Такое же условие (запись) было дано голштинским послам от русских вышеупомянутых бояр с приложением печатей боярина и окольничего 16 декабря того же года. В тот же день послы имели отпускную аудиенцию, а 31 декабря из Новгорода поехали в Голштинию.
В 1636 г. 29 марта те же послы Крузиус и Брюггеман снова приехали в Москву и 3 апреля подали государю от голштинского герцога Фридерика просительную грамоту (от 24 сентября 1635 г.) — дозволить им проезд чрез русские города в Персию.
5 апреля подали они подтвердительную на вышепомянутый договор князя своего грамоту (без числа), т. е. ратификацию. Но как в этой ратификации во многих местах оказались неисправности и несогласие с первоначальным условием (записью), то она была отдана обратно послам с требованием присылки новой и исправной.
28 апреля Брюггеман доносил боярам втайне, отдельно от Крузиуса, данное ему от голштинского князя повеление объявить, что шведы с голландцами договорились, дабы последним поселиться в Ижорской земле.
В мае месяце те же послы прислали другую запись, обозначив, с какого срока начать считать персидскую торговлю и платить по договору за «персидской ход» ефимками, а именно: по возвращении из Персии в Москву, спустя семь месяцев, начать первый десятилетний срок и тогда же вскоре заплатить половину, т. е. 300 тысяч ефимков, хотя бы товары их не были вскоре доставлены в Ярославль; другую же половину уплатить в последних числах того же года.
7 июня послы писали к князю своему, чтобы он прислал новую на учиненный в Москве с ними договор подтвержденную грамоту; сами же они 1 июля отправились в Персию с русскими посланниками Алексеем Савиным Романчуковым, подьячим Скобельцыным и толмачом Юшковым.
1 июля послан в Голштинию гонец Григорий Арефьев сын Неронов, подьячий Юрий Зяблой и толмач Нечай Дрябин с объявлением князю, что послы его в Персию поехали, но «в подъемах, подводах и кормех учинился государю убыток за непривозом из Голштинии по договорной записи казны». Неронов 5 февраля 1637 г. возвратился в Москву с ответною (от 7 октября 1636 г.) грамотою: герцог, благодаря за позволение проезда послам его в Персию, обещал утвердить учиненный 20 мая 1635 г. договор и условленные деньги на урочный срок прислать в Москву.
В 1639 г. 2 января голштинские послы Крузиус и Брюггеман, возвратясь из Персии в Москву, были у государя 8 января и 23 февраля. Между прочим жаловались они на думного дьяка Назара Чистого, взявшего у них, послов, «запону (т. е. взятку) в 2000 руб. безденежно»; наконец, 8 марта, разменясь ратификациями и уверив «твердо содержать все условия, прежде с ними, послами, учиненные», они поехали из Москвы 14 марта, а с ними отпущен был в Голштинию и персидский посол Имам-Кули-бек. В Москве остался голштинским агентом Балтазар де-Мушерон.
18 марта отправлены в Голштинию в гонцах Петр Дементьев сын Образцов, подьячий Юшка Зяблой и толмач Архип Малахов с известием о возвратном из Персии в Москву приезде голштинских послов и с требованием, чтобы по договору присланы были к сроку деньги, трактатом обещанные. 3 декабря они возвратились в Москву с двумя от князя ответными, от 3 сентября, грамотами из Готторпа. В первой князь жаловался на печатника Лихачева, несправедливо донесшего государю о многих вещах, до голштинской компании относящихся; а во второй — на думного дьяка Назарья Чистого, не только бесстыдно и безбоязненно похвалявшегося разрушить все это «важное о коммерции в Персию дело», но и домогавшегося еще 1000 ефимков к двум уже полученным в дар от него, князя, чрез Марселиса.
27 июня прислали из Ревеля те же послы к агенту Мушерону «немчина Якова Сверкеля» с письмом (от 16 мая), сообщавшим, что царская ратификация, коею они в Москве разменялись, «нашлась во многих местах с прибавкою». Прибавка состояла в условии: «если по приезде из Персии в Москву голштинских послов, спустя семь месяцев, не будут заплачены по договору 300 тысяч ефимков, то взыскать эти деньги на них, послах, или на самом голштинском князе».
10 декабря агент Мушерон объявил в посольском приказе просьбу голштинского князя о пропуске в Персию на 80 возах товаров на 400 тысяч и послов для договора с шахом о персидской торговле. Сначала ему в этом было отказано, так как по договору голштинский князь не заплатил 300 тысяч ефимков, которые 2 августа должно было внести, но как он дал 17 марта 1640 г. обещание, что за эти товары особо будет заплачено 20 тысяч ефимков пошлины, то государь согласился.
22 марта отпущен был в Голштинию гонец Яков Сверкель с грамотою, наполненною выговором как за неплатеж доселе обещанных по договору денег, так и за порицание думных русских людей.
9 сентября находившийся в Москве гамбуржец Петр Гаврилов сын Марселис подал государю от голштинского герцога Фридерика (от 3 июня) грамоту, прося в ней уничтожить заключенный в Москве с послами его Крузиусом и Брюггеманом договор о голштинско-персидской торговле, так как договор «не по данному им наказу учинен, но по прихоти и воровству плута Брюггемана», за то получившего смертную казнь; притом, отрешая от агентства Мушерона (который вскоре затем в Москве умер) и Давида Рутца (Рутса), наперсников Брюггемановых, князь поручал дела свои датчанину Петру Гаврилову сыну Марселису, назначая его комиссаром и возлагая на него заключить новый о персидской торговле договор, старое же об этом дело все отставить и выдать обратно ему, Марселису.
17 октября Марселис, быв спрошен, объявил, что поставленная в договоре погодная дача 600 тысяч ефимков с этого торга — истинная невозможность, потому что это дело в Персии оказалось не таким, как говорено было с русской стороны. Вследствие этого Марселис подал новый в трех статьях проект для постановления договора на новых условиях.
В 1641 г. 8 января Марселис снова был у государя и объявил, что ему о «персидском торгу» говорить больше от князя голштинского не велено; он просил ответной к государю грамоты, которая ему и дана «с выговором и домогательством»: 1) чтоб он, голштинский князь, непременно по договору уплатил все деньги в казну; 2) что обвинение на посла Брюггемана пустое, потому что он, князь, сам подтвердил все в Москве условленное; 3) что другого об этой коммерции договора делать не для [10] чего и 4) что Россия от этого дела «никогда не отступится».
В 1642 г. 6 июня Марселис подал на вышеупомянутую государеву грамоту ответ от князя (от 18 октября 1641 г.); князь, изъявляя свое неудовольствие, просил государя более не укорять его этим делом, которое, может быть, со временем вновь будет предложено к рассмотрению его, государя.
В последний раз о том же деле писал царю Михаилу Феодоровичу герцог Фридерик в декабре 1643 г. Принося свои поздравления по случаю объявления царевича Алексея наследником, герцог пояснял, что он невиновен, если прекратилась торговля с Персией через русские пределы, так как он от персидского шаха не получил соответствующего дозволения.
Таким образом закончилась эта дипломатическая переписка.
Следует заметить, что роль Брюггемана, личного врага Адама Олеария, в этих переговорах представляется несколько странною. Во многих случаях, как видно и из книги Олеария, он поступал на свой страх; кроме того, поведение его в России и Персии не могло содействовать успеху переговоров. Тем не менее не из-за него расстроилась персидская торговля голштинцев, но по многим причинам, из которых важнейшие были: опасность пути в Персию, ошибочное предположение о возможности огромных барышей от этой торговли и — трудность для герцога голштинского добыть необходимые по условию деньги. Трудность эта усиливалась еще потому, что московское правительство ни за что не хотело допустить в голштинскую компанию голландцев и англичан, боясь, по-видимому, их экономической силы. Что касается Брюггемана, то в Москве были правы, видя в его обвинении пустые отговорки голштинцев, желавших избежать исполнения тягостных для них условий. По книге Олеария (кн. VI, гл. 27 — не переведенная в настоящем издании), Брюггеман не мог дать полной отчетности в деньгах, был обвинен в оскорблении секретаря посольства, т. е. самого же Олеария, а затем оказался также виновным в том, что «нарушил должную верность его княжеской светлости, преступил в опасной и грубой мере пределы повелений, презрел совесть, честь и стыд и углубился в разные преступные, для посла неслыханные правонарушения и пороки». Точнее определяет Олеарий преступления Брюггемана, следующим образом перечисляя их: «он превышал приказанное, вскрывал письма к высоким лицам и подделывал их, дал неправильный отчет, допускал явные обманы, вскрывая и задерживая письма собственного коллеги и других, прелюбодействовал, вел жизнь, полную соблазна, совершил преднамеренное убийство (засек персидского солдата при возвращении из Персии), растратил много тысяч денег и товаров княжеских, представлял подложные счета и т. п.». За все это Брюггеман был приговорен к позорной казни повешением, но помилован к отсечению головы мечом. Перед казнью, как рассказывает сам бывший секретарь посольства, бывший посол в присутствии ряда свидетелей примирился с Олеарием.