6. Безутешное горе
Гена Голявин страдал от неведения. Его друг Юрик пропал. После работы не позвонил. Бойфренд собирался приехать к нему на деньков три-пять для обсуждения плана совместного путешествия в тёплые края, чтобы продлить лето, зарядиться солнцем и отдохнуть от людских пересудов.
Со Стилистом Голявин познакомился в СПА-салоне, где Гена работал массажистом. Юрик Латун в то время разрабатывал образы для андрогенных моделей, но фактурный материал найти долго не удавалось. Десять сеансов массажа Стилист настойчиво уговаривал Гену прийти на пробу, тот капризно отказывался, набивая себе цену. Массажисту нравился этот странного вида клиент в модных дорогих одёжках, но Гена не хотел показывать, что сразу бросается на всякие предложения. Однажды Стилист встретил массажиста на шикарном белом форде и пригласил на сезонное дефиле в джазовом клубе. И тут Голявин не смог сдержать своего восторга. Ему показали другую жизнь и предложили быть её частью. Разве можно от такого отказаться?
Юрик долго возился с поиском стиля для Гены. Тот терпеливо высиживал часами в кресле, пока Латун подбирал для него грим, соглашался примерять на себя женские платья, и уже через месяц уверенно мог сам выбрать женское бельё для подиума. Ему запретили ходить в качалку, поменяли прическу, сделали маникюр и научили ходить на каблуках. А Латун не переставал шлифовать непростой характер Голявина.
Гена постоянно нарушал график работы. Бесконечные примерки изнуряли его, и только Стилист поддерживал силы своего протеже. Латун ценил голявинскую эстетику поведения на подиуме, нестандартность и способность к самым невероятным перевоплощениям в экспериментах Стилиста. Гена умел слушать и анализировать. Он вдохновлял Латуна и восхищался им.
Друзья все больше сближались, доверяли друг другу свои тайны, и вскоре это доверие стало таким тесным, что отношения их закрепились в ином статусе. Вместе они решили независимо от «Карамелей» пробиться на престижный конкурс, доказать свою творческую значимость и попытаться найти работу в других, более интересных и денежных местах.
Их совместная затея требовала некоторых вложений. Вложения Юрик взял на себя. Он заплатил за ткани, сделал нехилый взнос за участие в конкурсе. Теперь следовало расплатиться со швеёй и кружевницей, выдать аванс моделькам, чтобы они не подвели и остались в проекте. И вот на взлёте активного продвижения к цели друг, вдохновитель, спонсор и просто любимый — исчез без всякого объяснения.
Телефон не отвечал. Гена нервничал, ревновал. На третий день исчезновения друга стал звонить в милицию, больницы и морги. Юрик — как сгинул. Никакой информации вообще.
«Явно что-то случилось», — бормотал Гена, с волнением открывая своим ключом квартиру Стилиста.
Он увидел идеальный порядок и никаких признаков присутствия хозяина. Гена повалился на широкую кровать и, закрыв глаза, завыл:
«Юрик, где ты, Юрик? Надо оплатить буклеты, рекламные листы, визитки. Что делать с нашей коллекцией дальше?»
Но тайный глас не помог ему. Не получив ответов на вопросы, Гена покинул квартиру друга и направился в любимый клуб, чтобы утолить свои печали, вернее — утопить их в парочке стаканчиков виски.
За барной стойкой его чуть отпустило в разговоре с барменом, который иногда угощал Голявина в долг. Но тут рядом за стойку сел засидевшийся в «Карамелях» стажёр Костя Парамонов, который стал хвастаться, что жизнь его кардинально изменилась — ему доверили работу Юрика Латуна, пока временно, но он уверен, что место станет постоянным.
— Будет шикарная фотосессия и целый месяц в Турции, — закончил Костя свои романтические вздохи, как-то странно поглядывая на Гену.
— Ты не хочешь поработать на меня?
Голявин видел стажера насквозь: Костя был хитрый и бесталанный болван. Он ходил по пятам за Юриком и ждал, когда ему отвалятся какие-то крохи от успеха Латуна. В этот раз ему достался целый пирог.
— Как бы ты не подавился своей удачей, — зло прокомментировал Костино сообщение Гена.
— Да ты что? Всем славы хватит, давай лучше выпьем за удачу. И за Юрика.
— За Юрика выпью, а за тебя — нет!
— Зря ты так. Мы с Юриком не ссорились. На последнем дефиле он доверил мне три модели, оценил, что я могу работать на высоком уровне. Да и стажировка моя закончилась. Я по праву принял его место, — пытался понравиться Парамонов.
— А когда ты его видел в последний раз? — сузив глаза поинтересовался Голявин.
— Недели две назад, и потом — ни слуху, ни духу. Признаться, я думал, что вы с ним куда-то слиняли на медовую неделю, — придвинувшись поближе к Гене, прошептал Парамонов.
— Не твоего ума дело, — огрызнулся Голявин и залпом допил виски.
— Да кто ж так пьёт? — усмехнулся Костя. Смаковать надо. Я разбавляю газировкой, букет лучше, вкус раскрывается. А ты как самогонку хлещешь. Виски надо понимать…
— Да заткнёшься ты! Что ты знаешь про виски? Держишь в руке пойло и думаешь, что это виски. Я пью Jamеson, который не разбавляется никакой хернёй типа колы или газировки. И, знаешь, почему? Потому что это — уникальный вид тройной дистилляции. А выдерживается он по-особому, в бочках из-под хереса. Поэтому пьют его в неразбавленном виде и без закуски. И он подаётся в бокалах, а не в стаканах, как здесь. Есть ещё один нюанс — к такому виски нужна хорошая компания. А ты мне — не компания.
7. Вызволение
Утром позвонила мать и веселым голосом спросила: всё ли в порядке дома, оплачены ли счета. Маруся почувствовала, как тревога обняла её голову и стала нашёптывать всякие нелепые истории, которые очень не понравятся маме. Главным персонажем в них выступал Юрик.
День не заладился. Главбух спихнула на неё работу одной из новеньких. Это означало, что личного времени поубавится. На троллейбусном маршруте случилась авария, пришлось ехать с пересадкой. Времени на дорогу ушло больше, чем всегда. Но самое главное ждало её впереди. Войдя в палату, она не нашла своего подопечного.
Его место занимал кто-то, напоминающий бездыханного кита. Не веря своим глазам, Маруся подошла поближе. Конечно, худого пациента с отбитой памятью так раздуть не могло, но она хотела точно убедиться, что это не он. Медсестричка на посту безразлично сообщила, что больного под кодовым названием «Неизвестный» переправили в Новинки.
— Что ж мне не сообщили? Я телефон оставляла, — растерялась Маруся.
— А вы что, жена ему или родственница? Даже имени его не знаете!
Она медленно плелась по длинному коридору и, дойдя до лифтов, увидела знакомую фигуру Матвеевны, которая старательно сортировала половые тряпки возле примостившегося в углу шкафчика.
— Матвеевна, добрый день, — бросилась к ней Маруся. — Вы во вторую смену работали?
— Якая тут «вторая смена»? Здаецца мне, што я тут жыву! — сердито откликнулась санитарка, — Замены мне няма. Працую да ночы. Вось сабралася дамоў, а ў шостай палаце зрабіўся непарадак — Калатушкін абгадзіўся. Мяне і завярнулі.
— Давайте помогу.
— Да ты што, дзеўка? Чужую брыдоту будзеш за проста так грэбаць?
— Ну, мы ж в паре с вами уже работали. Вы мне помогали. Я бы сейчас за своим убирала. Уже как бы настроилась.
Матвеевна развернулась к Марусе и с любопытством протянула ей тряпку с ведром: возьмёт или нет?
Маруся привычно сняла с гвоздика в шкафчике запасной халат и они пошли к несчастному Колотушкину. Вдвоём мыть больного, перестилать постель, переодевать было значительно легче и быстрее. Они справились за 40 минут.
— Божа ж мой, яшчэ гэтую анучу сціраць… — тяжело вздохнула санитарка.
— Не надо стирать. В мешок и — выбросим. Я вам завтра принесу три метра мешковины. Классные половые тряпки получатся.
— Точна прынясеш?
— Абяцаю!
— Ну, гэта па-нашаму, — наконец улыбнулась Матвеевна.
Сейчас, когда они уже в пятый раз намыливали руки хозяйственным мылом, чтобы уничтожить прилипчивый запах, Маруся решила спросить про Юрика.