Заржавленный торчал из раны нож;
Такое зрелище и впрямь бросало в дрожь.
37 Уверившись, что Тревизан правдиво
Рассказывал о гибели людей,
Вскипел отважный рыцарь, и не диво:
Для преступлений не было судей,
При этом, как собою не владей,
При виде жертв нельзя не возмутиться,
И крикнул рыцарь в бешенстве: "Злодей!"
Ты за убийство должен поплатиться,
И с жизнью самому тебе пора проститься!"
38 "Как смеешь ты, - в ответ воскликнул тот, -
Мне угрожать бессмысленным укором?
Как будто каждый смертный не умрёт
Во времени безжалостном и скором?
Зачем дразнить судьбу напрасным спором?
Не лучше ли виновному уму
Смириться с неизбежным приговором?
Сам воздух не противен ли тому,
Кто, выбрав смерть, отверг постылую тюрьму?
39 Неужто путь окажется напрасным,
Хоть человек спешил среди тревог
Домой, измучен странствием опасным,
А перед ним бушующий поток?
Ты сам подумай: разве не жесток
К завязшему в губительном болоте
Тот, кто ему при этом не помог
И отказал в участливой заботе,
Мол, пропадает пусть он по своей охоте?
40 Усопший только может отдохнуть;
И ты признайся: разве не того же
Хотел бы ты, земной изведав путь,
Когда покой тебе всего дороже
И ты дрожишь в твоей непрочной коже,
А жизнь твоя мучительней вины?
Не бойся боли; сладостное ложе -
Могила, брег спасительной страны,
И после жизни смерть как мир после войны".
41 Замысловатой речью озадачен,
Ответил рыцарь: "Жизнь - военный стан,
Где часовому точный срок назначен,
Приказ ему прямой и чёткий дан;
А часовых сменяет капитан".
Ответил тот: "Однако часового
Сменяют, как бы не был воин рьян;
Так Провиденье Божие готово
В один прекрасный день освободить живого.
42 Не Бог ли сотворил Свой мир таким
На небе и земле, где всё живое
Когда-нибудь умрёт? Необходим
Его конец, мгновенье роковое;
Всё движется в пространство гробовое
Среди многообразных перемен,
Не оставляя никого в покое.
Предотвратишь ли неизбежный тлен?
Безоговорочно сдаются смерти в плен.
43 Чем дольше жизнь, тем более ты грешен;
Чем тягостнее грех, тем строже суд;
И потому твой подвиг безуспешен:
Твои победы скорбь тебе несут,
И значит, побеждать - напрасный труд;
Ты всё равно за кровь заплатишь кровью;
Неужто доблести тебя спасут?
Ты подчинён смертельному условью:
Заблудший не придёт к надёжному становью.
44 Зачем стремиться к мнимому становью?
Не лучше ли прилечь и отдохнуть?
Подобна затяжному нездоровью
Жизнь: у неё обманчивая суть.
Не лучше ли зловредный гнёт стряхнуть?
Что значит жизнь: труды, нужда, недуги,
Жар, холод, голод, боль, гоненья, жуть;
Что для фортуны все твои заслуги!
Жизнь отвратительна, и тщетны все потуги.
45 Взвесь, рыцарь, весь непоправимый вред,
Которым подвиг твой вознаградила
Судьба, не оценив твоих побед;
Она тебя на муки осудила,
Во мрак тюрьмы тебя препроводила,
Где жизнь твоя на помощь смерть звала;
Пускай судьба тебя освободила,
Не избежишь ты пагубного зла,
И, право, лучше смерть, чем эта кабала.
46 Неужто, грешник, лучше длить мороку,
Страдать и ждать плачевного конца?
Привык ты, что ли, к тяжкому оброку,
Который гложет нищего глупца?
Суд покарает лживые сердца.
Не изменил ты разве деве нежной?
Дуэсса не прельстила ли слепца
Растлением и суетой мятежной?
И как же избежишь ты смерти неизбежной?
47 Ты думаешь, Господь несправедлив?
Но взгляд Его неколебимо ровен,
А жизнь твоя - преступнейший извив...
В твоих грехах, ты скажешь, Он виновен?
Его закон, однако, безусловен,
И все умрут, герои и цари;
Бежит песок... Так будь же хладнокровен!
Зачем тебе последней ждать зари?
Cмерть - всем скорбям конец. Чего ты ждёшь? Умри!"
48 Был хитроумным словом рыцарь тронут;
Отважного незримый ранил меч;
Казалось, в нём грехи былые стонут,
Их все разбередила эта речь;
А встреча с прошлым - худшая из встреч;
Всегда укор былого обоснован,
Хоть из него уроков не извлечь;
Был рыцарь обессилен, зачарован,
Как будто сладостный исход ему дарован.
49 А злой безбожник всё это узрел;
Поверг он душу рыцаря в кручину
И, не жалея смертоносных стрел,
Разверз пред ним загробную пучину,
Явив ему ужасную картину;
Утратив навсегда сиянье дня,
Свирепому предавшись властелину,
Терзались души, жалобно стеня,
Язвимы бесами средь серы и огня.
50 Очам погибель вечная предстала,
Как будто злую казнь сулил закон,
Всем полыханьем адского накала
Болезненно-тоскливый вызвав стон,
А негодяй лукаво сбавил тон
И показал мечи, верёвки, яды,
Мол, дожидаться смерти не резон,
К твоим услугам все её снаряды,
А гневу Божьему нет на земле преграды.
51 Однако рыцарь мешкать продолжал;
Тогда злодей снабдил его кинжалом,
И тот, как лист осиновый, дрожал
Перед стальным, кровопролитным жалом;
Стремительно, в смятенье небывалом,
Бежала, не предвидя тупика,
И в сердце билась кровь девятым валом,
Ни дать, ни взять, гонец издалека,
И поднялась уже, но дрогнула рука.
52 Сознание едва не потеряла
Красавица от страха и тоски,
Когда на это зрелище взирала,
Однако потрясенью вопреки
Нож выбила из рыцарской руки,
Воскликнув: "Кто тебе грозит уроном?
Тебя же убивают пустяки,
И никнешь ты пред жалким пустозвоном,
Хоть переведаться поклялся ты с драконом.
53 Злодей! Каким стращаешь ты законом
Отважного, чья длань в бою крепка?
Он доблестен, а ты долдон долдоном,
Хоть каплет яд бесовский с языка;
Как благодать Господня велика,
Ты знаешь? Милосерден справедливый,
И как вина земная ни тяжка,
Прощён бывает грешник терпеливый;
Встань, рыцарь, и покинь вертеп сей нечестивый".
54 И рыцарь встал, пустился вновь он в путь;
Едва поверить мог хитрец пещерный,
Что жертва умудрилась ускользнуть;
Повеситься пытался хищник скверный
В который раз, но грех неимоверный
Не позволял злодею умереть;
Ад перед ним зиял огнисто-серный,
Но как ни жутко заживо гореть,
Ждать вечной гибели он должен был и впредь.
ПЕСНЬ Х
46 Там холм служил подножием святыне,
Взметнув обрывистую высоту;
Часовенка виднелась на вершине,
А рядом старец обитал в скиту,
Житейскую отвергнув суету,
В молитвах непрерывных изливался,
Верховную прославив правоту,
Небесным Созерцаньем прозывался
И размышлениям о Боге предавался.
47 Открыть немало истин старец мог,
Хотя с годами ослабело зренье,
Но, не желая знать мирских тревог,
В Творца всмотревшись, видел он творенье,
На солнечное, горнее горенье
Взирая наподобие орла,
А рыцаря сковало изнуренье,