– Вы изумлены? – улыбнулась Хамилла. – Не ожидали такого?
– Признаться, да. – Леонид осторожно пожал руку чеченке и почувствовал, как от этого прикосновения его бросило в жар. Это не ускользнуло и от внимания Хамиллы. В ее глазах появился озорной блеск.
– Есть условности, которые мешают общению. Зачем они? Почему нельзя пожимать руку мужчинам? Почему в ресторане женщины должны сидеть в отдельной комнате? Зачем прятать лицо? Вы же видите, я сегодня без платка.
Шантарский уже не мог сдерживаться и брякнул то, о чем думал постоянно:
– Вы ослепительно красивы. Я не могу избавиться от мыслей о вас. С тех самых пор, как впервые увидел.
Чеченка даже не покраснела, не осадила русского, лишь посмотрела на него с какой-то странной усмешкой.
– Поосторожнее, господин дипломат. Не забывайте, мы здесь не одни.
– Никто для меня сейчас не существует, кроме вас! – с горячностью воскликнул Леонид. Это было совсем опрометчиво. Хорошо, что вокруг было шумно. Разговоры гостей, звяканье стаканов, музыка, которую исполнял пакистанский оркестрик – все сливалось в ровный и тяжелый гул.
– А я думала, что дипломаты более сдержаны, – усмехнулась Хамилла. – Нам следует выбрать другое время для разговора и, пожалуй, место…
– Безусловно! – с энтузиазмом согласился Шантарский.
– Но поговорим не о тех глупостях, которые приходят вам в голову после пары коктейлей, а о вещах более серьезных. Вы упоминали, что посольство хотело бы теснее сотрудничать с нашей диаспорой. Такая встреча была бы полезна.
Что оставалось Шантарскому? Он смутился, судорожно кивнул и пообещал пригласить Хамиллу в посольство.
Вскоре состоялась эта встреча с участием Шантарского, Ксана и советника-посланника Джамиля Джамильевича Баширова. Дипломатам было важно отрапортовать в центр о выполнении поручения «по чеченцам», показать, как они используют инструментарий мягкой силы для налаживания отношений и взаимодействия с местной чеченской общиной, предотвращения возможных эксцессов.
Спустя какое-то время Хамилла подкинула дипломатам идею об учреждении в Пакистане должности почетного консула Чечни. Им готов был стать ее супруг, Идрис Дуррани, человек состоятельный и влиятельный, заинтересованный в развитии торговли между своей страной и Чеченской республикой. В Москве это предложение одобрили с оговоркой: официально, с учетом того, что Чечня является не независимым государством, а субъектом Федерации, она может иметь за рубежом торговых представителей, но не почетных консулов. Хамилла и Идрис не возражали – какая, в сущности, разница, что будет написано в документах. Де-факто Дуррани все равно будут считать почетным консулом. Лучше звучит. В посольстве об этом знали, но не возражали. И впрямь, какая разница?
Хамилла учредила благотворительную организацию «Ночхалла», занимавшуюся «гуманитаркой» – поддержкой беженцев, не только чеченских, но и афганских, сирийских, всех, кто искал убежища в Пакистане.
Чета Дуррани присутствовала практически на каждом посольском мероприятии. В свою очередь Идрис и Хамилла приглашали к себе российских дипломатов. Вот только сердечные дела Шантарского не продвигались. Он переживал, давал себе слово «больше к Дуррани ни ногой», но нарушал его, как только приходило очередное приглашение.
* * *Растаяла ночь, и на Исламабад навалился ослепительно яркий азиатский день. Расположившись в долине между горными грядами, этот город вырос в шестидесятые годы XX века на севере пакистанского Пенджаба. Одна из тех столиц, что строились на ровном месте по воле чиновников и государственных деятелей, тыкавших пальцем в карту и изрекавших: «Здесь будет город заложен».
Из окон домов открывается вид на предгорья Гималаев и Гиндукуша. Макушки зеленых вершин подпирают отчаянной голубизны небосвод. Горожан радуют сочная растительность и освежающие бризы.
Исламабад протянулся на десятки километров геометрически правильными проспектами и улицами. Между ними – тенистые переулки и парки. Здания разные. Небоскребы и уютные особняки для чиновников, бизнесменов и дипломатов. Дешевые лачуги, в которых ютится беднота.
Доступ в дипломатический анклав преграждают полицейские и военные патрули, спидбрейкеры и бетонные надолбы. Французское, американское, египетское посольства – современные, удобные. А вот и российское. Выстроено полвека назад. Облезлые бетонные стены. Окна-бойницы. На флагштоке – трехцветный символ павшей империи.
В то утро Ксан опоздал на работу. Должен же был он получить какую-то компенсацию за прерванный сон! Встал, не спеша позавтракал и только к одиннадцати подкатил к въезду в дипанклав. Еще через пять минут парковался на стоянке посольства.
Административный корпус был выстроен в виде буквы «п». В левом крыле находились служебные помещения, в правом – жилые квартиры и подсобки, а в центральной части – просторный зал приемов. Внутри – уютный дворик с фонтаном и ухоженным палисадником. Пересекая его, Ксан замедлил шаг – его внимание привлекло пение, доносившееся из-за стеклянных дверей. Хотя он торопился, любопытство пересилило. Трудно было удержаться и не взглянуть на тех, кто музицирует в разгар рабочего дня.
Картина, открывшаяся взору Ксана, была настолько необычной, что он застыл в изумлении. В центре зала на мягких подушках восседал Бахыт Бахытович в шелковом халате и тюрбане. Ни дать, ни взять – восточный владыка. Отхлебывал ароматный чай из фарфоровой чашки и снисходительно взирал на танцевавших перед ним женщин в разноцветных шальвар-камисах. Прямо одалиски из «Тысячи и одной ночи». В роли одалисок выступали жены четырех дежурных комендантов.
Конечно, профессионализма им не хватало, извивались они не вполне натурально и не всегда ритмично вихляли бедрами. Однако владыка, мир, эмир, падишах или паша, называйте его как угодно, наслаждался своим гаремом и едва ли захотел бы променять этих любительниц на опытных танцовщиц. Возможно, его привлекала полнота власти над маленьким коллективом, и пусть формы комендантш не были безупречными, они определенно волновали Бахыта Бахытовича. Его взор туманился, а сальные губы причмокивали.
Офицера безопасности возбуждал не только танец. Приятна была и юмористическая песенка «Если б я был султан» из фильма «Кавказская пленница», которую старательно исполняли дамы. Вполне уместная по содержанию.
Ксан догадался, что все это сценическое действо – репетиция номера художественной самодеятельности к вечеру, посвященному Дню защитника Отечества, который в посольстве собирались отпраздновать в скором времени. Он не нашел ничего лучшего, кроме как прервать творческий процесс и с усмешкой произнести:
– Поднимаете боевой дух? Растете над собой? Патриотично и сексуально! Завидное сочетание.
Вздрогнув от бесцеремонного вмешательства, женщины остановились. Лица их выразили неудовольствие от вторжения человека, настроенного явно недружелюбно. Одна из «одалисок» агрессивно вздернула подбородок и смело двинулась навстречу Ксану.
– Приберегите свои комментарии для более подходящего случая. Мы занимаемся своим делом, чего и вам желаем.
Это была тридцатилетняя Настя Караваева, жена ночного возмутителя спокойствия. Полупрозрачная ткань обтягивала ее полную грудь, которую Настя агрессивно выпячивала, чтобы ловить на себе жадные взгляды мужчин. Ее благоверный не возражал, начальник тоже.
– Ладно, – не стал спорить Ксан. – Только шепну пару слов вашему повелителю.
Талдашев отставил чашку, нехотя взглянул на Ксана. Но не встал и Ксана не пригласил сесть – намек на то, что к продолжительной беседе падишах не расположен. Что ж, Ксан без приглашения расположился на одной из подушек.
– Ночью произошел досадный инцидент, о котором я буду вынужден поставить в известность руководство. Один из ваших сотрудников в пьяном виде вломился в соседнее посольство. Другой напился до такой степени, что заснул на рабочем месте. Их начальник не отвечал на звонки.
Талдашев сохранял невозмутимость.
– Что за фантазии? Уверяю, вас неверно информировали. И никому докладывать вам не придется. Владимир Караваев своевременно поставил меня в известность о происшедшем, я уже доложил послу. Если бы вы вовремя приходили на работу, то смогли бы ознакомиться с моей служебной запиской. Впрочем, еще не поздно… Конечно, необходимо сделать выводы, и не сомневайтесь – они будут сделаны.
Бахыт Бахытович мотнул головой, показывая, что разговор закончен. Хлопнул в ладоши, и комендантши вернулись к своему занятию. Настя продефилировала почти впритирку к советнику, победно тряхнула налитыми грудями и смерила его торжествующим взглядом.
Итак, Ксана переиграли. «А этот человек не так глуп, – подумал он, поднимаясь с мягкой подушки. – Быстро соображает, когда на кону его шкура».
Он задержался в дверях и обернулся. Талдашев смотрел ему вслед с нескрываемой ненавистью.