Днем и ночью они прыгают с парашютом, ознакомившись предварительно со статистикой травматизма: «В сложных метеоусловиях один из трех парашютистов погибает или получает травму». Но тут же следует совет — держись за свой парашют. На земле из него можно сделать при необходимости палатку, одеяло, постель, силки, рогатку, невод, шарф, шапку, обмотки, парус, мешки, снегоступы, стрелы, наконечники для копья и даже очки.
Вечером курсанты возвращаются в заледеневшие палатки, не представляя, что все пережитое лишь вступление к основному курсу Стэда.
В один из дней, в сумерках, взвалив на себя парашютный ранец и аварийный запас (42 фунта — 42 предмета. От спального мешка и накомарника до удочки и запасных носков), летчики влезают на машины. Грузовики уходят в горы. В долине Гризли, имитируя высотный ночной прыжок с парашютом, курсанты на всем ходу переваливаются через борт и исчезают в темноте.
Десять дней и ночей группами по шесть человек они пробираются к сборным пунктам на восточном склоне хребта. Есть карты и передатчики, но это мало помогает делу. Семиметровые сугробы, холод, вечно мокрые ноги, бессонные ночи, голод — дни, полные лишений, подрывают дух у самых стойких. Часты симуляции. Сказавшись больными, симулянты требуют немедленной эвакуации. Но инструкторы остаются глухи. Они не вмешиваются и не помогают. Они только наблюдают, выясняя способность того или иного курсанта к выживанию.
Голод изнуряет. Не спасают аварийные пайки — плитки пеммикана и картофель. Голод заставляет учиться рыбачить и охотиться. Редких зайцев, пойманных в силки из парашютных строп, счастливцы свежуют и коптят над костром. А назавтра опять голод и бессонная ночь в наскоро вырытой снежной норе. К концу перехода о маскировке почти все забывают, хотя в задании сказано, что группы двигаются по территории, захваченной «противником». Не выставляют уже и часовых, мечтая выбраться поскорее живыми...
Курс Стэда не проходит даром. Бывший командующий стратегической авиации США с удовольствием включил в один из своих докладов откровения выпускника Стэда, сбитого в военных действиях над чужой территорией и оставшегося в живых: «Я вспомнил, чему меня учили в Стэде, и сохранил хладнокровие, присутствие духа и, главное, сохранил свои носки сухими».
...Наш «Антон» летит всю ночь, присаживаясь на попутных аэродромах передохнуть. К утру в светлеющей дали горизонт начинает горбатиться темно-серыми громадами — горы. Мы у цели.
«Третий! Третий! Как слышите меня? Прием». Снаружи доносятся писк морзянки и шипение аварийного приемопередатчика, а затем чуть заспанный голос Владислава, старшего нашей группы, начинает успокоительно бубнить в микрофон: «Первый, первый, я третий. Слышу вас отлично. Вас понял. Приступаем к замерам».
Так начинается новый день в нашем экипаже. Нас вызывает «первый» — это Олег, руководитель экспедиции. Мы отчитываемся о проделанной вчера работе и нашем состоянии и приступаем к физиологическим исследованиям.
В убежище, собранном из жердей и купола парашюта, светло. Ребята уже пробудились, но делают вид, что спят. Замеры не самая приятная процедура. За ночь экипаж незаметно сполз к одной из стен, под уклон площадки, и сейчас скопище тел напоминает одеревеневшую схватку регбистов. Из нее осторожно выпрастывается чья-то рука и, нащупав в кармане ранца сигарету, снова исчезает в куче мале.
— Эй, братцы! — голос Владислава грозен. — Не курить! Сейчас дышать будем.
Под полог один за другим летят газовые мешки. Экипаж нехотя оживает. Каждый отыскивает свой мешок и надевает маску на лицо. Мешки пока пусты, но постепенно заполняются воздухом из легких, растут, точно воздушные шары, закрывают лица. Пробы поступают к врачу. Включаются оптический газоанализатор, портативный кардиограф, термостанция... Пульс в покое, пульс стоя. А, черт! Опять отклеились температурные датчики! Несколько резких движений — и сердце начинает частить, кружится голова, в ногах слабость. Как это мы умудрились позавчера затащить на такую высоту груду наших приборов и снаряжения?
Замеры лишь один из подпунктов обширной программы экспедиции. Нам предстоит в течение месяца выяснять условия выживания и спасения в горах, изучить комплексное воздействие на организм кислородного голодания, обезвоживания, интенсивной физической нагрузки, ограниченного питания и солнечной радиации, оценить аварийное снаряжение и проверить методы его использования в горной местности и, наконец, надо определить оптимальный режим деятельности и особенность поведения человека в горах.
С воздействием интенсивных физических нагрузок мы столкнулись в первый же день, еще и не приступив к эксперименту. Весь груз, который с таким трудом размещался в объемистом АН-24, включая и злополучный ящик догнавших нас психологов, мы затащили в горы на своих плечах. Здесь отряд разделился на условные экипажи — «экипаж I» и «экипаж II». Первому предстояло проводить эксперимент на одной из выбранных площадок, на месте, а «экипажу II», помимо прочего, требовалось еще «проиграть» вариант выхода из района аварии к месту, где их может подобрать спасательная группа или вертолет, по пути испытывая все снаряжение носимых аварийных запасов и спецкостюмов. Конечным результатом работы тех и других должны стать рекомендации и инструкции для людей, попавших в горах в критическую ситуацию. Причем людей не всяких, а малознакомых с горами, не располагающих достаточными запасами пищи, воды, спецснаряжения, людей, на которых действуют острые психологические факторы послеаварийной обстановки. Поэтому мы не можем воспользоваться богатым опытом альпинистов и их спасательных отрядов, не можем взять безоговорочно на вооружение результаты многочисленных физиологических исследований, проведенных в горах врачами.
Мы отдаем себе отчет в некоторой условности наших занятий и последующих рекомендаций и не можем не согласиться со строками из введения книгу «Самолет в опасности»:
«Реальная обстановка, в которой происходит каждая авария, всегда имеет свои особенности и отличия. Поэтому не может быть создано таких правил, которыми можно было бы заменить здравый рассудок, требующийся в каждом конкретном случае. Правила приводятся не в качестве замены здравого рассудка, а в помощь ему, с тем чтобы, опираясь на них, можно было при необходимости быстро принять правильное решение».
Планируя свои эксперименты, мы стремимся по мере сил приблизить их обстановку к условиям реального послеаварийного выживания. А так как никому из нас не приходилось попадать в серьезные летные происшествия, приходится штудировать литературу с документальными свидетельствами. Метод этот, конечно, имеет много изъянов, но другого выхода пока нет.
Так начиналась подготовка ко всем натурным экспериментам: в океане, пустыне, тайге. Мы не испытывали недостатка в подробнейших и многочисленных описаниях попавших в аварию и спасшихся летчиков. Горы же почти не оставляли таких свидетельств. Каждая вынужденная посадка в горах или приземление с парашютом среди ледяных пиков, скальных стен и пропастей связаны с большим риском. Один из летчиков, потерпевших аварию в горах, писал:
«...Выполняя полет в сложных условиях в зимнее время, наш самолет совершил вынужденную посадку на склоне горы на высоте около трех километров. При посадке мы получили травмы и были вынуждены оставаться внутри самолета. Лежали в грузовой кабине, стараясь не шевелиться, так как каждое движение причиняло нестерпимую боль. Хотелось пить, но фляги с водой остались в кабине пилотов и добраться до них мы не могли. Ни один из нас не имел подходящей одежды, и скоро мы стали замерзать.
В 17.30 над нами появились два поисковых вертолета. Сильный ветер, снегопад, неровный рельеф и подступившие сумерки не позволяли вертолетам зависнуть над нами и подобрать нас. Тогда пилоты вертолетов предложили нам по радио спуститься ниже по склону метров пятьсот, где была небольшая ровная площадка. Мы выбрались на крыло. Командир, превозмогая боль, сполз с крыла и тут же провалился по грудь в снег. Сделав несколько шагов, он опрокинулся без сиг на спину. Штурман сообщил по радио спасателям, что снег очень глубок. Мы могли бы попробовать спуститься вниз на металлических панелях капота, но в случае неудачи путь назад к самолету был бы отрезан.
Штурман стоял на плоскости и старался вытащить командира на крыло при помощи строп. Пальцы на руках потеряли чувствительность, хотя вся процедура заняла не больше получаса. Наконец мы снова заползли в грузовой отсек и закутались в парашюты — холод сковал нас. Вероятно, если бы нам удалось вырыть снежную пещеру, там было бы теплее, но мы боялись замерзнуть, если покинем самолет.
Вертолеты улетели, и мы не представляли, сколько сможем держаться здесь без пищи и помощи...»