций. Казалось, что она отнеслась абсолютно спокойно и безразлична к нарушению порядка экзамена, но это не так. Стриин точно знал, что в душе у этой женщины заскреблись кошки, слишком уж она любила своих актеров и учеников, они были ее единственной оставшейся семьей.