Алексис Теодору сидел за письменным столом спиной к окну. Оборудованный по-современному кабинет был под стать хозяину. Зои села на стул, на который он указал, и, затаив дыхание, стала ждать. Судя по выражению лица, Алексис обдумывал, с чего начать.
— Я поговорил со своей сестрой, — сказал он наконец, — она приедет сюда завтра днем, чтобы препроводить вас в Англию.
— Я не нуждаюсь в сопровождении! — Зои горделиво вскинула голову. — И вполне способна добраться домой сама.
— Я в этом не сомневаюсь, — ответил он, — но вас все-таки будут сопровождать. И еще: вы получите зарплату за два месяца вперед.
Зои выдержала паузу, затем решительно взглянула на него.
— Вы, конечно, можете уволить меня, но заставить покинуть страну до тех пор, пока я сама этого не захочу, не в ваших силах.
Он красноречиво передернул плечами.
— А почему вы хотите здесь остаться? Надеетесь, что я изменю свое решение?
— Сомневаюсь, что вы сделаете это, кирие[2], даже если бы это и было справедливо. Признать ошибку — значит показать слабость. Ни один грек не станет рисковать чувством собственного достоинства.
Черные глаза вспыхнули.
— Что может знать англичанка о греках? Рассуждаете все об эмансипации…
— Да, и понимаем это как уважение к себе! — заявила она гордо. — Мы не впадаем, как некоторые, в крайности. Кирия Таунсенд пренебрегла вашим авторитетом, и вот нам всем приходится расплачиваться. Она не соблюла формальностей, и это не прошло безнаказанным, да?
Алексис изучал ее с минуту в молчании.
— Сколько вам лет?
— Двадцать три.
— Знаете, в вашем возрасте следовало бы быть более тактичной. Мы находимся здесь не для того, чтобы обсуждать мотивы поведения моей сестры. Тут мы сами разберемся.
— Я хотела сказать о другом! — Зои не желала признавать себя побежденной. — Она считает, что София лишена контактов с внешним миром, слишком замкнута в своем внутреннем маленьком мирке. В восемнадцать девушка должна уже смело выбирать свой путь, встречаться с людьми, общаться и быть свободной. Я уверена, что вы сами не были лишены всего этого.
— Я — другое дело.
— Конечно, да. Вы и София — это не одно и то же. — Зои решила попробовать нащупать почву для взаимопонимания. — Я высоко ценю защитный инстинкт, присущий грекам в отношении их женщин, но только не тогда, когда это становится чрезмерным. София обеспечена материально, но ей необходимо иметь в жизни и еще что-нибудь.
— Вы позволяете себе слишком много! — Алексис поджал губы.
— А мне нечего терять, — ответила Зои. — Мы с Софией… мы намеревались сегодня вечером поехать в Плаку. Побродить по магазинам и, возможно, поужинать в таверне. Она так ждала этого! Я, очевидно, не буду иметь возможности поехать с ней, может, вы поедете сами, чтобы не разочаровывать ее?
— У меня есть более важные дела, чем посещение Плаки!
— Не сомневаюсь. Но в вашем положении вы не должны испытывать недостатка в помощниках, чтобы иметь возможность отдохнуть от дел.
— То, что я не брожу с Софией по Плаке, еще не означает, что мы не проводим время вместе, — ответил он резко.
— Но вы слишком подолгу отсутствуете. — Зои замолчала, оценивая выражение его лица и спрашивая себя, отважиться ли ей на следующее предложение. Но, как говорится, волков бояться — в лес не ходить! — Когда приедет кирия Таунсенд, почему бы вам не отправить Софию вместе с ней в Англию на каникулы? В конце концов, она ведь ее сестра.
— Достаточно! — Алексис так хлопнул ладонью по столу, что все задрожало. — Вы слишком далеко зашли!
Зои колебалась, уйти ей или остаться.
— Я всего лишь высказала дельное предложение, ваше право — соглашаться или нет.
— Вы что, нарочно пытаетесь разозлить меня? — Он посмотрел на нее с раздражением.
— Я очень привязалась к Софии, и думаю, она заслуживает, чтобы я приложила усилия и объяснила вам кое-что, — спокойно произнесла Зои. — Если вы не хотите позволить мне дружить с ней, то вы можете по крайней мере убедиться, что у нее есть кто-то еще, кто ей нравится и кому она достаточно доверяет, чтобы общаться, пока вас нет рядом. И я не имею в виду одного из так называемых друзей, которых видела на прошлой неделе. Их больше всего привлекает тот факт, что она — Теодору.
— Вы, — сказал он, — весьма цените ее как человека?
— Я во всех отношениях очень ценю ее, — живо откликнулась Зои. — У нее лучший характер из всех, какие я встречала. Думаю, если по правде, у вас уже есть на примете муж для нее, из семьи, равной вам. Орест Антониу, например? Он ей на днях звонил.
Алексис смотрел на нее с непроницаемым выражением лица.
— Мне кажется, вы его не одобряете?
— Я считаю его слишком самоуверенным, — призналась Зои. — Не только я, но и София тоже. Он ведет себя так, как будто она уже его собственность.
— Это все? — Тон его был бесстрастным. — Еще раз повторяю…
— Я знаю. Это не тема для обсуждения, — добавила Зои примирительно. — Я могу только надеяться, что София откажется выйти замуж за кого бы то ни было, если не полюбит!
Его рот искривился.
— Для хорошего брака любовь не обязательна. Есть другие, более важные вещи.
— Для вас — может быть, но Софии нужно любить и быть любимой. Она презирает Ореста!
— Это она вам сказала?
— София не хочет даже говорить об этом!
— Я вижу, вы умеете читать чужие мысли.
Зои поколебалась. Она не намеревалась заходить столь далеко. Тем не менее слова так и рвались у нее с языка. Но почему бы и нет? Он же не может уволить ее дважды!
— Мысли Софии — да. Нас тянет друг к другу, несмотря на разницу в возрасте. Вы поломаете ей всю жизнь, если силой заставите выйти замуж за человека, к которому она не испытывает никакого чувства.
— Никто не собирается делать это насильно.
— Но она считает, что вы именно этого и хотите. В любом случае София еще слишком молода, чтобы выходить замуж.
Алексис долго молчал, внимательно ее разглядывая. Зои чувствовала, как сильно колотится в груди сердце, будто после быстрого бега. Она изумилась собственной смелости — до сих пор никогда не замечала за собой особо волевых качеств. Но опять же, пожалуй, раньше ее ни разу не волновало так глубоко то, о чем она говорила, как сейчас.
— Расскажите мне о себе, — неожиданно попросил Алексис.
Обескураженная, Зои на минуту задумалась.
— Разве кирия Таунсенд не сделала этого?
— У меня не было настроения слушать, — признался он с оттенком суховатой иронии. — И потом, лучше услышать из первых уст, не так ли?
Он бы мог быть неотразим, если бы захотел, подумала Зои. Его просьба привела ее в замешательство: зачем ему что-то узнавать о ней, если он собирается от нее избавиться? Разве есть шанс, что он, может быть, изменит после этого свое решение? Значит, ей оставалось только поступить так, как он говорит, — и надеяться.