Эти свои мысли Грэм поведал Оге, когда они вдвоем устроились у костра, чтобы сообразить какой ни есть ужин. Ванда не соизволила снизойти до стряпни, велела парням самим все сделать, после чего скрылась в шатре.
— Добрый какой, — ехидно отозвался Оге, выслушав монолог Грэма, и помешал варево в котле. — Просто поразительно. Ты, случаем, не странствующий рыцарь?
— А что, похож?
— Ну… вообще-то нет. Ты ни на кого не похож, честно говоря. Никак не могу сообразить, кто ты такой. А почему тебя заботит наша судьба? Ты так любишь ближних своих?
— Не очень.
— А что тогда?
— Да жалко мне вас, — усмехнулся Грэм. — Убьетесь ведь.
— Добрый какой, — повторил Оге. — Жалко ему… Вот слышала бы Ванда, она бы тебе устроила, мало не показалось бы. И вообще, нас не так просто убить!
— Ага, а подозрительных путников в лагерь проводите, даже оружие не удосужившись отнять…
Оге стремительно покраснел. Он вообще краснел часто и быстро, как и все рыжие на свете.
— Ты же ничего плохого не сделал…
— Но мог. Слушай, Оге, а что вы тут вообще делаете? Кругом касотских отрядов — тьма! Долина, как я понимаю, ими оккупирована. Вы от своих отбились?
Оге почему-то смутился. А чтобы скрыть смущение, грозно нахмурился.
— Да… Нет… Что-то вроде. Слушай, не приставай с этим, а?
— Военная тайна? — усмехнулся Грэм.
— Вот именно! Хочешь узнать — спроси у Ванды. Может быть, она тебе и расскажет. Хотя лично я сильно в этом сомневаюсь…
— А почему — у Ванды? Она здесь командир?
— Ну… да. Наверное.
— Любопытно… — пробормотал Грэм. — Она же совсем ребенок… А ты небось офицер, а?
Вообще-то, никаких нашивок он не видел ни у кого из четверки. А значит, даже если они и были офицерами, то не желали это афишировать.
— Не твое дело, — сердито мотнул своими патлами Оге. — Сказано тебе — к Ванде приставай! Я ничего не скажу. Что до ее возраста… — он почему-то понизил голос. — Этот ребенок, если хочешь знать, будет страшнее касотского магика.
— Да ладно тебе.
— Ты ее просто не знаешь. А я с ней тесно общаюсь уже много лет, так что можешь мне поверить.
— Она — твоя сестра?
— Сестра? — повторил Оге в священном ужасе. — Сестра! Благодарение Тса, нет! Только такой сестры мне и не хватало!
— Ты заставляешь меня думать, что ваша Ванда — просто монстр какой-то, — усмехнулся Грэм.
— Нет, конечно, не монстр… Но иногда на нее находит. И тогда лучше на глаза ей не показываться.
Интересная компания, однако. В командирах — девушка, едва вышедшая из детского возраста… и тем не менее, более страшная, чем касотский магик. Если, конечно, верить словам Оге. Магиков, хотя и не касотских, Грэм видел; мало того — общался с ними довольно близко, — и поэтому решил, что его болтливый собеседник преувеличивает. Причем сильно.
— А ты видел когда-нибудь касотского магика? — не удержался Грэм.
— Э? К чему ты клонишь?
Кажется, он уже не помнил, о чем говорил минуту назад. Что ж, бывает. Язык — как помело, а в голове — ветер… Ладно, подумал Грэм, переменим тему.
— Оге, а какой у тебя титул?
— Что? — удивился Оге. — С чего ты взял?
— У тебя на лбу написано.
— Нет, правда!?
— Оге, ну что я, повадки нобиля не отличу?
— А что, очень заметно?
— Заметно. Так какой?
— Не скажу, — гордо надулся Оге. — Военная тайна. Вот если Ванда скажет… Кстати, а ты сам-то?..
— Что — я сам? — Грэм приподнял бровь. — Уверяю тебя, у меня титула нет. И никогда не было. И, надеюсь, не будет.
— Хм… Хороший ответ. Можно истолковать как угодно… впрочем, твое дело. Вот только лошадь и меч у тебя слишком хороши для простого бродяги. Если ты даже не наемник…
— Глазастый какой, — пробормотал Грэм.
— Может, ты их украл? — хищно спросил Оге.
Не в бровь, а в глаз, подивился Грэм. Вот тебе и «лопух».
— Может быть, — отрезал он, чтобы пресечь поток внезапных озарений собеседника.
Оге осекся, сделал скорбное лицо и поднялся с камня, чтобы еще раз помешать варево. Подул на ложку, глотнул и с минуту стоял с задумчивым видом, возведя глаза к небу. Потом вздохнул душераздирающе. Грэм следил за ним с неподдельным интересом, покусывая сорванную под ногами травинку.
— Кажется, готово, — объявил Оге торжественно и тут же похоронным тоном добавил. — Но я в этом не уверен.
— Ты что же, не стряпал никогда раньше?
— Не-а.
— Что ж тебя кашеваром-то поставили? — усмехнулся Грэм.
— Вообще-то провиантом заведовала Корделия… Сейчас она не может, а у остальных еще хуже получается.
— Даже у Ванды?
— Ага.
— Н-да, — озадаченно сказал Грэм и забрал у собеседника ложку. В котелке оказалась фасоль, разваренная в кашу и порядком пересоленная. Грэм попробовал ее, решил, что есть можно, и вернул ложку Оге.
— Перестарался, — сообщил он. — В следующий раз не отвлекайся на разговоры, а смотри за едой получше…
— А по-моему, нормально, — отозвался Оге. — Ну что, пора звать к ужину?
Через десять минут вокруг костра собрались трое медейцев (Корделия отлеживалась в шатре), к ним присоединился Грэм, которого, конечно же, пригласили к трапезе. Огонь затушили, чтобы не выдавать себя больше дымом. К тому же, смеркалось, и отблески пламени могли послужить отличным ориентиром в темноте.
— Придется несколько дней посидеть на сухом пайке, — сказал Ив, когда все принялись за еду. — Хватит сегодняшней глупости. Мы сами ищем себе неприятностей.
— На сухом пайке! — сморщился Оге. — Я не согласен.
— А я и не спрашиваю твоего мнения. Я ставлю тебя перед фактом. К тому же, тебе не помешает немного похудеть.
— Нет, помешает! Если я похудею, я уже не буду таким красивым! Правда, Ванда?
Но Ванда, казалось, его не слышала. Она сидела, словно забыв о тарелке в руках, и задумчиво смотрела на Грэма. Его, впрочем, она тоже едва ли видела, но это не мешало ему в ответ смотреть на нее, не отрывая глаз. Внутри у него что-то переворачивалось.
— Але! Ванда! — возмущенно воскликнул Оге. — Ты меня слышишь или как?..
— А? — девушка вздрогнула, выведенная из задумчивости его громким голосом. Она заметила устремленный на нее пристальный взгляд Грэма и покраснела (она ведь тоже была рыжей и краснела буквально по любому поводу). — Что ты говоришь?
Грэм тоже смутился (Безымянный меня побери, подумал он, до чего дожил!) и отвернулся. Опыт общения с девушками у него был небогатый. Очень небогатый. А тем более, с девушками, которые ему нравились бы.
— Уже ничего, — сварливо ответил Оге, не заметивший обоюдного смущения. — А вообще, меня тут хотят морить голодом.