Проследив маршруты движения племен и народов за четыре столетия, мы убедимся, что почти вся Евразия и Северная Африка были исхожены вдоль и поперек неспокойными «переселенцами». Только в самые труднодоступные области не доходили неугомонные люди: не забрались они на Джомолунгму, не освоили Заполярье или, скажем, пустыню Гоби, впрочем, по легко объяснимым и понятным причинам.
Одним из центров спокойствия и стабильности в эпоху Великого переселения народов в Евразии было междуречье Оки и Волги, куда во второй половине I тысячелетия н. э., как свидетельствуют данные археологических раскопок, стали прибывать славянские племена — ильменские славяне, вятичи и кривичи. Но междуречье в корне отличалось от других подобных центров тем, что здесь можно было жить безбедно и счастливо всегда, в том числе и в IV–VII веках, для чего, правда, приходилось упорно и постоянно работать. Таких людей среди «переселенцев» было очень мало: большинство устремилось на дележ остатков богатств древних держав. Все эти скитающиеся от Бирмы до Альбиона и от Кореи до Гибралтара искатели приключений бились друг с другом за добычу, теряли в боях родных и близких, родителей и детей, захватывая ухоженные другими земли, создавали свои собственные государства.
Отличительной чертой тех, кто прибывал в междуречье Оки и Волги, была невоинственность. Некоторые ученые, например С. Ф. Платонов, называют процесс обживания славянскими племенами Восточной Европы колонизацией. Не вдаваясь в терминологическую полемику с видным историком, нужно, однако, подчеркнуть, что освоение славянами новых территорий уже в те века носило, если так можно выразиться, диффузионный характер. В полном смысле слова колоний они не создавали, как это делали, скажем, греки в Причерноморье. Славяне не сгоняли с родной земли аборигенов, не превращали их в рабов или подданных. Полное отсутствие письменных свидетельств о первых веках совместной жизни в Заокской земле славянских и угро-финских племен только подтверждает мысль о мирном, диффузионном характере проникновения сюда славян.
В конце VIII века в Европе «забурлили» северяне: норманны, викинги, варяги. Дерзкие разбойники в течение двух веков терроризировали народы и племена, большие и малые государства, ходя в беспримерные походы на север Восточной Европы, на Каспий по Волге, в Черное море по Днепру, в Центральную и Западную Европу, в Северную Африку, в Средиземноморье, в Ирландию и даже в Америку. Они буквально переворошили всю средневековую Ойкумену, а когда приняли христианство, то сделались верными пособниками католической церкви в христианизации народов, не отказываясь тем не менее и от роли банальных наемников.
В Восточной Европе люди севера создали государство — Киевскую Русь. Пришли они сюда в IX веке по приглашению славянских вождей — факт известный, хотя интерпретируемый не всегда верно. Это приглашение говорит прежде всего о государственной мудрости славянских вождей, ведь сила у людей севера была огромная, и рано или поздно ворвались бы они сюда обязательно, только в другом качестве: разорили бы, разграбили землю, поубивали бы невинных, а так, получив приглашение, первые варяги явились сюда служить, и предстояло им долгое внедрение в обычный уклад славянской жизни.
Рюрик, вождь варяжской дружины, подрядившейся на службу к Гостомыслу, а следом и его потомки — Рюриковичи — создали в Восточной Европе мощное государство. Оно довольно часто воевало, потому и удостоилось внимания историков и хронистов. Но нет в памятниках этой эпохи и намека на существование городка на Боровицком холме, нет ничего даже о той территории, которую мы назвали Московское пространство: она оставалась до поры до времени, а точнее, до первого вооруженного конфликта Рюриковичей с местными жителями, центром европейского спокойствия, не видимым, но существующим маяком, притягивающим к себе тех, кто не хотел и не любил воевать и кто не боялся много работать.
* * *Город Москва впервые упомянут в летописи, датированной 1147 годом. Но перед тем как перейти к рассказу о драматичной истории взаимоотношений основателя города Юрия Владимировича Долгорукого, его сына Андрея Боголюбского, с одной стороны, и владельца многочисленных сел в окрестностях Боровицкого холма Степана Ивановича Кучки, его детей — с другой, необходимо вернуться по дороге времени в XI век. И дело даже не в том, что именно тогда, по мнению некоторых авторитетных ученых, возникло первое укрепление на Боровицком холме, а в самом духе той сложной эпохи, в уникальности Московского пространства, в сложившейся здесь социально-политической ситуации.
Если попытаться коротко охарактеризовать XI век, то с большой степенью достоверности можно сказать, что это была эпоха, когда народы мира, в частности Восточной Европы, оказались заложниками междоусобиц феодалов, князей и царей. В самом деле, к середине столетия образованные во время и после Великого переселения народов державы средневековья уже пали: в 745 году — Тюркский каганат, в 843-м — империя Карла Великого, в 918-м — империя Тан, в 945-м — Арабский халифат, в конце X века — Хазарский каганат.
Русское государство, которое основали в IX веке варяги, в XI веке этот процесс тоже затронул. Экономической основой державы на Восточно-Европейской равнине были две могучие реки — Днепр и Волга. Волга еще на рубеже X–XI веков утратила экономическую роль по следующим причинам. После падения империи Тан и крушения Арабского халифата на территориях этих стран образовались небольшие, постоянно конфликтующие между собой княжества. Следствием политической нестабильности во многих районах мира стало сокращение товарооборота на одном из крупнейших мировых «базаров» того времени — в Хазарском каганате, что, в свою очередь, подорвало жизнеспособность и этого, недавно еще мощного, государства.
С крушением империи Тан, Арабского халифата и Хазарского каганата упало и значение Волги как торговой магистрали, как важной составляющей экономики Киевской Руси, поэтому Днепр оставался долгое время единственной экономической опорой Киевского государства.
Во время правления Ярослава Мудрого Русское государство достигло наивысшего расцвета. Ярослав умер в 1054 году. А в 1056-м в Византийской империи рухнула македонская династия, существовавшая с 867 года. Во время правления этой династии Византия пережила величайший подъем во всех сферах жизни, а Константинополь вернул себе славу «мастерской великолепия». Недаром годы царствования одного из представителей этой династии — Константина VII Багрянородного — названы историками македонским ренессансом. Именно на период правления этой династии приходится, во-первых, расцвет Киевской Руси, во-вторых, взлет активности людей севера: викингов, варягов, норманнов. Именно эффективные экономические, торговые, да и духовные связи между Скандинавскими странами, пережившими бурную эпоху викингов, Киевской Русью и Византией возвысили города Поднепровья и особенно Киев, расположенный в центре пути «из варяг в греки».
После падения македонской династии дела в империи резко ухудшились. И в Скандинавии тоже. Буйная эпоха «бродяг моря», приносившая Скандинавии громадную прибыль от военных походов в страны Европы, Африки, Азии и даже Америки, закончилась неудачным походом Харальда Хардероде (Сурового) на Альбион в 1066 году. Последний «король моря», как называли Харальда, конунга Норвегии, погиб. Поток товаров по Днепру катастрофически уменьшился, на что оказала влияние и дестабилизация в восточноевропейской степи, куда уже вошли из-за Волги сильные половцы, оттеснив на запад одряхлевших печенегов. А значит, ухудшилось и экономическое положение, а лучше сказать, экономические возможности сильно раздутых варяжским ветром громоздких городов Поднепровья. Пришлось искать другие возможности, другие земли, другие дороги, что и стало причиной кардинальной перекройки экономической и политической карты Восточной Европы, междоусобиц русских князей.
Распря между Рюриковичами, надо отметить, вспыхивала и раньше, еще в IX веке, но до 1077 года она носила локальный характер. Могущественным князьям киевским удавалось относительно быстро гасить огонь братоубийственных войн. Разразившаяся в 1077 году распря между внуками Ярослава Мудрого в корне отличалась от прочих тем, что борьба теперь шла не за киевский великокняжеский престол, а за господство новых княжеств, новых городов над старыми, над Русью, быстро меняющей не только экономическую географию, но и политические приоритеты.
Согласно упоминаниям в летописях, в XI веке в Восточной Европе было основано 62 города. В XII веке на Руси возникло уже 134 города. Стремительный рост городов и укрепленных поселений происходил в то время, когда роль варяжской опоры в экономике страны практически сошла на нет. Основатели новых городов решали задачи, по сути своей резко отличающиеся от тех задач, которые жизнь ставила перед князьями, боярами и простолюдинами Киевской Руси до смерти Ярослава Мудрого, а центр политической жизни восточноевропейского государства стал медленно, но неуклонно перемещаться в Северо-Восточную Русь. Именно здесь, в Заокской земле, рождались новые взаимоотношения князей и народа. «В самом деле, на севере князь часто первым занимал местность и искусственно привлекал в нее посельников, ставя им город или указывая пашню. В старину на юге (в Киевской Руси. — А. Т.) было иначе: пришельцем в известном городе был князь, исконным же владельцем городской земли — вече; теперь на севере пришельцем оказывалось население, а первым владельцем земли — князь. Роли переменились, должны были измениться и отношения. Как политический владелец, князь на севере по старому обычаю управлял и законодательствовал; как первый заимщик земель, он считал себя и свою семью, сверх того, вотчинниками — хозяевами данного места. В лице князя произошло соединение двух категорий прав на землю: прав политического владельца и власти частного собственника. Власть князя стала шире и полнее»[2].