- Ну, что у вас в Европе? - спросил Долинин, сбрасывая полушубок.
- Музычка, - ответил Терентьев, закуривая самокрутку вершка в три длиной, и выпустил густейшее облако зловонного дыма. - Гарный тютюн!
- Нас тут голодом душат, в траншеях гнием, по немецким тылам на брюхе ползаем, а союзнички веселятся! - Солдатов зло стукнул кулаком по крышке приемника.
- Разобьешь, - сказал Долинин. - Бедный ящик ни в чем не виноват.
Солдатов махнул рукой. Мысли его были мрачны. Оп только что рассказывал Терентьеву о могилах под берегом Славянки, в которых зарыты сотни жителей Славска, о виселицах перед дворцом, о застенке, устроенном гестаповцами в крепости.
Долинин не знал об этом разговоре, настроен был бодро и сильно проголодался.
- Ого! - воскликнул он радостно, увидев в руках выходившего из-за перегородки Ползункова огромное блюдо жареной картошки. - Пом-де-тер! Земляные яблоки! Ты гений, Алешка. Не на бензин ли выменял, как прошлый раз?
- Что вы, Яков Филиппович! - возмутился Ползунков, ставя блюдо на стол. - Бензин! А есть ли он у нас, спросите сначала. Добыл вполне честно. Для такого случая... Товарищ Солдатов месяца три у нас не был. Не сомневайтесь, Яков Филиппович, кушайте.
- Ну, смотри у меня. Где вилки?
- Так всухую и будем? - по-прежнему мрачно спросил Солдатов, пытаясь поймать на вилку хрусткий кружок картофелины. - Жадничаешь?
- Почему всухую? - Долинин обеспокоился. - Ползунков, у нас же еще оставался фондик?
- Оставался.
- Ну и давай его сюда. Для себя приберег, что ли?
- Нападаете вы на меня сегодня.
Шофер вздохнул и полез под кровать. Минуты две он ворчал там, что, дескать, возись, как проклятый, с машиной, для которой бензина нормального не могут достать, - через копоть на черта стал похож, харкаешь нефтью, а благодарности никакой, одни нарекания. В конце концов из старого валенка были извлечены две бутылки и водружены на стол.
- Вот и весь фондик.
- Горилка оковита!
Терентьев встряхнул одну из бутылок, ловким шлепком ладони по донышку вышиб из нее пробку и взялся за другую.
- Особенная, довоенная!
Ползунков, подчеркивая обиду демонстративным молчанием, порезал тонкими ломтиками несколько сморщенных, перекисших огурцов, и ужин начался.
- Зачем звал? - спросил Пресняков Долинина, с удовольствием пробуя картошку.
- Сначала ты расскажи, что у тебя там случилось?
- Чуть один тип не разжалобил. - Пресняков достал из планшета листки клетчатой бумаги, отобранной у оборванца, разложил их на столе. - Что это, по-вашему?
- Это? - Долинин на минуту задумался. - Это план села.
- Какого села?
- Того самого, в котором мы сейчас едим картошку, добытую вполне честно. Вот райком, отмечен крестиком. А это, наверно, твое отделение, тоже крестик. Дальше - штаб артиллерийской бригады, школа... Так?
- А утюги возле берегов, эти самые плешки, - указал Батя на овалы, канонерки.
- Примитив, - с досадой отмахнулся Солдатов. - Очередного подлеца поймал. Какой-нибудь идиот, завербованный немцами в Ушкине или в Славске. Перебросили его сюда под видом безнадежного дистрофика. В чем же тут сомневаться? Все ясно. Слоняется, чертит свои каракули. Крестов понаставил, корабли отметил. Потом по ним артиллерия ударит. Хоть бы колокольню вы взорвали: ориентира бы не было.
Ну, знаешь, в тебе, Наум, скрыты великие таланты! - Пресняков даже руками развел. Он стал рассказывать о том, как был задержан оборванец, как обнаружили у него эти листки с чертежами.
- А что, Курочкин у меня орел! - заметил Терентьев самодовольно.
- Орел, - согласился рассеянно Пресняков. - Да Казанков еще помог со своим портсигаром. Лазутчик этот, видать, начинающий, необученный.
- Трус. Запугали его там, в Пушкине, заплечных дел мастера, - сказал Солдатов. - Трусы - самый благодатный материал для вражеской разведки.
Долинин вилкой рисовал что-то на потертой клеенке стола, покусывая губы.
- Знаешь, - заговорил он, - мой разговор с тобой, Пресняков имеет прямую связь с этим делом. Наум, видишь ли, привел одноглазого парня, который никому из наших не знаком.
- А фамилия, прошу заметить, у этого циклопа - Цымбал, - вставил Терентьев. - Виктор Цымбал. Какая-то заграничная фамилия.
- Совсем не в фамилии дело, - прервал его Долинин. - И, может быть, за парнем этим ничего предосудительного нет. Но надо проверить. Я тебя, Пресняков, о том и прошу: проверь.
- Правильно, - сказал Пресняков. - Будет сделано.
- Чепуха! - обозлился Солдатов. - Я достаточно проверял. Не треплите человеку нервы. Мало вам выбитого глаза?
- Нервы трепать нужды нет, - возразил Долинин. - Но проверить можно и нужно... А теперь, - заговорил он другим тоном, - послушайте, товарищи, я вам некий планчик разовью. Конечно, сами мы ничего не сделаем, но если этот планчик представить в штаб армии да там его одобрят, то кто знает?.. Сегодня Лукомцев, сказать по правде, не очень-то воодушевился. Да ведь я ему ни чего толком и не рассказал, самому неясно было. А посидел вот часок-другой, кое-что и наметилось. - Долинин развернул карту. - Видите: бумажная фабрика, овраги, ольшаники... Овраги идут в обход Славска. Стремительный бросок с танками...
- И к Первому мая мы в Славске? - Солдатов усмехнулся. - Ерунда! Никто твоим Славском заниматься не будет. Мелочь!
Наум повторял слова Лукомцева. Второй раз Долинин выслушивает такую оценку своего плана, доля правды в ней, очевидно, есть: не могут же два человека в точности совершать одну и ту же ошибку. Долинин насупился. Но его неожиданно поддержал Терентьев.
- Ничего удивительного, что к Первому мая, - возразил он Солдатову. Стоящий план. Очень даже стоящий.
Пресняков помолчал, почесал вилкой над бровью, затем тихонько тронул за рукав Солдатова, и они вдвоем подсели к приемнику. Сквозь свист и щелканье слышалась болгарская речь.
- Там есть какой-то ресторан, - обернулся к ним Терентьев, и там сам Штраус дирижирует. "Сказки энского леса".
Ему не ответили, он обиделся, а расстроенный общим невниманием Долинин дернул его за ремень портупеи:
- Сюда гляди!
Долинин с Терентьевым над картой сидели долго, вели подсчет необходимого числа штыков - Терентьев требовал и "сабель", - спорили о том, сколько надо танков и боеприпасов для успеха задуманной операции.
В конце концов, когда Солдатов, которому его истрепанные нервы не давали и четверти часа посидеть спокойно, отошел от приемника и прилег на постель Долинина - "чтобы хоть каким-нибудь делом заняться", к столу подсел и Пресняков. План Долинина неожиданно стал принимать вполне реальные формы, и, как это было ни удивительно, освобождение Славска казалось делом одного-двух боевых дней, а может быть, и нескольких часов.