И ясный день сменялся мрачным днем;
Но стар иль нов талант — им дорожи,
Цени лишь правду и чурайся лжи.
Иным самим подумать недосуг,
Им важно то, что говорят вокруг;
Они в своих суждениях — рабы
Избитых мнений суетной толпы.
Иной творит над именем свой суд
И разбирает личность, а не труд.
Но хуже всех — бесстыдные дельцы,
Тупые и надменные льстецы,
Те лизоблюды, что нелепый суд
К ушам владыки своего несут.
Не жалок разве был бы мадригал,
Когда б его бедняк рифмач слагал?
Но если то хозяина строка -
Как остроумна! Как она тонка!
Все совершенно в опусе его,
И в каждом слове видно мастерство!
Так, подражая, неуч вздор несет.
Иной ученый муж не меньше лжет;
Кичась оригинальностью своей,
Он чернь клянет и судит в пику ей,
Хотя толпа иной раз и права;
Поистине дурная голова!
Иной все хвалит, что вчера бранил;
Он, видишь ли, умнее стал, чем был;
Ему бы быть немного поскромней -
Нет, завтра станет он еще умней.
Он с Музой как с любовницей живет:
То носит на руках, а то побьет;
Нетвердый ум, мятущийся всегда,
И суд его — не суд, а чехарда.
Мы так умны, что собственных отцов
Сегодня принимаем за глупцов;
А наших сыновей наступит час -
Что думать им прикажете о нас?
Когда-то наш прекрасный Альбион
Схоластами был густо населен;
Влиятельным считался тот из них,
Кто больше всех цитировал из книг;
Все обсуждалось: вера и Завет,
Шел спор о том, в чем, право, смысла нет.
А ныне лишь в Дак-Лейне сыщем мы
Адептов этих Скота и Фомы,
Средь хлама в Лету канувших годин
И столь родных их сердцу паутин.
Меняла даже вера свой костюм;
Не платит разве моде дань и ум?
Иной, желая умником прослыть,
Согласен все приличья преступить
И славу тем снискать себе готов,
Что вызывает смех у дураков.
Иной же мнит, что всех достиг вершин,
И мерит всех людей на свой аршин;
Такой, свои достоинства любя,
В лице другого хвалит лишь себя.
Вражда умов сопутствует всегда
Раздорам в государстве; в том беда,
Что распри партий и борьба идей
Удваивают ненависть людей.
Как Драйдена неистово бранят,
Как атакуют — пастор, критик, фат!
Но здравый смысл, конечно, верх возьмет,
Пройдет пора злословии и острот,
И неминуем воздаянья час.
Приди он вновь, чтоб радовать наш глаз,
Найдутся Блэкмор, Мильбурн и средь нас;
И если б кто Гомера воскресил,
Из мертвых вновь поднялся бы Зоил.
Но зависть, словно тень, лишь оттенит
Величье тех, кого она чернит.
И Солнце тоже застилает мгла,
Сгустившаяся от его тепла,
И гаснет в тьме его слепящий луч;
Но вот светило вырвется из туч -
Еще прекрасней ясный лик его -
И снова дня наступит торжество.
Восславь же первым славные дела;
Нужна ли тех, кто медлит, похвала?
Стихи живут недолго в наши дни,
Пусть будут своевременны они.
Тем лучшим временам пришел конец,
Когда века переживал мудрец;
Посмертной славы нет, увы, давно,
Лет шестьдесят — вот все, что нам дано;
Язык отцов для нас уж устарел,
И Драйдена ждет Чосера удел.
Так, если мысль у мастера ясна
И кисть его искусна и точна -
Прекрасный новый мир творят мазки,
И ждет Природа лишь его руки;
Передает все краски сочный цвет
И мягко сочетает тень и свет;
Когда же образ, сотворенный им,
Пред взорами предстал совсем живым
Подводят краски, их недолог век,
И нет шедевра — выцвел и поблек!
Но зависть побороть не в силах тот,
Кто больше обещает, чем дает.
Бахвалится юнец своим умом -
А где его тщеславие потом?
Так радостно раскрывшийся бутон
На смерть весною ранней обречен.
В чем состоит злосчастного вина?
Бедняга, как неверная жена,
Тревогой платит за восторг стократ,
Чем больше даст, тем большего хотят;
Он всем не в состоянье угодить,
Иным же только может досадить;
И честь свою ему не отстоять;
Невеж способен он лишь испугать,
Кто ж поумнее, те его бегут,
Его честит дурак и губит плут.
Невежество всегда являлось злом,
Как бы не стало знание врагом!
Встарь награждался лучший изо всех,
Тех славили, кто с ним делил успех;
Хоть получал триумф лишь генерал,
Но он солдат венками поощрял.
А ныне кто Парнас ни покорит,
Столкнуть с него другого норовит;
Признанья жаждут множество писак,
Казаться хочет умником дурак;
И с грустью вижу я, глядя вокруг:
Плохой поэт всегда неважный друг.
Как низко смертных заставляет пасть,
Как мучает святая к славе страсть!
Так жаждать славы! В кой же это век
Был так унижен словом человек?
А надо ум с добром бы совмещать,
Грешить как люди и как Бог прощать.
Но даже дух возвышенный порой
Снедаем недовольством и хандрой;
Так пусть же гнев он изольет на зло,
Что вред неизмеримый принесло,
Хоть и опасно делать это в век,
Когда за смелость платит человек.
Нельзя простить бесстыдство никому -
Ни дурню, ни блестящему уму;
Не может циник вдохновенным быть,
Как неспособен евнух полюбить.
В дни праздности, богатства и утех
Сорняк произрастает без помех:
Король в одной любви преуспевал,
Страной не правил и не воевал;
Писали фарсы пэры, между тем
Их содержанки заправляли всем;
У остряка был даже пенсион,
А юный лорд куда как был умен;
Когда же двор комедию смотрел,
Как трепетал прекрасный пол, как млел!
И, право, маски не было такой,
Дабы ушла нетронутой домой;
И скромный веер больше никогда
Уж не скрывал девичьего стыда.
Нам принесла потом чужая власть
Социнианства мерзкую напасть;
Пришел безбожных пасторов черед,
Желающих исправить свой народ
И лучший путь к спасенью преподать;
Свои права отныне обсуждать
Всяк подданный небес свободно мог,
Чтоб самодержцем не казался Бог.
Но мог ли быть от проповедей прок,
Когда плоды их пожинал порок?
Подумать только, что вещали нам
Титаны мысли, вызов небесам
Так оголтело смевшие бросать!
И богохульством полнилась печать.
Ведите с ними, критики, бои!
Мечите стрелы, молнии свои!
Нельзя вину тех извергов прощать,
Кто любит непристойностью прельщать;
Тот всюду зрит разврат, кто в нем погряз,
Как желтым видит все желтушный глаз.
III Будь верен, критик, этике судьи,
Дабы задачи выполнить свои.
Ум, вкус и знанья пользу принесут,
Когда правдив и откровенен суд;
Те, кто способен разделить твой взгляд,
И твоего участия хотят.
Молчи, раз усомнился в чем-нибудь,
А если судишь — тверд, но скромен будь.
Кичливые хлыщи — мы знаем их -
Упорны в заблуждениях своих;
Но ты умей увидеть свой просчет
И каждый день веди ошибкам счет.
Не всякий правильный совет хорош,
Правдивых слов милей иная ложь.
Учись людей учить — не поучать,
Буди умы, чтоб к знанью приобщать;
Когда искусен справедливый суд,
Твои слова одобрят и поймут.
И не скупись на дружеский совет,
Ведь, право, худшей скаредности нет.
Тщеславья ради веру не теряй;
Из вежливости ложь не одобряй;
Не бойся мудрым преподать урок,
Хвалы достойный примет и упрек.
Но кто свободен в критике у нас?
Ведь Апий багровеет всякий раз,
Выходит из себя от ваших слов
И взглядом всех испепелить готов,
Как лютый деспот, чудище на вид,
Что с гобелена старого глядит.
Страшись судить почтенного глупца,
Чье право быть тупицей до конца,
Угодливого барда, если он
За пустозвонство в званье возведен.
Пускай сатирик истины твердит,
А тот, кто книги посвящает, — льстит,
Не больше верят в искренность его,
Чем в одаренность или мастерство.
Не будь судьей нелепости любой,
Пускай глупец любуется собой:
Как ни ругай — ну разве он поймет,
Что сам он не поэт, а виршеплет?
Жужжащие в дремоте дурачки,
Они кружат лениво, как волчки,
Споткнувшись, снова тащатся вперед -
Так, сбившись, кляча исправляет ход.
Какие толпы этих наглецов,
Внимая лишь созвучиям слогов,
Все продолжают сочинять стихи
И напрягают скудные мозги,
Чтоб каплю смысла выдавить из них!
О рифмоплеты, вам ли делать стих!
Да, ныне барды наглые пошли;
Есть критики, что впрямь с ума сошли.
Дурак набитый, уйму разных книг
Он проглотил, но ни в одну не вник,