В последующих главах, оценивая исторические утверждения, содержащиеся в «Коде да Винчи», я буду принимать во внимание все сохранившиеся источники, как канонические, так и неканонические, как ортодоксальные, так и еретические, как хорошо известные, так и практически забытые. Только рассматривая такие источники, мы сможем получить ясные представления об интересующих нас фигурах прошлого, в том числе о трех, которые играют столь заметную роль в замысле «Кода да Винчи»: Иисусе, Марии Магдалине и императоре Константине.
Часть первая
ИМПЕРАТОР КОНСТАНТИН,
НОВЫЙ ЗАВЕТ И ДРУГИЕ ЕВАНГЕЛИЯ
Глава первая
Роль Константина в раннем христианстве
Несмотря на запутанность главных и второстепенных линий сюжета, «Код да Винчи» — по преимуществу история о борьбе правды и неправды, добра и зла. Поэтому нет ничего удивительного в том, что героев этого романа можно развести по двум соответствующим сторонам. К хорошим героям относятся, конечно же, Роберт Лэнгдон и Софи Невё, искренние в своих мыслях и намерении узнать правду. Неоднозначно положителен глава судебной полиции Безу Фаш, бесцеремонный персонаж, чьи действия часто кажутся своекорыстными и самонадеянными, но который в конце оказывается на стороне добра. В числе отрицательных персонажей мы видим, к своему удивлению, Лью Тибинга («Учителя» — до его саморазоблачения кажется, что он на стороне Лэнгдона и Невё); Реми, шофера и шпиона Тибинга; монаха-альбиноса Сайласа, который убивает по заказу, с целью достижения, как ему кажется, большей справедливости.
Однако не только действующие лица этого произведения, но и исторические фигуры, на которых строится сюжет, можно ассоциировать с добром или злом. Иисус и Мария Магдалина, конечно, положительные персонажи из прошлого. С другой стороны, архетипически плохой парень — римский император четвертого века Константин. Константину фактически вменяются в вину многие из болезней, которые начиная с его дней разъедают христианство. В соответствии с Лью Тибингом (и отчасти с Лэнгдоном), именно Константин навсегда изменил форму христианства, подчеркнув в нем главенство мужского начала, демонизировав женское, ложно приписав божественную сущность смертному пророку Иисусу и уничтожив более ранние евангелия, в которых прославлялась его человечность, в то время как канонические тексты представляли его божеством. Верно ли это изображение?
Точнее, мы узнаем от Тибинга, что Константин, оставаясь язычником всю свою жизнь, на самом деле так и не стал христианином; Константин просто использовал христианство в своих политических целях. Предположительно, он созвал Никейский собор в 325 году в попытке объединить христиан, вынудив их признать Иисуса Богом, а не человеком (до тех пор христиане воспринимали Иисуса как человека). А затем Константин создал Библию в ее нынешнем виде, Библию, из которой исключены все упоминания о священном женском начале и восславлено мужское, в которой человек Иисус объявляется божеством.
Насколько эти утверждения о Константине соответствуют исторической реальности и насколько они являются плодом фантазии, вымыслом, который развивается в этом произведении, но не имеет оснований в истории? Мы можем начать с вопроса о степени приверженности самого Константина христианству. Правда ли то, что он всю свою жизнь оставался язычником и так и не обратился в христианство?
Рассмотрим ключевой разговор между Софи и Лью Тибингом на эту тему:
— А я думала, Константин был христианином, — сказала Софи.
— Едва ли, — покачал головой Тибинг. — Он всю жизнь прожил язычником, и крестили его только на смертном одре, когда он был слишком слаб, чтобы протестовать. Через три столетия после распятия Иисуса Христа на кресте число его последователей неизмеримо возросло. Христиане воевали с язычниками, конфликт настолько разросся, что Риму угрожал раскол на два отдельных государства. Константин понимал, что надо как-то спасать ситуацию. И вот, в 325 году нашей эры он решил объединить Рим под знаменем одной религии. А именно — христианства.
Софи удивилась: Но что заставило императора-язычника выбрать государственной религией христианство?
Тибинг усмехнулся: Константин был весьма неплохим стратегом. Он понимал, что христианство находится на подъеме, и просто сделал ставку на фаворита (с. 280–281).
Историки не откажут этим утверждениям в некоторой справедливости, но в целом они скорее вымысел, чем факт. Сначала нужно рассмотреть путь развития христианства, который привел к знаменитому обращению Константина в веру.
Неверно утверждать, как это делает Тибинг, что «между христианами и язычниками начались распри, и конфликт достиг таких размеров, что грозил расколоть Рим надвое». Здесь явно преувеличена сила христианства до обращения Константина, и кажется, будто христиане были почти столь же многочисленны, как и язычники, и постоянно то наступали, то защищались. На деле все было совершенно иначе. Христиане до Константина в начале четвертого века составляли в империи ничтожное меньшинство и терпели гонения со стороны групп подавляющего большинства — язычников и их правительственных структур.
Для начала мне, наверное, следовало бы уточнить дефиниции. Язычникив данном контексте — термин не негативный. Он просто обозначает приверженцев распространенных на территории империи политеистических религий, то есть религий, почитающих многих богов. А поскольку каждый в этой империи, за исключением иудеев и христиан, почитал многих богов, этот термин объединяет подавляющее большинство населения.
Боги, которым поклонялись, были самые разнообразные. Были «великие боги», известные нам по греческой и римской мифологии, — например греческие Зевс, Арес и Афина или их римские аналоги Юпитер, Марс и Минерва. Но помимо них были божества местные и функциональные: боги-покровители, обитавшие в больших и малых городах по всей империи (разные боги в разных местах), семейные боги и боги домашнего очага, боги лесов, рек и полей, боги, выполнявшие разнообразные функции — обеспечивавшие хороший урожай, плодовитость скота, помощь женщинам в деторождении, здоровье, благополучие и мир, оказывавшие мелкие услуги тем, кто об этом попросит.
На протяжении этого периода Римской империи существовала тенденция к предпочтению одного бога, главенствующего над остальными, бога верховного. Известно, что сам Константин поклонялся «незримому солнечному богу» (лат. Sol Invictus) до и даже после того, как стал христианином. Иногда Константин (и другие), похоже, идентифицировал это божество с богом Аполлоном, который также ассоциировался с солнцем. Но, обратившись в христианство, Константин, по-видимому, решил, что это божество в действительности христианский Бог.
Так или иначе, в языческих культах империи процветало многобожие, и богам этим поклонялись как кому заблагорассудится. Это важно понять, для того чтобы вникнуть в суть взаимоотношений христиан и язычников, которые имеет в виду Лью Тибинг, говоря о том, что «между христианами и язычниками начались распри». На самом деле это не совсем так. Яростные нападки действительно имели место, но истории известно, что они были почти исключительно односторонними. Это языческое большинство боролось с христианским меньшинством, пытаясь истребить его.
В сущности, христианство с момента своего зарождения было гонимой религией [1]. Начало религии фактически положили страдания и казнь ее основателя, Иисуса. И после его смерти многих из его последователей постигла та же судьба. Иногда ранних христиан преследовали иудеи, поскольку, по многим представлениям иудеев, христиане богохульствовали, называя Иисуса мессией. Но со временем все большую роль в этих преследованиях стали играть римские язычники и их правительственные чиновники.