Бэстифар понимающе кивнул.
— В своем письме, адресованном всем отделениям Красного Культа Арреды и правителям Совета Восемнадцати, Бенедикт Колер, не стесняясь, оклеветал меня и приписал мне поступки, которых я никогда не совершал. Он заявляет, что я приложил руку к трагической Битве при Шорре, направив туда тех самых кукловодов, которые погубили множество людей.
Дандрин нахмурился.
— Вы же, разумеется, заявляете, что никогда не принимали в этом участия, так?
Бэстифар улыбнулся.
— Ваше Величие, вы знаете мою семью много лет. Я готов поклясться именами своих предков и Великим Мала, что не имел никакого отношения к этому трагическому событию. Малагория — до моего непосредственного вмешательства после просьбы короля Анкорды — не принимала участия в войне, охватившей материк. Мне не было никакого резона отправлять данталли на битву при Шорре. И, разумеется, я в то время не обладал достаточной властью, чтобы это сделать. Подумайте, Ваше Величие: легко ли, находясь за Большим морем, отправить четырех данталли в армии воюющих между собой королевств, выбить им необходимые посты в этих армиях и позволить им контролировать ход битвы, превращая ее в кровавую бойню? Неужто молодой и неопытный бастард Малагорского Царя — храни Мала душу моего почившего отца — мог сотворить такое? Это не кажется вам весьма маловероятным развитием событий?
Дандрин внимательно посмотрел на Бэстифара.
— Колер — известный фанатик, имя которого громом проносится по всей Арреде еще после Ста Костров Анкорды, — поморщился он. — Он наведывался и на мою землю, и даже здесь умудрился учинить беспорядки.
— Которые — да будет замечено с вашего позволения — прекратил я. Колер был готов разнести половину Умиро, чтобы поймать данталли. Я полагаю, это совершенно недопустимые разрушения.
Дандрин Третий тяжело вздохнул.
Аллозия и Малагория за счет своего географического расположения довольно давно были союзными государствами. Понимая, что Малагории грозит морская блокада и, возможно, война, Дандрин предчувствовал, как пагубно это отразится экономике его страны. Ему вовсе не хотелось, чтобы Совет Восемнадцати совал свой нос на его территорию. Семья Мала же всегда уважительно относилась к традициям и границам Аллозии и никогда за всю историю Арреды не развязывала военных конфликтов. Дандрину не хотелось менять положение вещей. Особенно при учете, что выход к Большому морю у него был только со стороны малагорских земель, с которыми действовала постоянная договоренность. Даже аллозийский флот находился в портах Адеса и Оруфа. Выходы к морю со стороны гор Синтар или реки Олла были совершенно неудобны и не оборудованы.
Дандрин вновь вздохнул.
— Бэстифар, я ведь понимаю, с какой целью вы ко мне обращаетесь. Возможно, грядет война с материком, и вам нужна поддержка союзника, чтобы держать оборону.
Аркал замер и пристально вгляделся в глаза аллозийскому монарху. Тот с трудом сдержал желание попятиться. О способностях пожирателя боли поставить на колени целую армию ходили легенды с момента его выходки на поле боя в армии Анкорды. Дандрин понимал, что сил этого существа может и не хватить на то, чтобы противостоять объединенной армии Совета, однако на то, чтобы вывести из строя довольно малочисленную армию Аллозии — и несговорчивого монарха с его советниками — их может хватить.
— Ваше Величие, — вкрадчиво заговорил Бэстифар, — вы знаете меня и знаете, кто я такой. И речь сейчас, разумеется, не о том, что я занимаю малагорский трон. Армии Совета Восемнадцати ослаблены последней войной. Она была разрушительна, и многие земли до сих пор не могут восстановить свое былое могущество, не говоря уже о финансовом благополучии. Сейчас для материка вести новую долгую войну будет нецелесообразно, поэтому я убежден, что будущая морская блокада будет носить исключительно демонстрационный характер. Я не опасаюсь реальной войны: в этом отношении слава, которая ходит обо мне с того момента, как я покинул поле боя в дэ’Вере, играет мне на руку. На руку она играет и вам. Совет Восемнадцати может поостеречься вступать в открытое военное противостояние. Но их демонстрация силы и морская торговая блокада, которая неизменно грядет, может негативно сказаться на экономике как моей страны, так и вашей. Если оба наших государства проявят мягкотелость и вместо того, чтобы дать отпор захватчикам, быстро пойдут на уступки, аппетиты Совета Восемнадцати могут существенно возрасти, и экономически они и дальше станут диктовать нам условия. Я имею смелость предполагать, что мы оба этого не хотим.
Дандрин кивнул. В словах пожирателя боли было много истины. Вдобавок к тому, сообщение Бенедикта Колера о его участии в Битве при Шорре действительно казалось клеветой, сотканной для того, чтобы дать Совету Восемнадцати повод предъявить Малагории — и Аллозии, соответственно — определенные требования.
Бэстифар прищурился, понимая, что Дандрин уловил ход его мысли и уже готов сказать свое последнее слово.
— Я рассчитываю на ваше благоразумие, Ваше Величие. Разумеется, при вашем отказе заключить военный союз против захватчиков я буду полагаться исключительно на силы моего государства.
Дандрин приподнял руку, понимая, к чему клонит Бэстифар.
— Но, надо полагать, в этом случае дальнейшие партнерские отношения между нашими странами подвергнутся определенным… изменениям?
Бэстифар вновь одарил короля смиренной улыбкой.
— Не стоит так далеко заглядывать в будущее, Ваше Величие. Я явился в Аллозию с просьбой о помощи и поддержке, а не с угрозами и ультиматумами.
Дандрин понимающе хмыкнул.
— В таком случае даю свое королевское слово, что в случае морской блокады Малагории флот Аллозии выступит с вами против флота Совета. Однако заклинаю вас, если будет возможность избежать открытого военного противостояния…
— Я сделаю все возможное, чтобы не допустить его Ваше Величие.
Дандрин устало улыбнулся и снова бросил мучительный взгляд на трон, на котором можно было дать уставшим ногам отдохнуть.
— Что ж… вам ведь уже помогли разместиться в лучших гостевых комнатах дворца, Бэстифар?
Аркал кивнул.
— Разумеется. Ваши подданные отличаются неповторимой любезностью.
— Что ж, тогда предлагаю вам отдохнуть с дороги, а вечером присоединиться ко мне за ужином. Я объявлю пир в честь вашего прибытия.
Бэстифар приподнял руку.
— Благодарю, но я бы хотел избежать громких празднеств.
— Возможно, тихий ужин в компании вашего доброго друга в моем лице, устроит вас больше?
— Много больше, благодарю вас.
— Значит, решено, — отозвался Дандрин. — Если я могу чем-то еще поспособствовать вашему комфорту в моей обители, дайте мне знать.
Бэстифар уже собирался откланяться, однако на мгновение замер, хитро прищурился и взглянул на Дандрина.
— Что ж, если вы так щедры, возможно, я все же обращусь к вам с небольшой просьбой.
Дандрин испытующе приподнял бровь, ожидая услышать, что может потребоваться аркалу. Ответ удивил его.
— Я могу позаимствовать у вас парочку кандалов? Буквально на вечер.
***
Акрайль, Аллозия
Двадцать первый день Мезона, год 1489 с.д.п.
Удовольствие достигло своей финальной точки, и Бэстифар запрокинул голову, позволяя себе тихо застонать от наслаждения. Ему вторил громкий, полный страсти стон Кары, впившейся ногтями в его плечи. Ногти соскользнули ниже, чуть оцарапав кожу. Возможно, другой бы на его месте ощутил легкую боль, однако аркал почувствовал лишь прикосновение. Его распростертые в сторону руки, удерживаемые цепями, крепления которых были вмонтированы в тяжелую каменную стену, прижались к спинке роскошной кровати. Цепи будто одновременно устало и игриво звякнули о камень, и помещение погрузилось в тишину.
Через мгновение тишина была нарушена: услышав еще один металлический звон цепей, Кара вдруг рассмеялась, изящно привстала, перекинула ногу через лежащего на спине Бэстифара и перекатилась на бок. Несколько мгновений она глядела на него — он игриво согнул ногу в колене, считая, что так будет выглядеть более живописно в своем совершенно нелепом, но странно привлекательном положении. Обнаженный, с закованными в кандалы руками и прикованный к каменной стене, он каким-то образом умудрялся не терять своего самоуверенного вида, а блеск его и без того всегда горящих глаз сейчас казался еще ярче.