С точки зрения логики самурая это был действительно неплохой выход. Я не мог появиться в клане без ребёнка, хотя привести его в этот дом и было моим приказом. Не мог появиться, так как моё появление было бы хуже, чем явление призрака. И стало бы напоминанием произошедшей трагедии. А появиться без ребёнка и без пальца, было ещё «куда ни шло». Сигэмото давал мне выход, но чтобы воспользоваться им, мне не хватало намерения и точного орудия.
— Я не предложил Вам чаю, — произнёс хозяин дома. — Ничто не может являться оправданием невежливого приёма. Я сам заварю его!
Он поднялся, и подошёл к низкому шкафчику красного дерева. Нехорошее чувство прошло внизу моего живота. Этот чай никак не входил в обычный этикет. Здесь было что–то не так. Теперь я не отделаюсь даже пальцем. А скорее всего, мне вообще не выбраться из этого дома. О бегстве не могло быть и речи, так как лицо самурая важнее жизни. Поединок также исключался, так как я был уверен, что он не даст мне ни единого повода. Он полностью управлял всеми ситуациями! Моё воображение послало мне неожиданную картину. Я увидел, как мы сначала пьём чай, я отрезаю палец, потом он разрубает ребёнка моего господина, а затем приказывает сварить из мальчика суп и заставляет меня есть его вместе с ним. Сигэмото повернулся ко мне. В его руках был маленький деревянный поднос с двумя чашечками, чайником и двумя плошками сухой заварки. Голосом он приказал кому–то в доме подать кипятка. Пить этот чай было нельзя! Сигэмото приблизился ко мне и опустился вместе с подносом. Я увидел сухую заварку. Что–то подобное я примерно и ожидал увидеть. Я никогда не видел, чтобы это заваривали в чай!
Это были неизвестные мне ингредиенты. Пока я разглядывал нечто отдалённо похожее на разноцветные сушёные водоросли, мой мозг непрерывно работал, а в моих висках стучала кровь. Я ещё успел взглянуть на женщину, которая несла термос. Моё состояние походило на сновидение. Все события в нём соединялись и разделялись. Женщина, Сигэмото, строго выговаривающий ей. Её безымянный палец замотан марлевым бинтом. Иероглифы на стене. Детский всхлип–вздох. Сухая заварка странного происхождения. Всё это слилось в цветной засасывающий водоворот. Сначала я пробовал в нём плыть, а затем течение подхватило меня и неудержимо понёсло куда–то в сторону и вверх с такой силой, что я понял, что нужно делать. Для нас, японцев, это самое важное. Нерешительность — вот наша беда! Но когда решение принято, японскому действию могут позавидовать другие народы.
Сэппуку[12] допускает помощника. Он нужен для того, чтобы довести её до конца. Ведь умереть от вспоротого живота не так–то просто. Квалификация помощника должна быть очень высокой. Он, находясь сзади и не видя лица, должен определить момент, в который необходимо помочь. Это не отследить хронометрически. То, что является долгим для одного, может быть кратким для другого. А слишком быстрая помощь может свести к позору весь ритуал. Она будет означать, что самурай боялся и заранее попросил избыточной поддержки. Но, тем не менее, помощь допускается, и значит, её можно попросить. В этой комнате есть человек нашего клана. После того, как моё решение созрело, я более не сомневался в нём. Я подойду к ширме, вставлю палец в щипцы, и если после одного–двух ударов у меня ничего не получится, то я протяну палец сыну господина, и он отрубит его своим маленьким мечом!
Я вставил палец, резким движением поднялся с татами, и в несколько шагов достиг ширмы. Затем произошло несколько одновременных событий. Я откинул ширму, нажал на щипцы и увидел, что за ширмой нет мальчика. В этот же момент сильнейший толчок в спину буквально опрокинул меня. Он был подобен врезавшемуся в меня автомобилю. Удар пришёлся между лопаток, и скорее всего, имел цель изменить мою траекторию. Но так как она изначально была сложной, то удар не изменил её, а ещё более усложнил. Я провернулся на месте и упал на то, что находилось за ширмой.
«Это» оказалось старым гобаном[13], который стоял там, где должен был находиться ребёнок. Моя голова ударилась о разлинованное поле посреди стоящих камней. Чаши, находившиеся рядом с гобаном, опрокинулись, а мои руки, которые летели на уровне головы, вонзились в них. В следующий миг сила, которая толкнула меня между лопаток, дёрнула вверх. Теперь это было похоже на подъёмный кран, который включил лебёдку. Правая рука вцепилась в чашу с камнями, и кран поднял меня вместе с ней. Конструкцию завращало по комнате. Иероглифы, опрокинутая ширма, испуганные глаза женщины. Я не видел только Сигэмото, который видимо и был тем краном, который крутил меня, как хотел. В следующий момент я вылетел из комнаты наподобие снаряда, выпущенного из катапульты. Прорвав лёгкие сёдзи, я попал в ещё не разошедшийся сумрак утра. Хлопнувшись обо что–то с огромной высоты, я понял, что это земля. Я уткнулся в неё лбом и вдохнул ртом и ноздрями. Оттолкнувшись от твёрдой каменистой поверхности, я последним усилием воли перевернулся на спину и увидел над собой тёмный силуэт. В руках чёрного человека был тяжёлый заострённый камень! Вот и всё, подумалось мне.
— Убийца! — крикнул я из последних сил.
Глава 2 Эликсир бессмертия
Ki[14] разбудило сознание с восходом. Ягура–сан открыл глаза и обнаружил себя в спальной. Комната была маленькая и тесная, а сны в ней были большими и глубокими. Старость — удивительное состояние. Тебе дан опыт, а для компенсации — особая старческая немощь. Она по кусочку отбирает то, что было завоёвано такой немыслимой ценой. Именно она отделяет тебя от большинства других людей. Отделяет от тех, у которых многое впереди. Поэтому в старости лучше читать «Хагакурэ»[15], чем бегать по врачам и пить таблетки «для пожилых». Но японские пенсионеры не читают текстов господина Цунэтомо. Они надеются на телевизор и аптеку. Скоро производство «таблеток отсроченной старости» станет основной отраслью японской промышленности, а затем основой японского экспорта. Ягура–сан немного поворочался в кровати. Нет, его организму больше не хотелось сна. Не было и чувства голода. Ох уж, эти японские пенсионеры! Пить таблетки от галлюцинаций это как пить таблетки от собственного восприятия. Восприятие должно воспринимать! В этом его суть и назначение. Сегодня во сне его снова навещал Учитель. Как таблетка может справиться с этим? Она сделает Учителя невидимым? Для чего? Для того, чтобы Учитель, невидимый при помощи таблетки, подошёл и убил его? Для этого? Учитель и так несколько раз пытался пробраться в его сны незамеченным. Один или два раза в образе матери, а однажды в образе ученицы.
Пожалуй, стоит навестить туалетную комнату. Мочи было немного, но он чувствовал, что она густая и что от неё лучше избавиться поскорее. Для этого нужно было подняться. Ягура–сан вынул из заднего прохода золотую пробочку, положил её в шкатулку в форме дракона и решил дать телу ещё несколько минут, потратив их на медитацию. Его ki ждало разрешения. Получив, оно встрепенулось, поднялось из киноварного поля[16] и заструилось на пол. Это оно проснулось раньше старика–хозяина, и именно оно не дало телу спать дольше. В считанные мгновения невидимые струи заполнили дом, первый и второй этажи. Не обнаружив ни посторонних, ни следов посторонних, ki попросило разрешение выйти в сад. Запах свежести, соединенный с дыханием огромного города, ворвался в сознание. Дом предстал крошечным островком внутри наполненного тугим эфиром океана. Огромного, беспредельного, пугающего. Отделённого от сознания лишь тончайшей мембраной. Эта мембрана и была его жизнь!
Ягура–сан внимательно осмотрел её, ещё раз подивившись тому, насколько она тонка и эластична. Нет, не совсем эластична! Мембрану покрывали многочисленные пятнышки хрупкости. Многочисленные раковинки, напоминающие возрастной пигмент на коже японского старика. И с ними, с этими пятнышками, так просто не справиться, не покрыть кремом Shiseido, который бы размягчил их и сделал менее заметными. Китайцы назвали бы такой крем эликсиром бессмертия. Они всегда были слишком высокопарны, эти китайцы!
Ягура–сан улыбнулся, и его ki, истончившись в миллионы раз, выпрыгнуло с острова Хонсю, и, перелетев море, оказалось на континенте. Он тихонечко поискал им своих китайских друзей, стараясь быть чутким и незаметным. Он не хотел без нужды бросать взгляд в зону, наполненную чужим вниманием. Ведь сегодня у него не было необходимости делать это. Он вспомнил лишь китайское название эликсира и нашёл красивую метафору.
Ki передало сигнал. Китайские товарищи были живы. «Всё совершается как надо, и ничего не происходит иначе, как по намеченному плану». Он не смог отказать себе в удовольствии прочесть эти строки. Какой совершенный язык! Как можно не полюбоваться им? Таким чужим, таким запредельным, таким непреклонно сильным! Подобным языком должны говорить повелители Вселенной, а не торговцы и ремесленники. И в тот момент, когда язык начал оказывать своё действие, за триллионную долю секунды Ягура ki вернуться, и оно последовало за его чутким духом. Вот оно в саду. Вот в комнате. А вот внутри киноварного поля. Ягура–сан закончил утреннюю медитацию. Он приказал телу покинуть постель, и оно по–стариковски шаркая ногами, направилось в туалет.