Всё это было в некотором смысле замечательно, но тут имелись и свои минусы. Во-первых, к Моцарту относились как к дрессированному животному, что было неправильно, даже если он и был похож на животное. Хотя Моцарт и представлял собой музыкальный феномен, во всём остальном он ведь был нормальным ребенком — увы, лишённым нормального детства. Из-за всех этих путешествий у него пошатнулось здоровье. Путешествия в запряжённых лошадьми каретах длились бесконечно и, как правило, были сопряжены с немалыми неудобствами. Иногда Моцарту приходилось часами опираться на локти, почти висеть только для того, чтобы уберечься на ухабах от лишних синяков. Музыкальная работа, хотя и очень нравилась Моцарту, тоже требовала большого напряжения: ведь ему приходилось сочинять или играть в любое время дня и ночи. Проблемы со здоровьем, которые появились у него позднее, возможно, были следствием неправильного образа жизни. Но хуже всего — во всяком случае, по мнению Леопольда, — было то, что, несмотря на всю славу и обожание, Моцарты зарабатывали не так уж много денег. Да, их жизнь была трудной. И хотя родиться гением — это замечательно, жизнь Моцарта, наверное, была бы куда легче, родись он таким, как все. А вот наша — нет, потому что у нас не было бы его музыки…
Таким был Моцарт в детстве. А теперь пристегните потуже ремни, потому что мы немного попутешествуем во времени. Все пристегнулись? Тогда давайте перескочим на несколько лет вперёд… И кто этот элегантный юноша? Какое совпадение — это Моцарт! Сейчас он в Вене, великой столице Австрии. Долгие годы Моцарт не мог вырваться из Зальцбурга, освободиться от его мелочных сплетен — ему это удалось только в двадцать пять лет. На самом деле он всего лишь поменял их на мелочные сплетни Вены, но, по крайней мере, в Вене было гораздо больше сплетников, да и сплетничали они более остроумно и изысканно. Делать музыкальную карьеру в Вене было отнюдь не просто, но Моцарт всё же предпочёл её Зальцбургу. В Зальцбурге он состоял на службе у архиепископа, который обращался с ним как со слугой и платил жалкие гроши. Моцарт очень хотел уйти, но у него всё не получалось. Однажды, когда он уже был знаменитым на весь мир оперным композитором и только что с большим успехом выступил в Мюнхене, архиепископ отправился в официальную поездку в Вену и взял с собой Моцарта в качестве одного из домочадцев. Моцарту, совсем не хотевшему ехать, пришлось столоваться вместе с лакеями и поварами. Вдобавок ему запретили давать концерты в домах важных персон (которые могли бы хорошо заплатить). В конце концов Моцарт пожаловался, высказал архиепископу всё, что о нём думает, в ответ услышал всё, что о нём думает архиепископ (причём высказано это было языком, отнюдь не подобающим официальному представителю Церкви), и был вышвырнут (буквально) со службы подручным архиепископа, давшим Моцарту здоровенного пинка под зад. Н-да… Не слишком изящный запуск на орбиту карьеры… Но ведь сработало! Освободившись от оков Зальцбурга, Моцарт вскоре стал весьма знаменит, давая множество концертов, на которых он с непринужденным изяществом исполнял собственную фортепианную музыку и дирижировал исполнением, собственных восхитительных оркестровых произведений. Он также написал много оперной и камерной музыки, и многие считали его лучшим из всех живущих музыкантов. (Даже Йозеф Гайдн — выдающийся композитор того времени — сказал как-то раз Леопольду при встрече: «Ваш сын — величайший композитор среди всех, кого я знаю лично или по имени» — настоящий комплимент со стороны другого гения.)
Теперь перед нами взрослый человек без малого тридцати лет, и он сильно отличается от того прелестного ребёнка, каким был раньше. Он по-прежнему мал ростом, правда, уже не так мал, но голова у него довольно большая, а кожа покрыта рябинками от оспы, которую он перенёс в одиннадцать лет. Моцарт избавился от парика, он носит собственные волосы — напудренные и аккуратно уложенные — и очень ими гордится. (Какой бы напряженный день ни предстоял Моцарту, он всегда начинался в шесть утра — какой ужас! — с того, что парикмахер красиво и аккуратно укладывал ему волосы. Правда, иногда Моцарт забывал о том, что его причесывают, потому что его осеняла какая-нибудь музыкальная идея, он вынашивал тему, чтобы тут же её записать, и тащил за собой несчастного парикмахера, который боялся выпустить из рук его локоны.) Мы должны также познакомиться с его женой Констанцей — в двадцать шесть лет Моцарт женился на двадцатилетней певице Констанце Вебер. До этого он был влюблён в старшую сестру Констанцы, которую звали Алоизия (что вызвало большое неудовольствие Леопольда, крайне подозрительно относившегося ко всему семейству Веберов). Через несколько лет после того как Алоизия его отвергла, тем самым разбив ему сердце, Моцарт, сердце которого удивительным образом зажило, обратил внимание на младшую сестру — тут уж у Леопольда прямо пена на губах закипела. Моцарт превозносил Констанцу до небес, уверяя отца, что, хоть она и не слишком хороша собой, у неё золотое сердце и к тому же она ещё и бережлива. (Не самое романтическое описание, но Моцарт знал, как произвести впечатление на своего бесконечно подозрительного отца.) Это не помогло — ни Леопольд, ни Наннерль так никогда и не приняли Констанцу. Но и браку они тоже помешать не смогли, а их подозрительность, по-видимому, только раздражала Моцарта, который с тех пор заметно отдалился от отца и сестры. Похоже, Вольфганг и Констанца были очень счастливы вместе, за исключением отдельных моментов, когда Моцарт заставал Констанцу флиртующей с другими мужчинами, что раздражало его безмерно. Хотя, возможно, она просто хотела удостовериться, что муж её любит…
В некоторой степени Леопольд оказался прав в своих подозрениях. Моцарт так никогда и не смог окончательно уладить финансовые дела, и от Констанцы тут особой помощи не было. Хотя композитор очень хорошо зарабатывал — по крайней мере, на определённом этапе, — он вовсе не умел копить деньги. Отчасти это объяснялось его любовью к развлечениям. Он устраивал у себя дома роскошные танцевальные вечера, купил лошадь и громадный бильярдный стол (он любил бильярд и был весьма неплохим игроком). Моцарт одевался в самую яркую и модную (а потому дорогую) одежду, какую только мог найти. К тому же здоровье Констанцы являлось причиной беспокойства и денежных трат: Моцарту то и дело приходилось отправлять её на дорогостоящее лечение, а этого, в общем-то, он не мог себе позволить. Болезненность Констанцы частично объяснялась тем, что она почти всё время была беременна — шесть раз за восемь лет, однако в результате у них выжили только два мальчика. (Надо сказать, Моцарты были весьма странными родителями: когда их первенцу исполнилось всего несколько недель, Вольфганг и Констанца уехали в Зальцбург в гости к Леопольду и Наннерль, оставив ребёнка на попечение кормилицы. Они провели в Зальцбурге три месяца, а когда вернулись в Вену, бедный малютка уже умер! Впрочем, вполне возможно, что для того времени — или для семейства Моцартов — в этом не было ничего необычного. Когда Наннерль вышла замуж, у неё родился сын, которого она тут же на два года отослала жить к многострадальному Леопольду. Как угодно, но нам подобное отношение к ребенку кажется возмутительным.)
Дома у Моцарта, по-видимому, было очень весело и очень многолюдно. Помимо Моцартов со всей их музыкой, здесь нередко жили ещё и ученики Вольфганга; переписчики сидели повсюду и переписывали партии новейших сочинений Моцарта, ну и в довершение всего приветливый Вольфганг без конца приглашал гостей. Однако, когда гости приходили, ему подчас было не до разговоров — Моцарта слишком занимали собственные мысли. За столом он непрестанно теребил салфетку или вставал и ходил туда-сюда по комнате, что-то сочиняя про себя и не обращая никакого внимания на окружающих.
Потом, когда гости уходили, Моцарт садился (или вставал — он заказал себе специальную высокую конторку, чтобы не просидеть всю жизнь сиднем, скрючившись над нотами), ставил рядом бокал вина или пунша и просил жену пересказать всё, о чём говорили гости, а руки его тем временем сами, как будто совершенно независимо от мозга, записывали ту восхитительную музыку, которую он сочинил.