"Разница между местом назначения и местом выброски двести километров, - размышлял Рабцевич. - Следовательно, чтобы добраться до Кировска в обход фашистских гарнизонов, надо прибавить еще столько же, если не больше. Да-а, не весело!"
- Что будем делать, товарищ Игорь? - спросил Линке.
- Посоветуемся с Центром, - коротко ответил Рабцевич.
- Как? - удивился Змушко. - У нас же рация вышла из строя.
- А что, разве радист не починил?
- Где там: еще в самолете, когда уходили из-под огня зениток, видно, от удара повредилась; а потом, приземляясь, добавили... Всю рацию, как есть, перебрал, а она, проклятая, хоть бы пискнула.
- Надо посоветоваться с бойцами, - решительно сказал командир. Отец, - подошел к старику, - ты поешь, не стесняйся, а мы о своем потолкуем.
Они отошли в сторону, расселись.
- Так вот, товарищи, ситуацию вы знаете, - сказал Рабцевич. - Что предлагаете?
Командир не торопил людей. Вопрос был серьезный, его следовало тщательно обдумать.
- Куда ж денешься, - сказал наконец Рослик, - надо пробираться к месту назначения.
- Это двести-то километров, когда кругом фашисты! - возразил Линке. До линии фронта ближе. Доберемся до своих, а уж оттуда - на место.
- А я думаю, нам здесь следует обосноваться, - запальчиво настаивал Пикунов. - Сами посудите, не все ли равно, где бить врага - здесь, там, важно бить его! Ко всему прочему, дед поможет нам подыскать подходящее место для базы и связаться с местными жителями.
- А можно ли ему верить? - спросил Змушко, не скрывая настороженности.
- У нас еще есть время его проверить, - не отступал от своего Пикунов, - я берусь за это.
Рабцевич закурил. Заговорил тогда, когда высказался каждый.
- Так вот, - начал он раздумчиво и тихо. Проницательный взгляд его серых со стальным отливом глаз из-под белесых бровей обежал лица бойцов. Будем пробираться к месту назначения, иначе нельзя, товарищи. Командование послало нас в Белоруссию, значит, там мы сейчас нужнее...
На том и порешили. День группа переждала в перелеске, а с наступлением ночи отправилась в путь.
Целых два месяца двигались к цели. Шли ночами, по возможности избегая столкновений с фашистами. Чего только не нагляделись за это время.
Попадались целые деревни, безжалостно уничтоженные фашистами, обгорелые трупы людей, заброшенные, заросшие лебедой поля...
- Да сколько же мы будем смотреть на все это?.. - не выдержал как-то Пикунов. - Черт подери, или мы не бойцы, или у нас оружия нет?..
Зашумели остальные.
- Ну в самом-то деле, долго ли еще будем оставаться сторонними наблюдателями?
- Когда начнем действовать?
Рабцевич понимающе вздохнул.
- Всему свое время, товарищи. Отомстим! За все отомстим! У нас с вами свои задачи, свое важное дело.
С каждым днем ему все труднее становилось сдерживать ярость бойцов, но он упорно вел их к намеченной цели.
А путь был тяжелый: бесконечные болотные топи, реки и речушки: Ипуть, Беседь, Сож, Днепр, Березина... И у каждой свой норов. Приходилось искать брод или бесшумно валить лес, вязать плоты. Вот где опять выручили парашютные стропы!
Первая встреча с партизанами состоялась в Кировском районе, недалеко от деревни Столпище. В лесу обнаружили группу вооруженных людей. Щелкнули затворы... "Кто такие?" Оказалось - дозор партизанского отряда имени Сергея Мироновича Кирова. Радость всех охватила такая, какая бывает лишь при встрече близких или хороших знакомых, друзей. Партизаны и десантники обнимались, целовались, смеялись...
- Теперь веди нас к своему начальству, - немного успокоившись, сказал Рабцевич старшему дозора - высокому узкоплечему парню.
- Сейчас и двинемся, - неспешно проговорил партизан и что-то шепнул своим товарищам, которые сразу же скрылись в подлеске.
Вечерело. Солнце так прокалило землю, что она дышала обжигающим зноем. Однако бойцы не чувствовали духоты. Шли так, словно и не было позади долгого изнурительного пути. Да и ничего удивительного, так уж устроен человек: стоит завидеть или почувствовать близкую цель, как враз забываешь обо всех невзгодах и прежде всего - об усталости...
Вышли из лесу. На взгорке увидели первые хаты деревни.
Тянуло сладковатым дымком, слышалась песня. На душе у всех стало почти празднично. Шутка ли, опасались даже говорить, а тут поют... Еще прибавили шагу. Оказалось, у последней избы собрались парни и девчата. На широкой завалинке сидел рыжий паренек и громко играл на гармошке. Синяя рубаха расстегнута, милицейская фуражка сдвинута на затылок, из-за спины торчит дуло немецкого автомата. Глаза у паренька мечтательно полузакрыты. Рядом с ним девушка озорно выводит:
Гармонист, не зови,
Сказки не рассказывай,
Ты чего-нибудь взорви,
А потом ухаживай...
Пикунов, обласкав девушку взглядом, от удовольствия даже крякнул.
- Ай да дивчина, хорошо поет!..
Десантники рассмеялись.
В это время группу обогнала тройка верховых. Лицо первого, бронзовое от загара, худощавое, Рабцевичу показалось знакомым. Конник на полном скаку осадил лошадь, с проворством бывалого наездника слетел с нее, лихо бросил поводья товарищу.
- Кого ж я бачу!
Рабцевич нерешительно шагнул навстречу. Потом вдруг раскинул руки. Человек в немецком кителе, перетянутом ремнями, в гражданских брюках, в сапогах, с биноклем на груди, полевой сумкой на одном боку и маузером в деревянной кобуре на другом оказался земляком и партизанским другом времен гражданской войны.
- Комар, Герасим Леонович! - воскликнул Рабцевич. - Неужели ты?
Обнялись. Их сразу же обступили бойцы группы, партизаны...
- Откуда объявился, Маркович? - тискал и тормошил его Комар.
- С Большой земли, Герасим. - Еле высвободившись из жарких объятий друга, Рабцевич представил ему Линке: - Мой комиссар - Карл Карлович Линке.
- Немец? - не сумел скрыть удивления Комар и пристально оглядел несколько растерявшегося Линке.
- Антифашист, коммунист, - пояснил Рабцевич.
Познакомившись со Змушко и бойцами группы, Герасим Леонович вдруг пробасил:
- Вот, бисов сын, что ж мы посеред шляха стоим, а ну марш в хату! Он тут же дал распоряжение всаднику, державшему его лошадь, устроить бойцов группы на ночлег, а сам, взяв Рабцевича под руку и все еще не переставая удивляться встрече, повел его и заместителей в штаб.
В одной половине просторной хаты жили старенькая хозяйка да муж ее, в другой - комиссар Комар и командир отряда.
- Располагайтесь! - Герасим указал на скамейки, окружавшие большой дощатый стол, выскобленный до желтизны, и пошел на хозяйскую половину.
Горница была большая, светлая. В переднем углу висела икона, покрытая расшитым полотенцем, на стене - две большие, неумело раскрашенные фотографии мужчины и женщины, под ними - фотокарточка улыбающегося подростка; чуть ли не полстены, отделявшей хозяйские комнаты, занимала побеленная русская печь, от нее тянуло теплом, - должно быть, недавно стряпали, топили ее; у глухой стены стояли две накрытые одеялами кровати...