Как передать запах этого насыщенного пряностями и сонной одурью джунглей тумана, его отчетливый привкус? Как осознать в словах навязчивую близость внутреннего озарения, что померещится за минуту до взрыва зари?
Прекраснейший из уголков нашей земли брызнет ртутными каплями черепичных крыш, когда сандаловым дымом истает рассветное молоко. Белые ступы, возведенные еще в прежнюю эру, засверкают золотыми навершиями среди развалин, олицетворяя движущий мирами творческий вечный огонь.
Донесется трубный рев черных слонов из заповедных лесов, трепет пробежит по бесчисленным пальмам, и яркая зелень риса обозначит путь ветра муаровой рябью.
Еще фра Маригнолли, посетивший в четырнадцатом веке Серендип, не сдержал восторженных и еретических для католического миссионера слов, сравнив сказочный остров с раем.
Если господь и низринул Адама на эту гору, то лишь для того, чтобы тот не заметил перемены. Великолепный край откроется с надмирной благоуханной высоты. И память станет перебирать яркие воспоминания о барьерных рифах Тринкомали, где в коралловых лесах сияют радужные рыбы, о первой столице Анурадхапуре с ее священным деревом бодхи, посаженном двадцать два века назад, о вещих развалинах Полоннарувы и золотых реликвариях Канди, хранящих исторические святыни оригинальнейшей культуры нашего мира.
Не для общения с богами приходят сюда встретить рассвет. Это вечная жажда прекрасного заставляет все новые и новые поколения подниматься вверх по великой лестнице. Это неумирающая надежда на встречу с чудом кружит голову и радостным хмелем бушует в крови.
Храм красоты, о котором мечтали античные гимнософисты, сотворила здесь сама природа.
«Этот пик, — прочитал я в книге Джона Стилла „Прилив джунглей“, — можно уподобить громадному собору, способному вместить благоговейные чувства всего необъятного человечества».
У золотой решетки старейшего дерева на земле, у Абхаягири-дагабы, которой время придало аморфную стать нерукотворных творений, я понял, что подразумевал Кларк в посвящении к роману о Раме — галактическом звездолете. В мадрепоровых зарослях Маунт Лавинии воочию увидел, с чего начался его путь на Восток.
В Шри Ланке имя писателя произносят с благоговением. Для местных жителей он уже давно стал ланкийцем, и его славу они считают своей. Даже популярный путеводитель по острову «Лунный камень» начинается со слов Кларка, сказанных в 1970 году:
«Я приехал на Цейлон в 1956 году с намерением провести здесь шесть месяцев и написать одну-единственную книгу об исследовании прибрежных вод острова. Сегодня, четырнадцать лет и двадцать книг спустя, я все еще тут и надеюсь остаться до конца жизни».
Я поехал в гости к Артуру Кларку вместе со своим другом, ответственным работником ССОД Владимиром Ивановым. Мы взяли с собой несколько пластинок русской классической музыки и, конечно, «Картинки с выставки» Мусоргского, которого, как я знал, Кларк особенно любил. Он встретил нас в саду, моложавый и загорелый, почти такой же, как десять лет назад. На нем был цветастый саронг, а в руках он держал ласковую дымчатую обезьянку, чей обширный вольер находился в самом углу двора, возле старого дерева манго и тенистой акации, ронявшей на гравий роскошные огненные цветы.
Мы поднялись на второй этаж и, миновав маленькую обсерваторию, где стоял довольно мощный зеркальный телескоп, прошли в кабинет. Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что Кларк не только не разочаровался в науке, но по-прежнему питает к ней непобедимый интерес. Зачехленный микроскоп, мини-компьютер, соединенный с электрической печатной машинкой, кинопроектор и стеллажи с досье по различным дисциплинам начисто снимали любые вопросы на сей счет.
Расспросив об успехах знакомых ему московских фантастов, — он не забыл ни одной фамилии, — Кларк, точно спохватившись, достал черный конверт. Там хранились снимки, сделанные с борта «Вояджера», пролетевшего в непосредственной близости от Юпитера.
— Вот большое красное пятно. Помните, я указывал на него как на объект исследования? А это спутник Ио. Таких планет сейчас насчитывают тринадцать или даже четырнадцать. Идеальное место для станции.
— У вас в «Космической Одиссее» обелиск был на Япете, одном из спутников Сатурна.
— Совершенно точно… Но взгляните на этот снимок. У Юпитера тоже обнаружено кольцо. Только более тонкое.
Он по-прежнему живо интересовался новейшими открытиями, и среди книг я заметил несколько последних изданий по астрофизике, теории поля, гравитации и нелинейной оптике.
На стене в строгих рамках висели портреты наших космонавтов и американских астронавтов с автографами, дипломы, личное письмо президента США, благодарившего писателя за сотрудничество с НАСА, и почетные грамоты научных обществ. Тут же была прикреплена фотография, запечатлевшая участок неба, где предположительно обнаружили черную дыру.
В отдельном шкафу, на котором стояла каменная скульптура Будды, выполненная в стиле знаменитой статуи «Самадхи» из Анурадхапуры, хранились труды и фотокопии с работ по цейлонской истории и метафизике хинаяны — ортодоксального буддизма школы Тхеравадины.
Я спросил Кларка о его ближайших планах, о возможности будущих встреч.
— С каждым годом я становлюсь все более стойким домоседом. Годы диктуют свое, а я слишком радикально мыслю, чтобы обманывать себя пустыми надеждами. Я уже попрощался с американскими друзьями, а осенью поеду в Англию проститься с семьей.
В его голубых глазах была просветленность без тени грусти. Так мог смотреть лишь мыслитель, принимающий истину без ненужных эмоций, и очень мужественный, много видевший человек.
— Я остаюсь здесь навсегда, чтобы работать. Не знаю, сколько времени мне отпущено, но постараюсь использовать его как можно полнее. Столько замыслов, идей, и хочется успеть.
По обыкновению, Кларк выложил на журнальный столик несколько своих книг, на выбор. Поскольку я собирался лететь на Мальдивские острова, славящиеся своей уникальной подводной фауной, то рука сама собой потянулась к иллюстрированному изданию «Сокровищ великого рифа». Из лежавших перед нами книг я не читал только одну, последнюю, с завлекательным названием «Фонтаны рая». На цветной суперобложке зеленела яркая тропическая растительность и бритоголовые люди в желтых тогах-сангхати несли приветственные цветы. Было ясно, что и эту свою работу Кларк посвятил легендарному острову, который с незапамятных времен прозвали раем.
Но райской жизни никогда не было под здешней кокосовой сенью. Португальцы, голландцы, британские экспедиционные корпуса — кто только не прошел с крестом и мечом по заповедным тропам, хранящим память о посольствах царя-миротворца Ашоки, проклявшего самое идею войны.
Большую часть жизни Кларк провел в Англии, в гордой своим могуществом метрополии обширнейшей империи мира. Цейлон в британской короне считался жемчужиной далеко не первой величины, рядовым заморским владением, куда Альбион посылал своих сыновей «на службу полудетям, а может быть, чертям». Но вопреки Киплингу, вопреки псевдоромантике колониализма, Кларк не различал в едином море общечеловеческой культуры второстепенных и главных струй, западных и восточных течений.
Ныне духовная сокровищница народов Шри Ланки стала для него животворным источником творческого вдохновения.
Сигирийские незнакомки
Скала, взметнувшаяся над буйной тропической зеленью, властно приковывала взгляд. От нее просто нельзя было оторваться. Внезапно возникнув на горизонте и многократно меняя цвета, она появлялась то справа, то слева от петлявшей дороги, рождая невысказанные вопросы, тревожа воображение. Сначала голубоватый, затем светло-серый в охряных подтеках исполин напоминал астероид, низвергнутый в незапамятные времена из космической бездны. А еще походил он на обезглавленного великана, который шел себе семимильными шагами сквозь джунгли, будто по траве, и вдруг застыл, когда иссякла огненная кровь, клокотавшая в каменных жилах.
Где-то на шестидесятом километре мы свернули с шоссе, идущего на юг от древней столицы Шри Ланки — легендарной Анурадхапуры, и по узкому латеритовому проселку понеслись через лес. Но над вершинами эвкалиптов, над перистыми листьями пальм, где дынно золотились королевские кокосы, темнел все тот же загадочный камень. От него исходила ощутимая магнетическая сила, он словно притягивал издалека, наращивая по приближении свою непонятную власть. Я знал, куда еду, и мысленно был готов к встрече с чудесным проявлением человеческого гения, но геологического чуда как-то не предусмотрел. А оно было налицо, разрастаясь с каждой пройденной милей на небосклоне, слепое и вещее творение тектонических катаклизмов.