– Да, я слышал… Немного дурмана в чай… Или, чаще, вилами в живот… В общем, подручными средствами.
– Это было когда-то… А сейчас жизнь другая и люди другие. Я бы мог тебе рассказать несколько удивительных случаев. На такую хитрость и изобретательность твои софийские карманники и не способны…
Разговор начал угасать. Лейтенант Радев недовольно молчал – ясно, что из его затеи ничего не вышло. Окружающие перестали слушать, занялись кто чем. Одни лениво чистили яблоки, другие разливали по бокалам вино. Самые находчивые клали очищенные яблоки в вино, сочетая два полезных дела. И в этот момент в разговор вмешался старший лейтенант Шопов, молчаливый и немного флегматичный курсант, которого до сих пор едва замечали.
– Товарищ полковник совершенно прав, – нерешительно сказал он. – Иногда на селе бывают поразительные уголовные преступления. Интереснее я и в романах не встречал. Хотите, расскажу вам один случай?
Сначала никто не поддержал его. В этот поздний час людям больше хотелось услышать смешной анекдот, а не долгую и кошмарную историю. Да и не верилось, что Шопов может рассказать что-нибудь путное.
– Давай, Шопов, – снисходительно согласился полковник.
И тут Шопов вдруг смутился и запнулся. Его нежное, как у девушки, лицо стало таким беспомощным, что несколько человек тут же пришли ему на выручку.
– Рассказывай, рассказывай! – подхватили они ободряюще.
– Это случилось лично со мной! – мучительно выдавил Шопов. – Сорок восьмой год, я был тогда мальчишкой семи-восьми лет. Однажды ночью – только мы собрались спать – кто-то вдруг постучал в дверь и позвал моего отца по имени. Он накинул пиджак и вышел… И больше не вернулся… Ни слуху ни духу, словно испарился.
Потрясенные курсанты переглянулись. Они впервые слышали эту историю. Она показалась им невероятной.
– Расскажи подробнее, – сказал заинтересовавшийся полковник.
– А случилось это все, – с трудом проговорил Шопов, – около десяти часов – не очень рано, не слишком поздно. В комнате нас было только трое – я, мать и отец.
Когда его позвали, никто не встревожился, это я отлично помню. В то время проводилась коллективизация, а отец мой был членом партийного бюро. Так что его часто вызывали по ночам, в любое время…
– Его позвали по имени? – спросил Димов.
– Да, уменьшительным именем… Отца звали Антон, а крикнули «Дончо». Мы так и слышали: «Дончо! Дончо!..» Я был ребенком и не мог понять, знакомый это голос или незнакомый. Но где-то глубоко во мне осталось чувство, что голос знакомый.
– Но ведь твоя мать не была ребенком, – сказал Димов.
Старший лейтенант внимательно посмотрел на него.
– И она тоже говорила, что голос ей знаком. Но тогда она не обратила внимания.
Она и так сердилась, что отца вызывают по ночам. Поэтому и не распознала, чей это был голос. От отца ничего не осталось, даже его кепки не нашли. И так до сих пор.
– В первый раз слышу эту историю, – озадаченно промолвил полковник.
– Я писал об этом в автобиографии, – ответил лейтенант.
Наступило тягостное молчание. Полковник снова посмотрел на Димова.
– Ну, что скажешь? – спросил он с едва заметной иронией, ведь история действительно произвела на всех тягостное впечатление.
– Ничего, – сказал капитан. – Впрочем, скажите: ваша мать потом вышла замуж?
Шопов поморщился.
– Нет, товарищ капитан, это вы зря подумали… Мать моя вышла второй раз замуж всего пять-шесть лет назад. И притом за человека из другого села…
– Ну все-таки, – пробормотал капитан. – На вашем месте я бы этого дела так не оставил…
Шопов не ответил. И капитан заметил в его взгляде смертельную усталость, резко контрастирующую с его молодцеватой, подтянутой фигурой. У Димова вертелся на языке еще один важный вопрос, но он знал, что задавать этот вопрос не следует, по крайней мере, здесь. Разговор угас сам по себе, и незачем его продолжать. К тому же майор Пенелов, сидевший напротив, многозначительно подмигнул. Да, разумеется, он совсем забыл о прощальном тосте. Курсанты переглянулись, наполнили бокалы. Майор Пенелов постучал ножом по тарелке.
– Слово предоставляется лейтенанту Радеву!
Лейтенант живо вскочил со своего места, словно только и ждал приглашения. В сущности, так оно и было.
Радев говорил долго, умно и запнулся только два раза, что само по себе можно считать большим достижением. Полковник слушал внимательно и сосредоточенно, словно на инструктаже в министерстве. Димову казалось, что того и гляди полковник вытащит знакомую записную книжку, чтобы записать наиболее ценные мысли. Наконец Радев закончил и высоко поднял бокал со знаменитым «Монастырским шушуканьем» (так назывался этот сорт вина). Раздались аплодисменты, зазвенели бокалы. Полковник поднялся.
– Благодарю вас, ребята! – сказал он просто. – Я один, а вас много. И все-таки вы меня забудете, а не я вас. Ваша работа поглотит вас, а моя работа – это вы и те, которые примут вслед за вами. Я рад, что у нас все было нормально и вроде бы мы не можем жаловаться друг на друга. Может быть, исключение составляет только капитан Димов…
– Не составляет, – отозвался капитан, слегка покраснев.
– Вот что я тебе скажу, – тихим голосом продолжал полковник. – Ты напрасно беспокоишься… Жизнь долгая, и тебе надоест кровь. Я думаю, что сейчас тебя должно тревожить другое. Ты уезжаешь в совершенно незнакомое место, в городок, где люди знают друг о друге всю подноготную. Тебе надо жениться, мой мальчик, иначе ты будешь здорово скучать.
Он сел. Снова раздались аплодисменты. Настроение за столом значительно поднялось.
– Я прав? – обратился полковник к Димову.
– Ну, прав, конечно, прав, – шутливо ответил капитан. – Но я, кажется, не очень нравлюсь женщинам.
И хотя дело обстояло не совсем так, полковник ему поверил.
– Понравишься! – сказал он убежденно. – Там тебя ждет, по крайней мере, десяток невест.
Как и полагается, спели «Гей, Балкан, родной ты наш…», и на этом обязательная часть программы закончилась. Можно было расходиться. Первым встал полковник, за ним остальные. Ночь была ясная и теплая, полная луна висела над серебристыми вершинами деревьев. Капитан Димов нашел в толпе знакомую спину и уже не выпускал ее из виду. Последние рукопожатия, пожелания, потом машина увезла полковника.
Димов быстро зашагал по улице.
– Нам ведь по пути, Шопов? – спросил он. – Ты домой?
– Домой, – ответил лейтенант, мельком взглянув на него.
– Думаю, что на прощанье мы могли бы выпить по рюмке коньяку.
– Я не умею пить, товарищ капитан, – сухо ответил Шопов. – К тому же утром мне предстоит вести машину.
Это не предвещало откровенного разговора. Некоторое время оба шли молча, их шаги глухо отдавались в тишине. Димов решил нанести удар неожиданно.
– Извини, Шопов, но мне кажется, ты знаешь, кто убил твоего отца.
– Разумеется, не знаю, – все так же сухо ответил старший лейтенант.
– Тогда я знаю… Его убил твой дядя, брат твоей матери, – спокойно, даже небрежно, бросил капитан.
Он ожидал всего, но не того, что произошло. Шопов резко остановился и с ужасом посмотрел на него.
– Откуда ты знаешь? – воскликнул он.
– Действительно, откуда я могу знать? – все так же спокойно ответил капитан. – Я эту историю слышу впервые в своей жизни. Но подобный вывод напрашивается сам собой.
Шопов смотрел на него широко открытыми глазами. Потом, взяв себя в руки, двинулся дальше.
– Ничего подобного мне никто не говорил.
– Может, из излишней деликатности, – произнес Димов с затаенной иронией. – Но ты-то это очень хорошо знаешь.
– Нет, и сейчас не знаю! – как-то резко и нервно ответил Шопов. – Но, признаюсь, я думал об этом.
– Полагаю, твой дядя в то время был в селе большим человеком? – Шопов вздрогнул.
– Да, он был председателем сельсовета… Впрочем, не знаю, как их в то время называли.
– Так я и думал, – кивнул капитан. – Это объясняет многое…
– Что именно?
– Ты знаешь это лучше меня, Шопов… Потому что думал об этом тысячу раз. И у тебя есть не одно и не два доказательства. Ну, давай начнем сначала. Твоя мать не могла не узнать голос. Это исключается. Даже если бы она была не уверена, она все равно должна была бы назвать какое-нибудь имя. Это только нормально и естественно. Тогда почему она его не выдала? Я отбросил другое, вполне вероятное предположение, что это был голос человека, которого она предпочла твоему отцу… Верю, что ты меня не обманул.
– Действительно, я тебя не обманул, – тихо сказал старший лейтенант.
– Тогда что же остается?.. То, что это был очень близкий, родственник… Скажем, ее отец, ее брат… Крестьянка так просто не засадит своего брата в тюрьму, даже если она уверена, что это был его голос.
– А почему не ее отец? – внезапно спросил Шопов.
– Не знаю почему, – искренне ответил капитан. – Разумеется, мог бы быть и он, но естественнее, мне кажется, другое. Во время коллективизации на дежурства, охрану общественных мест обычно посылали более молодых и сильных мужчин. Да и не под силу пожилому человеку перетащить труп и запрятать его так, что до сих пор не нашли никаких следов. Словом, я выдвинул наиболее вероятную гипотезу, и ты, сам того не желая, подтвердил ее.