– Почему же не поверю? Ты всю жизнь в лесу, немало нагляделся.
Дед молчит. Потом нехотя начинает:
– Да я-то этого не видал, а старые люди сказывают. Значит, верно, что было… Небось знаешь, над речкою, в крутояре, что за деревней, на самой излучине ласточки-береговушки живут?
– Ну и что же?
– А вот. Появилось раз в нашей стороне серых жаб видимо-невидимо. Ночью с крыльца не сойти, так под ноги и лезут. Проведали, значит, жабы про гнёзда в крутояре, выбрали время, когда все береговушки разлетелись пищу птенцам добывать, залезли в гнёзда, пожрали птенцов, сидят в норах; темно, прохладно, чем не житьё.
Прилетели береговушки птенцов кормить. Впотьмах-то ничего не разберут. А жабы хитры: разинули рты, будто птенчики. Береговушки-то весь корм им посовали, а сами опять за добычей. Так и остались жабы вместо птенцов в норах жить. Кормят их птицы, да как станут в рот пищу совать, наперёд слюной её смачивают. От той слюны у птенцов крылья растут, на теле перо появляется.
Пришло время детёнышам из гнёзд вылетать. Вылезли жабы из нор. Глянули на них птицы, так и ахнули. Вот дети-то уродились! И перо и крылья есть, да только всё не такое, как надо, – мягкое, серое, словно совиное. Ну, а уж морда-то жабья как была, так и осталась. Сколько её перьями ни прикрывай, всё жабья.
Взгоревались птицы, стали жаб от себя гнать. Тем делать нечего – нужно убираться. Разлетелись по лесам, будто птицы, а жабьи повадки так и оставили. Летают ночью, всё по земле, низом. Ловят поганым жабьим ртом всякую нечисть. А то ещё сядет на пенёк и заведёт лягушачью трель. Пакость – да и только. День настал, все птицы проснутся, поют, а эти вместе с земляными жабами куда подальше от света хоронятся. Одно слово – полуночник. Неправильная птица – оборотень. Уж если закружит она над тобой, значит, жди беды. Оборотит так, что в своём лесу пути не найдёшь али ещё что похуже приключится… А ты хвалить… Тоже нашёл кого!
Дед замолчал. Молчу и я. Думаю о призрачной ночной птице-оборотне и о той стране, где она живёт, – чудесной стране народной фантазии.
Да вот я и сам наяву забрёл в эту таинственную страну.
Только посмотреть кругом – ночью в лесных трущобах, тонущих в лунной мгле, всё кажется сказочным, неправдоподобным.
Мы у Гнилого лога. Когда шли днём на охоту, здесь была сырая низина с редкими лохматыми деревьями, а теперь перед нами лунное озеро, озеро сизого ночного тумана. На нём чёрные силуэты кораблей, мачты и паруса…
Набежал ветерок. Всё в движении. Колышутся лунные волны, качаются мачты, надуваются паруса. Чёрная флотилия тронулась в путь.
Вдруг где-то за болотом дико захохотал филин, и сейчас же в другом конце леса ему отозвался полуночник.
– Слышишь, дедушка, леший с оборотнем перекликаются? Должно, хотят нас закружить.
Дед понял намёк, рассердился, даже плюнул:
– Так и знал, не поверишь! Даром только язык чесал.
Он шагнул вперёд, нырнул и исчез в сизых волнах тумана.
Я спешу следом. Мы проходим мимо окутанных туманом деревьев. Это уже не корабли, как казалось издали, чёрные чудовища тянут к нам огромные косматые лапы. Каждый миг всё кругом меняется, движется, оживает.
Я смотрю на эти фантастические превращения и, кажется, начинаю понимать, как зародилась сказка о таинственной птице полуночнике.
«Передышка»
От деревни до ближайшего леса дорога шла через широкое поле. Идёшь по нему в летний день – солнце печёт, жара. Кажется, конца-краю нет этому полю.
Но как раз на половине пути, у самой дороги, росла зелёная развесистая берёза.
Кто бы ни шёл из леса в деревню или обратно, обязательно сядет и отдохнёт в прохладной тени под старым деревом.
И так это славно бывало: кругом всё поле даже блестит от солнца, а под густой берёзой свежо, прохладно. Над головой зелёные листья шумят, будто зовут присесть и передохнуть немножко.
Вот и прозвали эту берёзу местные жители «Передышкой».
Ранней весной только пригреет получше солнце, а Передышка уже зазеленела, стоит среди голого поля нарядная, сплошь усыпанная клейкими молодыми листочками.
А осенью Передышка становилась вся жёлтая. Подует ветер, и полетят золотые листья.
Целые стаи перелётных птиц садились передохнуть на берёзу.
И так уж, бывало, заведено, из года в год, много лет: человек ли идёт из леса в деревню, птица ли откуда-то издали прилетит – для всех берёза посреди поля служит местом отдыха.
Но вот однажды осенью возвращались ребята домой с вязанкой хвороста. Дошли они до берёзки и, как полагается, отдохнуть уселись.
Кругом по-осеннему неуютно: поле пустое, серое, давно уже с него хлеб убрали, только сухое жнивье жёсткой колючей щёткой торчит. А у самой дороги картофельные гряды темнеют. Ботва на них почернела, дожди да ветры прибили её к самой земле.
Посидели ребята немного под деревом, а потом кто-то из них предложил: «Давайте костёр разведём, погреемся и картошку в золе испечём».
Наломали сухих палочек из хвороста, стали костёр разводить, а он не горит: ветром огонь задувает.
– Постойте! – кричит один мальчуган. – Тащите-ка сучья к берёзе. Вон у самых корней будто печурка, там уж костёр не задует.
Так и устроили.
С тех пор ребята приладились между корнями берёзы костёр разводить, картошку печь. И огонь разжигать было очень удобно: надерут коры с той же берёзы, она жарко горит, в один миг костёр разгорится.
Всю кору с дерева пообдирали. А между корнями выжгли большую чёрную дырку – настоящую печь.
IIНаступила зима. Ребята перестали ходить в лес.
Всё кругом: и поля, и леса – засыпал снег. Посреди белого поля виднелась одна только берёза. Её ветви обледенели, покрылись инеем. И когда утром солнце вставало, берёза казалась нежно-розовой, будто нарисованной тонкой кистью на синем фоне морозного неба. Только внизу, у самых корней, по-прежнему чернела обугленная дыра. Но и она теперь не очень была заметна – снаружи её слегка припорошил снег.
Но вот и зима прошла. Потекли ручьи. Запестрели в поле проталины, всё кругом зацвело, зазеленело.
И только одна Передышка в эту весну не покрылась зелёной листвой. Она стояла голая, потемневшая. Ветер обломал у неё сухие ветки и оставил лишь крючковатые толстые сучья.
«Засохла наша берёзка, не будет теперь Передышки», – говорили в деревне.
А потом однажды приехали на дрогах люди с топором и пилой, свалили сухое дерево и увезли на дрова.
Остался от Передышки один только пень, а внизу под ним – чёрная обугленная дыра.
IIIШёл как-то лесник из деревни к себе в сторожку, и ребята с ним тоже пошли в лес по ягоды. Дошли до середины поля. Жарко, а укрыться от солнца негде, один пень у дороги торчит.
Поглядел на него лесник, рукой махнул.
– У кого же это, – говорит, – хватило совести Передышку сгубить? Выжгли дыру у самых корней да ещё всю кору со ствола ободрали…
Стыдно стало ребятам. Вот ведь что они наделали. Переглянулись между собой и рассказали обо всём леснику.
Тот покачал головой.
– Ну, – говорит, – что было, того не воротишь, а теперь надо вину исправлять.
Ребята обрадовались. Только как же её исправить?
– А вот как, – сказал старик. – Осенью приходите ко мне в сторожку. Выкопаем мы молодых кустов да берёзок, всю дорогу ими обсадим.
Так и решили. Было это лет десять назад.
А теперь от леса вся дорога деревьями и кустами обсажена. А посредине пути торчит старый широкий пень. В этом месте по-прежнему все садятся передохнуть. Сидят кто на пне, а кто просто так, на земле, под тенью густых молодых берёзок. И это место зовётся по-прежнему «Передышка».
На пороге весны
Я отправился за город, в лес, поглядеть, заметно ли там приближение весны, а кстати и осмотреть места прошлогодних тетеревиных токов.
День был солнечный. В городе сильно таяло. Но я всё-таки захватил с собой охотничьи лыжи. Лыжи у меня не простые. Я привёз их из экспедиции с далёкого Севера. Они широкие и снизу подбиты лосиными шкурами. На таких лыжах и в оттепель ходить можно – снег не подлипает.
Приехал я на маленький полустанок, надел лыжи – и прямо в лес. Хорошо, очень хорошо в нём в эту предвесеннюю пору. Весна чувствуется ещё только в воздухе. Солнце так и слепит глаза. Небо уже по-весеннему голубеет, и по нему, как льдинки в весенний разлив, плывут лёгкие белые облака. Небесный ледоход уже тронулся, а земля всё ещё покрыта льдом и снегом. Деревья и кустарники тоже в снегу, совсем по-зимнему.
Я шёл по лесной тропинке, глядя по сторонам. Вот и широкая поляна, где каждую весну токуют тетерева. А сколько здесь заячьих следов! Весь снег истоптан. Теперь зайцы нередко разгуливают и днём: выскочат на полянку и греются на солнышке.