Итка наклонилась вперед и положила голову на ладони. Данек снова сядет на белый стул у рабочего стола и заговорит негромким голосом, словно извиняясь за то, что он вообще вошел сюда, как будто он, заместитель начальника госпиталя, не имеет права войти сюда, когда ему захочется, и приказать ей что-нибудь сделать, например, вытереть этот всегда влажный стол, на котором готовятся лекарства и инъекции. Когда он вот так садится к столу, у Итки возникает желание спросить доктора, почему у него опять скверное настроение.
А оно бывало у доктора Данека часто.
Он мог бы быть доволен жизнью. Его имя известно в городе и во всей округе. Все, кому предстояло делать операцию, хотели, чтоб их оперировал именно доктор Данек. А он по этому поводу шутил: «Они, бедняги, почему-то не догадываются, что самый плохой официант всегда лучше самого хорошего хирурга».
В нем как будто жили два противоречивых существа. Об этом же говорило и его имя — Петр Данек. «Петр» звучит твердо, а «Данек» — мягко, невыразительно. С одной стороны, этот человек удивительно решителен, особенно когда находится в операционной, а с другой — до странности не уверен в себе, не способен решить в личной жизни даже пустякового вопроса.
Итка перестала думать о докторе Данеке, быстро встала, чтобы, чего доброго, не уснуть в теплом и уютном кресле, и, довольствуясь лишь светом уличного фонаря, проникавшим в комнату, посмотрела на часы. У нее осталось всего несколько минут. Хорошо, что госпиталь рядом. Она заперла квартиру, закрыла калитку и бросила взгляд на возвышенность за бурлящей рекой. На той стороне светились желтые прямоугольники окон здания бывшей семинарии, в котором теперь размещался госпиталь. Гонимые порывистым ветром, над ним летели рваные темные тучи. Картина была не из приятных.
Итка поглубже вдохнула, чистый прохладный воздух и быстро пошла к мосту через реку, несшую осеннюю мутную воду. Неожиданно, заглушая шум ветра, до нее донесся гул. Через несколько секунд свистящий звук, переходящий в грохот, раздался уже над ее головой.
Она посмотрела на небо. Вверху мелькнули зеленый и красный огоньки.
«Наверное, истребитель, — подумала она. — У них тоже ночная смена».
По дороге к госпиталю ей надо было преодолеть небольшой подъем, поэтому, подходя к тяжелым дубовым воротам, она часто дышала, в висках ее толчками пульсировала кровь.
— Итушка, Итушка! — расплылся в улыбке толстый вахтер. — Для такой красивой девушки, как ты, нужны иные развлечения. Разве это дело — дежурить здесь по ночам?
— На такие развлечения у меня нет денег, не родилась богатой, — сердито бросила она ему и побежала по ступенькам к хирургическому отделению.
А потом все было именно так, как она и предполагала. Радио она услышала, еще не открыв дверь.
— Вы что, совсем спятили? — сказала она своим коллегам и повернула рычажок. — Ведь рядом с вами лежат больные!
— Ты пока не жена заместителя начальника госпиталя, чтобы нам здесь приказывать, — поддела ее худая нервная Здена и снова включила радио.
— Слышно же в другом конце коридора, — снова попыталась убедить их Итка, но Здена с Миладой равнодушно промолчали. — Кто со мной дежурит? — спросила она.
Обе дневные медсестры иронически улыбнулись.
— Ну кто же еще! — язвительно ответила Здена. — Конечно, Данек. Причем сам напросился. Придет вместо Рундла. Так что радуйся!
Итка сделала вид, что не заметила очередной колкости, и посмотрела в тетрадь, где отмечалась передача дежурства.
— Никаких изменений?
— Никаких. Ну пока. Приятной ночи, — добавила Здена и поспешила за Миладой в раздевалку.
Итка их уже не видела, доносился только громкий разговор и смех девушек. Они даже не подождали, пока она переоденется. А раздевалка была далеко. Итку охватила злость. Она знала, что стоит ей уйти в эту холодную каморку с плохими вешалками, проку от которых никакого, потому что одежда там все равно мнется, как тут же, словно по закону подлости, начнется свистопляска. Зазвонит телефон, кто-нибудь из тяжело больных пациентов будет звать сестру из-за какой-нибудь ерунды, распустившиеся мальчики, которые после операции уже чувствуют себя хорошо, обязательно придут узнать, когда ужин. Но переодеться все-таки надо…
Возвращаясь из раздевалки, она издали услышала звонок. Вбежав в комнату, схватила трубку телефона:
— Хирургия, у аппарата сестра Гурская.
— Добрый вечер, Итка. Вы дежурите со мной? Вот неожиданность! — Данек уже не считал нужным представляться ей.
Она иронически усмехнулась и ответила:
— Да, это неожиданность. Как тут не удивляться? — Она замолчала, ожидая, что он скажет. Но в трубке слышался только треск. — Алло! — крикнула, она раздраженно.
— Все… все ли в порядке в отделении?
— Еще не знаю. Я только что пришла. Сейчас пойду проверю. А теперь простите, меня ожидают коллеги… надо принять дежурство.
— Ну хорошо… — неуверенно произнес он, и снова наступила тишина.
— Вам что-нибудь нужно, товарищ Данек?
— Нет, спасибо. Я у себя. Зайду к вам попозже.
Она положила трубку и вытерла со лба капельки пота, которые выступили, пока она говорила с доктором. Она нарочно сказала ему, что ее ждут дневные сестры. К этому времени их след давно уже простыл. Если бы доктор Данек вздумал сейчас прийти, он бы очень рассердился. Но не могла же она сказать ему, что обе сестры поторопились поскорее уйти! Итка не любила лгать, но и усложнять кому-то жизнь тоже было не в ее правилах.
Вздохнув, она принялась за работу. Сначала пошла по палатам. Больные приветствовали ее улыбками или дружескими взглядами.
Войдя в палату номер 215, где находился только один больной, которому недавно ампутировали ногу, она оцепенела. Солдат лежал на кровати вытянувшись и тяжело дышал. Она подошла к нему и прикоснулась к его лбу. Он был холодным и влажным. Парень стонал. Итка откинула одеяло. Худое тело больного было в поту, повязка пропиталась кровью.
— Сейчас, сейчас мы вам поможем, — прошептала она и побежала в свой кабинет к телефону. — Доктор, плохо больному с ампутированной ногой, палата номер двести пятнадцать!
Данек, ничего не ответив, положил трубку. Возвращаясь в палату, Итка проклинала Миладу и Здену. Ну хоть бы что-нибудь ей сказали!.. Наверное, они сделали это умышленно, чтобы поставить ее в неприятное положение. Но как же они могли пойти на такое!
Она посмотрела на часы. После смены дежурства прошел почти час. Небрежное отношение к работе было очевидным. Она теперь никому не докажет, что не виновата.
Когда она вошла в палату, доктор Данек уже был там. С минуту он ощупывал рану, потом выпрямился и посмотрел на стоявшую в оцепенении Итку. Они вышли в коридор. Данек был серьезен.
— Я должен позвонить начальнику, ампутацию делал он. Это, собственно, не мой пациент. Приятного мало, но ничего не поделаешь. Позвоните в операционную, пусть приготовятся.
Итка кивнула и пошла по коридору, но он остановил ее вопросом, которого она все время ждала:
— Когда вы принимали дежурство от ваших коллег, они сообщили вам об этом больном?
Итка напряглась.
— Они сказали мне об этом, как только я пришла, но потом меня немного задержали, — ответила она.
— Задержали! — повторил он недовольно. — Есть ли хотя бы соответствующая запись в книге передачи дежурств?
— Нет, — прошептала Итка, опуская голову.
— Теперь не время заниматься этим, но с теми двумя я разберусь.
— В этом виновата я, — возразила Итка.
— Ну хорошо, хорошо! — сказал он нервно, очевидно, разочарованный тем, что она отвергла его протекцию. — Не будем понапрасну терять время. Часам к десяти сварите мне, пожалуйста, кофе. К этому времени мы уже, наверное, закончим.
Он повернулся и заспешил в ординаторскую, где ему предстояло вести по телефону неприятный разговор с начальником.
Приблизительно в то же время, когда доктор Данек звонил по телефону, майор Скала, начальник смены на командном пункте, приказал оператору проверить телефонную связь. Молодой поручик произнес обычное «есть» без всякого энтузиазма. Для этого были свои причины. Впереди целая ночь, а майор Скала вообще не хотел знать, что такое усталость, поручик же отвечал только за радиосвязь и проверять телефонную связь, как какому-нибудь телефонисту, ему вовсе не хотелось. Поэтому он с видимой неохотой взял трубку одного из аппаратов и набрал номер.