Пока Петя так рассуждал, тёща снова уткнулась в журнал. Близко-близко, чуть ли не носом. Валя с Любой о чём-то там, незначительном, перемолвились между собой. Валя подложила подруге на тарелочку ещё немного угощений.
Петя медленно поводил ложкой в тарелке. Принюхался. Запах всё-таки обалденный. Пустой желудок подсказывал ему, что сейчас обострять ситуацию не следует.
«Борщ всё-таки вкусный. И тёща, в общем-то, не вредная. Подумаешь, муха! Да если на то пошло, каждый человек хоть раз в жизни да вынимал муху из борща. Или из компота».
Петя аккуратно отодвинул муху поближе к краю тарелки, и зачастил ложкой.
В это время Василий, вернувшись домой, супругу дома не обнаружил, зато увидел, что на горящей плите вовсю кипит кастрюля с картофелем.
— Так! К соседям напротив побежала!
Василий достал из кухонного ящика вилку, неуклюже потыкал ею в картофелины и выключил огонь.
А в доме напротив беседа продолжалась.
— Как Ваши глаза, тётя Маша? — спросила Люба. — Закапываете?
Тёща оторвалась от журнала, сняла очки:
— Всё без толку. Вот вдаль ещё терпимо — через дорогу вижу, в огород вижу. Без очков. А вблизи, вот сейчас, почти ничего, будто в пару всё. Сижу, как в бане.
— Тогда давайте все разденемся, — сказал Петька, откусывая хлеб. — Голые посидим.
Валя внимательно посмотрела на мужа:
— Всё-таки, Петя, ты немножко неотёсанный. При маме такие шуточки.
— А что твоя мама никогда в бане не была?
— Да хватит вам, — миролюбиво вставила Мария Семёновна. — Была. И вам советую. Чем чаще, тем лучше. Пар — великая сила!
В это время Василия на кухне обдавали клубы пара. Он сливал в мойку кипяток из кастрюли с картошкой. Делал это неуклюже, обхватив кастрюлю тряпкой и придерживая крышку. Клубы пара били в лицо, Василий морщился и отворачивался в сторону:
— Всё на мою голову!
Беседа в доме напротив, между тем, продолжалась.
— Но здесь же не баня, Петя, — всё-таки добавила Валя осуждающе. — Баню ты в собственном дворе всё никак до ума не доведёшь. Год уже? На предбанник такую площадь разогнал, а зачем, спрашивается?
— Найдётся зачем, — миролюбиво ответил Пётр, оторвавшись от тарелки. Он заметил, что Люба с лёгкой улыбкой наблюдает за ним, как бы исподтишка рассматривает его. Как-то само собой спина его выпрямилась, плечи развернулись. — Да хоть бильярд поставлю. С Василием шары гонять будем.
— Свои собственные, которые из головы повыкатывались? — ласково спросила Валентина.
— Ой, Валя! — неодобрительно качнула головой Мария Семёновна.
— Ничего, там их ещё много осталось, — отшутился Петька. Принялся хлебать дальше.
— Смешные вы все, — засмеялась Люба.
— А если много, то никакой бильярдной. Я сама решу, что там будет. А ты сделаешь.
— Да мне не жалко, Валюш. Хоть залу для торжеств. При свечах гостей принимать будешь.
В это время Василий пошарил дома по пустым кастрюлям и не обнаружив ничего готовенького, только сырой фарш, сглотнул слюну и почесал в затылке. Глянул в окно на дом напротив.
А в доме напротив беседа продолжалась. Валя рассказывала Любе:
— Хоть и трудно маме, а марку держит. Приду с работы — чистота, порядок — муха не пролетит.
— Ага, — сказал Петька, — не пролетит. Упадёт.
— Да какая муха тебя сегодня укусила? — опять повернулась к мужу Валя.
— Пусть попробует. Я её скорей укушу.
Петька отодвинул пустую тарелку с ложкой в сторону и сыто поцыкал языком по зубам. Ругаться не хотелось.
— А Василий где же? — спросил он у Любы.
Но тут раздался лёгкий стук, дверь заскрипела, и в проёме появился Вася.
— О! — сказал Петя.
— Лёгок на помине, — добавила Мария Семёновна.
— Вот она где рассиживает. Так и знал. — беззлобно сказал Вася. — А кастрюля конфорку залила.
Люба схватилась ладонью за свою щёку:
— Забыла! Это я картошку на пюре поставила. Выключил?
— Да выключил, сиди уж. И воду слил. — Вася, ещё не присаживаясь, с высоты своего роста посмотрел на пустую Петькину тарелку. — Может, и мне борща дадите похлебать?
— Вот бессовестный, — сконфузилась Люба. — Сейчас ведь домой пойдём.
— Да проголодался же человек, — сказала Валя, приветливо улыбаясь Васе.
— Ага, — ответил Василий.
— Так покормите же Василия, гостя дорогого, — вставил Петька.
— Садись, конечно, налью, налью, — засуетилась было Мария Семёновна.
Но Валя её остановила, сама быстренько поднялась, и через минуту перед усевшимся за стол Василием появилась полная до краёв тарелка. Запах обалденный! Василий потянулся в центр стола за куском хлеба, мельком, уже вблизи, взглянул на пустую Петькину тарелку и вдруг увидел на её дне, поближе к краю, рядом с одинокой длинной капустиной, скрюченную неподвижную муху.
Вася был, конечно, не такой уж, прям, интеллигент, но… Он неожиданно убрал назад руку, протянувшуюся за хлебом, откинулся к спинке стула.
— Я… это… В общем, я неожиданно понял, что уже сыт.
— О! — округлил глаза Петька. — А секунду назад не понимал?
— Так ведь пищеварение… Сытость после приёма пищи не сразу проявляется.
— Где ж тебя накормили? — удивилась Люба.
— Совсем забыл сказать. В поселковой столовой. С Петровичем, с нашим завхозом, сейчас заходили, котлет заказывали. Вкусные.
— Да с чего это вдруг? — Люба прямо-таки поразилась. — Я ж дома уже фарш приготовила.
— В самом деле, — поддержала подругу Валя. — Она ведь к нам за сухарями прибежала.
— Да чистая случайность, — Вася помедлил, соображая, как бы сказать. — Мимо столовой с Петровичем шли, а тут повариха на пороге, у нас, мол, сегодня дегустация разных блюд, не проходите мимо. Прямо дорогу загородила.
— Тьфу! — сказала Марья Семёновна. — Они их там неизвестно из чего варакзают. Наполовину из мух, небось.
— Это точно, — сказала Валя. — Машка Зубанкина — баба нечистоплотная, кто её только в поварихи засунул? От одного только её фартука с этими жуткими жёлтыми разводами на животе меня уже всю передёргивает.
Валя даже брезгливо, слегка картинно передёрнула плечами перед Василием и тут увидела муху в мужниной тарелке. И всё поняла. И замолчала.
Разговор как-то сам собой свернулся, и Люба с Василием вежливо откланялись, прихватив сухарей.
Валя ничего дома больше на эту тему не сказала, молча собрала тарелки и унесла их на кухню.
«А что тут говорить? Мама не виновата, она всегда очень аккуратная. Случайность. И Петька тоже ни в чём не виноват. Хотя, конечно, мог бы как-то сразу эту тарелку с глаз долой убрать. Балда Иванович. Ну погоди же!»
Валя мыла тарелки на кухне и иногда вытирала всё-таки набегавшую на глаза обидную слезу.
«Ну надо же! Теперь чёрте что будут про нас думать, что мы тут… что у нас тут…».
Чуть позже Валя всё-таки сказала матери про муху.
— Ох, неудобно, — охнула Марья Семёновна. — Но ведь ничего не переиграешь, чего ж теперь…
Помолчала и добавила:
— А Петя, значит, перемолчал. Деликатный какой. Но это при Любе. Без неё не преминул бы… Да ладно, ты его уж сегодня не цепляй.
…Потом, когда Валя вошла в спальню, Петька, обнажённый, уже ожидал её в постели. Без всякого там «Якова» откинул лёгкое одеяло, которым прикрывался. А что? Он муж, она жена.
— Иди сюда, моя принцесса.
— Зубы почистил, принц? — спросила Валя.
Петька охотно и весело поклацал белыми зубами, подзывая Любу к себе указательным пальцем.
— Ну так поворачивайся зубами к стенке, — продолжила она. — И так до утра, понял? Пентюх! Почему тарелку с мухой сразу же не убрал с глаз долой?
Петька обиделся:
— Меня же мухой чуть не накормили, и я же ещё и виноват!
Обиженно засопел и отвернулся к стенке.
Но вскоре Валя оттаяла, легонько толкнула его в бок, а уж он ждать себя не заставил.
Василий с Любой тоже уже лежали в постели, он обнимал её за плечи, пытаясь притянуть к себе. А она всё не могла успокоиться:
— Так никакой столовой не было?
— Нет, конечно. Из-за мухи всё придумал.
— Однако, складно же ты сочинил про столовую. Даже я поверила. Ты и меня так обманывал, и не раз, да?
— Ну не начинай снова, Люба. Я же тебе пообещал.
— Что пообещал? — требовательно спросила она, хотя прекрасно понимала, что он имел ввиду.
— Что больше не изменю тебе. Никогда.
Утром Люба кормила Василия завтраком. К чаю ему — бутерброд с маслом.
— И мёдиком сверху, — попросил Вася.
— Мёду на масле не сидится. Заляпаешься весь. Лучше из чашечки, ложечкой, хорошо?
— Угу, — кивнул Вася. Он изучал содержание местной газеты.
— Опять в газету уткнулся.
— Надо же знать, что в районе творится.