– Не знаю, – возбужденно и громогласно говорил Валерий Иванович, – всем, вроде бы, понравилось, все, вроде, даже в восторге. Но мне самому было как-то неловко. Не комфортно. В каждой сцене, каждый миг мне не хватало тебя, дружок, – это он обращался к маме. – Варвара, конечно, молодец, и, в принципе, она неплохо сыграла, но с тобой, я-то знаю, это был бы настоящий шедевр… – Приятно было ощущать, что он ни капельки не льстит, а говорит действительно то, что думает. – А так… – продолжал он. – Сдал, и слава богу. Даже, наверное, критика хвалить будет. Но как только ты сможешь, я обратно введу в спектакль тебя, и вот тогда посмотрим…
– Напрасно ты так настроен, Валера, – улыбалась мама, накладывая всем свой замечательный сметанный салат из желтых помидоров с жареными кальмарами. – И ты не справедлив. Варя очень талантлива, и не надо ее обижать. А для меня роли еще найдутся…
– Да, кстати! – вскричал Валерий Иванович, – что это я все о себе, да о спектакле! Сережа, дорогой, открывай шампанское!
– Дайте мне! Дайте я! – запрыгал вокруг стола Генка и потянул лапы к бутылке. – Чтобы стрельнуло!
– Пусть откроет? – предложил я.
– Да пусть, конечно! – согласился Валерий Иванович. – С прилетом, Сережа! С возвращением! Ну, и как там?… – и тут же разочарованно махнул рукой. – А-а! Вам же ничего нельзя рассказывать!
Да, о Рамаде гражданским пока ничего конкретного рассказывать нельзя. По идее, ему и маме нельзя рассказывать даже о том, что живет тут, у них под носом. Теперь-то я знаю, откуда оно взялось.
«Да ты мне в прошлый раз, помнишь, штуковину красивую подарил, блестящую, сказал, что это плод какого-то инопланетного растения? – кололся по дороге домой Генка. – Там я его личинку и нашел, выкормил и воспитал…»
Господи, ты, боже мой. Сколько раз нам повторяли: из космоса на Землю – НИЧЕГО! НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ! Но мы всё тащим. Правдами и неправдами. Как-нибудь да протаскиваем. Каждый хоть раз да приволок оттуда какой-нибудь «сувенир».
«Я, главное, потом нашел фотографию этой штуки в одной сетевой базе, – продолжал он. – Оказалось, это шишка рамадской лиственницы. Я сразу догадался, что там ты и служишь…»
«Ох, уж эта мне утечка! Ох, уж эти чертовы гражданские ученые!»
«Стоп! – сказал я, когда мы подошли к самому дому. – Генка, скажи, ты уверен, что он безопасен?»
«Да конечно! Он добрый! Тупой только, зато все мыть любит, и все, что хочешь, съест. Хоть железо, хоть помои. А без спроса ничего не тронет. За полгода ни разу такого не было! Мама уходит, говорит, – «Помой пол». Только она вышла, я зову: «Мелкий, Мелкий! – Он приползает, я ему: – Съешь всю грязь с пола и весь мусор!» Мама приходит – чистота и порядок…»
«Подожди. Откуда он знает, что такое «грязь» и что такое «мусор»?
«Да он все понимает! Он ласковый. Только лом недавно съел. Нечаянно».
Ёлки! А мы их там мочим, как последних паразитов, давим, как клопов. А он, видите ли, «ласковый и все понимает»… С ним, видите ли, в контакт надо входить и жить душа в душу…
Вдалеке зажужжало, и на горизонте появилось желтое пятнышко маминой элки.
«Генка, – сказал я торопливо. – Да ты соображаешь ли, черт полосатый, что ты весь космос с ног на голову перевернул?!»
«Ничего я не переворачивал, – пожал плечами Генка, – я просто пол не люблю мыть».
… – Сережа!
– А? – очнулся я.
– Ты уже на Земле, – улыбнулась мама. – Давай-ка чокнемся. За приезд. Хотя, я, конечно, сок. Ты, надеюсь, надолго?
Я глотнул шампанского и сказал:
– Нет, мама, мне уже завтра придется уехать. И вам бы тоже надо. Скоро тут будет немножко неуютно…
Я вздохнул. Придется все-таки нам все им рассказать. Прямо сейчас. А куда деваться?
– Да, кстати, – вспомнил я, оттягивая неприятное. – У меня же есть для всех подарки…