В один жаркий день вскоре после этого случилось так, что два маленьких коротконогих мальчика потерпели крушение на пороге школы, опрокинув ведро воды, которое они насилу дотащили с ручья, а мисс Мэри пожалела их и, подхватив ведро, отправилась к ручью сама. Под горой тропинку вдруг пересекла чья-то тень, и рука в синем рукаве мягко, но решительно освободила ее от ноши. Мисс Мэри почувствовала смущение и рассердилась.
— Было бы гораздо лучше, если бы вы носили побольше воды для себя, — сказала она язвительно синему рукаву.
Тот покорно молчал, и, пожалев о своих словах, мисс Мэри так кротко поблагодарила его у дверей школы, что он споткнулся. Дети засмеялись, а за ними засмеялась и мисс Мэри; она так смеялась, что ее бледные щеки слегка порозовели. На следующий день у дверей школы таинственным образом появился бочонок, который не менее таинственным образом наполнялся каждое утро свежей родниковой водой.
Эту высокомерную молодую особу не обходили вниманием и другие. Билл-сквернослов, возница слэмгаллионского дилижанса, прославленный местной прессой за галантность, с которой он неизменно предлагал дамам разделить с ним место на козлах, ни разу не посмел удостоить мисс Мэри такой чести, объясняя это тем, что привык «ругаться на подъемах», и уступал в ее полное распоряжение половину дилижанса. Игрок Джек Гемлин, путешествовавший с ней однажды в дилижансе и не промолвивший при этом ни слова, впоследствии швырнул графином в голову собутыльника, который дерзнул назвать ее имя в салуне. Разряженная в пух и прах мамаша одного из учеников, папаша которого остался неизвестным, частенько подолгу застаивалась возле храма гордой весталки, не отваживаясь войти под его священный кров, и поклонялась жрице на расстоянии.
Незаметно промелькнула над Красным Ущельем однообразная вереница сияющих в солнечном свете безоблачных дней, коротких сумерек и звездных ночей. Мисс Мэри полюбила гулять в тихих, тенистых лесах. Быть может, она верила вместе с миссис Стиджер, что смолистый аромат сосен «полезен для груди», да и в самом деле она покашливала уже не так часто и походка у нее стала тверже; быть может, она усвоила вечный урок, который терпеливые сосны не устают повторять и внимательным, и равнодушным. И вот в один прекрасный день она задумала устроить пикник на Оленьей горе и взяла с собой детей. Как легко они почувствовали себя вдали от пыльной дороги, от разбросанных в беспорядке домов, желтых канав, неумолчного грохота машин, цветного стекла и лака, слегка прикрывающего варварство здешней жизни! Как приветливо расступились перед ними уходящие вдаль колоннады леса, когда они миновали последнюю груду развороченных камней и глины и последнюю неприглядную яму! С какой бесхитростной радостью дети, быть может, потому, что они еще не совсем оторвались от груди щедрой матери-природы, бросались ничком на ее темное лоно и оглашали воздух своим смехом; да и сама мисс Мэри, по-кошачьи опрятная, в броне безупречно чистых юбок, воротничков и рукавчиков, забыв обо всем, перепелкой прыгала впереди своего выводка, как вдруг, догоняя детей, смеясь и задыхаясь, с распустившейся косой и повисшей на ленте шляпой, она наскочила с разбегу на незадачливого Сэнди.
Последовали объяснения, извинения и не слишком связный разговор, который не стоит передавать здесь. Казалось, однако, что мисс Мэри уже успела свести знакомство с этим бывшим пьяницей. Достаточно сказать, что его тут же приняли в компанию и что дети, с той проницательностью, которой провидение озаряет беззащитных, признали в нем друга. Они играли его белокурой бородой и длинными шелковистыми усами и вообще позволяли себе вольности, что также свойственно беззащитным созданиям. А когда он развел костер под деревом и посвятил их в другие тайны леса, восторгу их не было границ. После двух таких неразумно счастливых и безмятежных часов мисс Мэри сидела на пригорке и плела венки из лавровых ветвей и жасмина, а он расположился у ног учительницы, мечтательно глядя ей в лицо, почти в той же самой позе, в какой она встретила его в день их знакомства. Сравнение это не слишком натянуто. Следовало опасаться, что легкомысленная и чувственная натура, прежде находившая забвение в вине, теперь точно так же опьянилась любовью.
Вероятно, Сэнди смутно сознавал это и сам. Я знаю, что он жаждал совершить какой-нибудь подвиг, убить гризли, снять скальп с индейца, пожертвовать жизнью ради этой бледной сероглазой учительницы. Мне очень хотелось бы показать его в героической ситуации, и руку мою удерживает только глубокое убеждение, что в такие минуты ничего подобного не случается. И я надеюсь, прекрасная читательница простит мне это упущение, вспомнив, что на самом деле в критический момент спасителем всегда является не герой вашего романа, а какой-нибудь малоинтересный незнакомец или вовсе не романтический полисмен.
Так они сидели, никем не тревожимые; над головой у них постукивали дятлы, снизу доносились звонкие голоса детей. О чем они говорили, не имеет значения. О чем они думали, возможно, не лишено было интереса, но осталось неизвестным. Дятлы узнали только, что мисс Мэри — сирота, что она покинула дом своего дяди и приехала в Калифорнию ради поправки здоровья и самостоятельного заработка, что Сэнди — тоже сирота, что он приехал в Калифорнию ради приключений, что он вел рассеянную жизнь, а теперь хочет исправиться, и прочее в том же роде, что, с точки зрения дятлов, должно было показаться сущими пустяками, на которые не стоит тратить время. В этих пустяках прошел весь день, а когда дети собрались снова вместе и Сэнди с понятной для мисс Мэри деликатностью тихо простился с ними на окраине поселка, этот день показался ей самым коротким в ее нелегкой жизни.
Долгое сухое лето подходило к концу, и учебный сезон в Красном Ущелье тоже кончался. Через день мисс Мэри должна была уехать, и Красное Ущелье прощалось с ней по меньшей мере на всю зиму. Она сидела одна в школе, облокотясь о стол, и, полузакрыв глаза, предавалась мечтам: в последнее время она обнаруживала склонность к такому времяпрепровождению, боюсь, даже в ущерб школьной дисциплине. На коленях у нее лежали грудой мох, папоротники и другие лесные сувениры. Она была так занята ими и собственными мыслями, что не расслышала тихого стука в дверь, а может быть, в задумчивости приняла его за отдаленный стук дятла. Когда наконец стук раздался более явственно, она вскочила, вся раскрасневшись, и открыла дверь. На пороге стояла женщина, смелый и даже вызывающий костюм которой странно противоречил ее робким и нерешительным манерам.
Мисс Мэри с первого взгляда узнала сомнительную мамашу своего бесфамильного ученика. Обманулась ли она в своих ожиданиях, или в ней заговорила щепетильность, но, холодно приглашая гостью войти, она бессознательно оправила воротнички и рукавчики и подобрала свои целомудренные юбки. Быть может, поэтому растерявшаяся гостья после минутного колебания оставила свой пышный зонтик за дверью раскрытым, воткнув его в пыль, и уселась на дальнем конце длинной скамьи. Она начала хриплым голосом: