И тут меня как ударило. Ну, конечно, буфет! Как же я сразу не догадалась?! Правда, у него денег нет, но какая это проблема для такого-то человека — клептомана?
Быстрым шагом (по-моему, это скорее можно было назвать спортивной ходьбой) я кинулась в буфет. Уже дали первый звонок.
Народу в этот раз (дневной все-таки сеанс) в буфете было немного. А после звонка и вовсе никого не осталось — детишки догрызли свои пирожные и отправились досматривать «Гамлета».
То есть не совсем «никого» — в самом углу буфета я увидела своего дорогого Василия. Он прижимал к стеночке какого-то полумертвого от ужаса дяденьку и что-то ему настойчиво втолковывал. Дяденька, судя по всему, школьный учитель литературы — учеников в театр водил — все всплескивал руками. Было похоже, что он хочет оттолкнуть от себя Васю, но не решается.
Я подошла поближе. По лицу Василия блуждала нехорошая улыбка, он то и дело сжимал и разжимал кулаки.
— Это такие вот у тебя, мил друг Василий, позывы? — поинтересовалась я.
Клиент мой взрогнул и отступил на шаг от своей жертвы. Мужичок перевел дух. Вася попытался незаметно от меня что-то спрятать в карман — я заметила.
— Ну? — повторила я.
— Да ничего, — промямлил наконец Вася и пожал плечами, — так…
Дяденька, воспользовавшись тем, что Василий отодвинулся от него на шаг, бочком-бочком — и пулей вылетел из буфета. Не оглядываясь. Только в дверях оглянулся.
— Так, — менторским тоном произнесла я, — теперь давай-ка, что у тебя там в левом кармане.
— Где? — очень натурально удивился Вася, хватаясь за пиджак.
— Не там, не там. В брюках.
Поняв, что дальнейшее сопротивление и отпирательство бесполезны, Василий вынул из кармана огромный бриллиантовый перстень.
Та-ак. Вот, значит, как. Понятно. Перстень я узнала сразу — тот самый перстень с пальца «пахана», того бандита, парни которого избивали Васю в баре. Вот за это дело — за перстень — наверное, и избивали.
Как же Василий сохранил его при себе? Ведь я ж обшарила его одежду, пока он спал.
Дали второй звонок.
— Пойдем, там, наверное, уже спектакль начался, — засуетился Василий, — пойдем, а то опоздаем…
— Опоздали уже, — охладила я его пыл, — успокойся, ты же все равно хотел другими делами заниматься… Садись за столик и рассказывай.
Я заказала две чашечки черного кофе, и мы уселись за столик в углу. Давно уже прозвенел третий звонок. Василий допил свою чашку кофе, со вздохом окинул тоскливым взглядом коньяк, выставленный на стойке буфета, и начал рассказывать:
— Ну, ты, значит, в туалет пошла, а я посидел немного, скучно мне стало, пошел к этим придуркам, к их столику. А там мужик этот перстень по столу катает… Ну, я…
— Постой, постой, — перебила его я, — а зачем ты к ним отправился-то? Поздороваться?
— Сигарету стрельнуть.
— У тебя же были сигареты!
— Были, — согласился Вася. Он помолчал немного и продолжал: — Ну, как домой пришли, я этот перстень в ванной припрятал. На всякий случай. На черный, как говорится, день.
В ванной, значит. Ну-ну, понятно.
— И мужичку этому толкнуть его пытался? — договорила за него я.
— Пытался…
Вот так здорово. Меня с какой целью нанимали? Чтобы уберечь уважаемого Василия Федоровича от антиобщественных поступков. И теперь получается, что со всем моим опытом и профессионализмом, со всей моей смекалкой и так далее я прокололась?
Выходит, так. Стыдно, Женечка, стыдно, стареешь.
А Василий — хват. Мастер своего дела, так сказать. А я вот что-то… Стыдно.
Пока я молча потягивала свой кофе, занимаясь самобичеванием, Василий начинал тихо томиться. Он уже откровенно не сводил своего алчущего взгляда с коньяка на витрине.
— Слушай, — наконец умоляюще произнес он, — мне ведь только сто грамм надо. И все… А то башка совсем как эта…
Я молча покачала головой.
— Ну, знаешь, — понизив голос, проговорил Вася, — я срок уже отмотал. Свободный человек я теперь! — Он говорил все громче и громче, а к концу монолога совсем перешел на крик. — Я тебя увольняю! — орал похмельный Василий. — Увольняю!!! Все! Пошла отсюда! Бабки мои отдай и вали! Слышишь?! Ты, курва!!
На этот крик из-за стойки буфета показалось удивленное, продолговатое такое лицо буфетчика. Но Василий кинул на него настолько грозный взгляд, что буфетчик решил в разговор наш не встревать и спешно ретировался куда-то в подсобное помещение.
А Вася все разорялся. Кричи, кричи. Не ты меня нанимал, не тобой деньги плачены — не тебе меня и увольнять. Васин монолог продолжался несколько минут, а в завершение всего он ударом ноги опрокинул наш столик — хорошо, что я успела кофе свой допить, а то бы еще и горяченьким окатили.
Выдав такой заключительный аккорд, Василий остановился передо мной в позе, выражающей достоинство и дерзкий вызов. Конечно, настолько, насколько достоинство и дерзкий вызов может выражать похмельный человек.
Как раз в это мгновение в двух шагах от нас, как из-под земли, возник милиционер. Можно подумать, он дожидался, пока Вася закончит выступать.
— Нервничаем? — совершенно спокойно осведомился мент. — Кричим, инвентарь ломаем?
Василий глянул на него, и тут я заметила, что глаза-то у моего клиента совершенно безумные — сощуренные, темные. Вот сейчас!..
Я не успела отреагировать, а мент и подавно не успел — Василий, широко размахнувшись, ударил его кулаком по уху. Буфетчик, который с появлением милиционера высунулся из-за своей стойки, аж крякнул от удивления.
Мент покачнулся и, запнувшись об опрокинутый столик, упал навзничь.
Прежде чем я успела оттащить от него Васю, блюститель порядка получил еще несколько приличных ударов по ребрам.
Вот черт! Этот Василий Федорович и вправду неврастеник какой-то. Психопат.
Поверженный, так сказать, в прах мент еще шевелился на полу, пытаясь подняться. Еще буфетчик не отошел от своего оцепенения — так и стоял за стойкой с открытым ртом, а я уже вытащила продолжавшего бушевать Василия из буфета.
Мой впавший в буйство клиент сопротивлялся изо всех своих похмельных сил, но куда ему до меня. Я была гораздо сильнее. Мышцы у меня тренированные, дай бог всякому мужчине такие. И сноровка, и точные, доведенные до автоматизма движения — тоже дай бог всякому.
Вовсе не хвастаюсь, просто на самом деле так.
Я выволокла Василия в вестибюль театра, под изумленные взгляды билетеров и охранника вытолкала за дверь.
Оказавшись на улице, Вася едва не вырвался от меня — бесновался, как… дикий кабан какой-нибудь.
Все, пора хватать первую попавшуюся тачку и ехать домой. Сходили, называется, в театр.
Я подняла руку, возле меня тут же затормозила красная «Ауди».
— Да не поеду я нику… — попытался было заорать Василий, но я, незаметно для водителя, двинула своего не в меру разнервничавшегося спутника локтем в солнечное сплетение. Василий сразу задохнулся.
— Плохо человеку стало, — с ангельской улыбкой пояснила я водиле, заталкивая Васю на заднее сиденье и садясь туда же, — придется, видно, домой ехать. А жаль, спектакль не досмотрели. — Я с сожалением прищелкнула языком.
Уже когда мы отъехали от театра на довольно приличное расстояние, я обернулась и увидела, как из двери этого прибежища муз вылетел тот самый избитый Васей мент. С пистолетом, между прочим.
Он остановился, покрутился, покрутился у входа и растерянно развел руками.
«Ауди» повернула на перекрестке, и драмтеатр скрылся из виду.
Глава 3
На всякий случай я попросила водителя, подвозившего нас, высадить меня с Василием в двух кварталах от дома.
Конспирация и подстраховка! Подстраховка и конспирация — учили нас в специнституте и в отряде «Сигма». И еще маскировка. А по маскировке, между прочим, я всегда получала только высшие баллы. В отряде «Сигма» бойцы прозвали меня за это «Хамелеон».
Было за что — искусство перевоплощаться я освоила, как говорится, от «а» до «я».
В машине Василий успокоился. Так же внезапно, как и завелся. Ну, не то чтобы совсем успокоился — замолчал и никаких резких движений больше не совершал.
Он вообще никаких движений не предпринимал — сидел себе на заднем сиденье рядом со мной, ручки сложил. Только глаза у него сверкали так же, как и тогда в буфете.
Похмелить, что ли его? А то черт его знает, что он еще выкинет. А, впрочем, пускай выкидывает — будем до вечера дома сидеть. Никакого больше окультуривания.
А похмелиться ему давать, я думаю, не стоит — у таких людей процесс похмелки затягивается и плавно переходит в следующую пьянку.
А так как продолжение банкета я ему устраивать не собираюсь, то, выпив сейчас еще, он, по-моему, сильнее мучиться будет.
Как это называется — недогон?
В институте нам преподавали, конечно, лексику совсем не общеупотребительного характера — уголовный жаргон и так далее. Но с тех пор, как я училась в институте, прошло немало лет, а подобный пласт лексики меняется очень быстро — это же вам не язык общения…