Двадцать пятого сентября в Москве, в особняке графини Уваровой, где размещался Московский комитет партии, взорвалась бомба, брошенная анархистами. «Наша задача — стереть с лица земли строй комиссародержавия!» — провозглашали они в своем нелегальном листке «Анархия», открыто объявляя Советской власти «динамитную войну».
Двумя неделями раньше петроградским чекистам с активной помощью железнодорожников удалось предотвратить диверсию на большом железнодорожном мосту через Волхов. Подосланные врагом диверсанты заложили взрывчатку под устои моста, пытаясь затруднить связь Петрограда с базами снабжения.
В Ревеле и в Гельсингфорсе, в ближайшем соседстве с революционным Питером, успели к этому времени образоваться довольно многочисленные и яростно соперничающие друг с другом центры белой эмиграции.
Петроградской чека нужно было с неослабным вниманием наблюдать за всем, что происходит в этих вражеских гнездах.
Чекистам был известен состав «Особого комитета по делам русских в Финляндии», возглавленного князем Массальским, герцогом Лейхтенбергским, бароном Таубе и другими отъявленными контрреволюционерами. «Особый комитет» заседал в Гельсингфорсе, пытаясь распространить свое влияние и на Ревель, а там, в свою очередь, вызревала идея образования собственного комитета с гораздо более широкими полномочиями, чем гельсингфорсский.
Немалый интерес представила полученная чекистами информация о скандальных подробностях создания «Северо-Западного правительства», которое англичане произвели на свет божий с поистине неприличной торопливостью колонизаторов. Стенографическая запись коротенькой вступительной речи бригадного генерала сэра Джорджа Марша не оставляла сомнений в марионеточном характере этого «правительства».
Генерал Марш, как свидетельствовала стенограмма, действовал по-солдатски, отбросив в сторону всякие церемонии. «Союзники считают необходимым создать правительство Северо-Западной области, не выходя из этой комнаты, — заявил он, пригласив будущих „министров“ в английскую военную миссию. — Теперь шесть часов с четвертью, даю вам времени подумать до семи вечера. Вот список лиц, желательных союзникам в качестве членов правительства…»
Своевременно были получены в Петроградской чека образцы денег, напечатанных для Юденича в Стокгольме.
Выпустили их по рисунку художника Шевелева. На фоне огромного двуглавого орла с широко распростертыми крыльями виднелись две неясные фигурки — мужская и женская. По официальной версии, были это Гермес и Гера, древнегреческие боги, но имелось и политическое толкование рисунка. Считали, что художник изобразил на «крылатках» царя Николая и царицу Александру Федоровну.
Впрочем, не это было самым важным. «Крылатки» стремительно подскочили в цене, сделавшись довольно устойчивой валютой. Помогли этому своевременно пущенные слухи о золотом обеспечении новых денег, якобы гарантированном адмиралом Колчаком.
Не стал для Чека неожиданностью и громкий скандал в Стокгольме, разыгравшийся после провала «Лиги убийц». Полковник Хаджи Лаше Магомет Бек давно уже числился в списке разыскиваемых преступников. Автор дешевых бульварных книжонок, был он еще известен как опасный налетчик и обвинялся в вооруженном ограблении банка с убийством трех служащих охраны. Числились за ним и другие преступления, и не зря сбежал он из Петрограда, тайно перейдя финскую границу.
Особое внимание петроградских чекистов по причинам, о которых будет сказано позднее, привлекала деятельность английской секретной службы — «Интеллидженс сервис». И не случайно задолго до осеннего наступления Юденича в Чека начали накапливаться довольно любопытные оперативные материалы, получившие название «Английской папки».
Целый ряд фактов, подчас едва заметных и вроде бы несущественных, подсказывал, что в Петрограде зреет новый контрреволюционный заговор и что возглавляет его некий англичанин.
Располагала Чека и приметами этого агента английской секретной службы, — правда, до крайности противоречивыми, неопределенными. По одним данным выходило, к примеру, что он молодой еще человек, высокого роста, чуть сутуловатый, с худощавым бритым лицом, в красноармейской шинели и в стоптанных русских сапогах. Другие источники утверждали некое сходство агента с Иисусом Христом, каким пишут его на иконах: густая вьющаяся бородка, удлиненные черты лица, грустные глаза. По третьим получалось, что это талантливый пианист, едва ли не виртуоз, и что он хорошо известен в артистическом мире Петрограда.
Контрреволюционным заговорам в ту беспокойную пору никто не удивлялся. Требовалось быстрее их обнаруживать и, главное, еще быстрее обезвреживать.
Тем меньше удивлялись заговорам в Петрограде, справедливо названном десницей и шуйцей революции.
За первые два года после победы Октября Красный Петроград отправил по партийным мобилизациям около трехсот тысяч лучших своих сынов и дочерей. Петроградские коммунары сражались на фронтах гражданской войны, работали в совдепах, чрезвычайных комиссиях, продовольственных и заградительных отрядах. Не было в республике самого захолустного уезда, где бы не действовали закаленные в классовых битвах петроградские пролетарии. Многочисленные мобилизации, естественно, ослабили город и его партийную организацию.
В то же время Петроград, эта недавняя столица Российской Империи, был буквально наводнен «бывшими людьми». Промышленные тузы, купцы, изгнанные с насиженных мест помещики, враждебно настроенное офицерство, родовитая сановная знать — вся эта публика являлась отличной питательной средой для бесконечных интриг и провокаций против власти трудящихся.
Поначалу «Английская папка» не отличалась чрезмерным обилием накопленных в ней материалов. Всего лишь разрозненные факты, смутные догадки, непроверенные гипотезы. Явно не хватало чекистам ниточки, позволяющей приступить к практическим действиям. Пусть тоненькой, пусть еле заметной, это неважно, но все же ниточки, которая рано или поздно выводит на верную дорогу.
Однако логика классовой борьбы была логикой жестокой и неумолимой. Слишком уж заманчиво выглядела возможность подготовить в городе вооруженный мятеж, приурочив его к новому наступлению белогвардейцев. И было бы непростительной глупостью рассчитывать на то, что враги революции не воспользуются этой возможностью, даже если шансы у них будут совсем малы.
Коллегия Петроградской чека поручила «Английскую папку» сотруднику особого отдела Эдуарду Морицевичу Отто.
— Вот что, Профессор, садись-ка и размышляй, — сказал ему Николай Павлович Комаров, начальник особого отдела. — Знаю, что перегружен, что достаточно забот по коллективу, — все знаю… Но придется заняться английскими интригами. Советую взглянуть еще разок на дело Кроми; свяжись с московскими товарищами, а главное — думай, анализируй, ищи… Попробуй себя поставить вместо них, как бы ты сам действовал, с чего начинал… Иногда это бывает полезным…
Профессор смущенно почесал за ухом. Опыта у него, к сожалению, маловато, чекист он еще молодой, и надежнее, пожалуй, доверить «Английскую папку» кому-нибудь из квалифицированных оперативников.
— Ну, дорогой отсекр, не ожидал от тебя, — поморщился Комаров. — Все у нас неопытные, всем надо учиться. Да что ты, сам не знаешь? Давай, давай, впрягайся по-настоящему, а разговорчики эти брось…
— Но я же в интересах дела…
— И я в интересах дела. Нельзя нам проморгать этого заговора, понимаешь. Начинай с сегодняшнего дня, а по партийному коллективу мы тебе подберем замену…
Помимо основных своих обязанностей в особом отделе Эдуард Морицевич Отто был еще секретарем, или, как говорили в ту пору, отсекром, партийного коллектива Чека. И доверие его товарищей, избравших Профессора на этот ответственный пост, было, разумеется, не случайным. Коммунист-подпольщик, бесстрашный партийный боевик, один из самых вдумчивых следователей, начавший работу на Гороховой еще весной 1918 года, — кого же другого могли они выбрать в свои партийные вожаки?
Кстати, и партийная кличка Эдуарда Морицевича относилась к дореволюционному периоду. Профессором его окрестили еще в годы первой русской революции. Заведовал он тогда тайной динамитной лабораторией, снабжал самодельными бомбами вооруженные рабочие дружины, выпускал подпольные листовки, научившись ремеслу наборщика и печатника, а после того как военно-полевой суд вынес ему смертный приговор, умудрился подготовить и благополучно совершить неслыханно смелый побег из одиночной камеры. Партийная кличка с тех пор приклеилась к нему навечно.