Уже покидая ипподромный круг, Михалкин заметил Решетникова, бывающего на ипподроме лишь по большим праздникам.
«А этот прохвост что здесь вынюхивает? — удивился наездник, увидев у него фотоаппарат с мощным объективом. — И к чему весь этот маскарад? Задрипанный вид, набитая хламом авоська».
Непосредственно, я тебе — ты мне, их интересы не соприкасались, но племянник Решетникова Паша, наездник из смежного тренотделения, бездарь и хапуга, имевший лучших лошадей на ипподроме благодаря родству с пройдохой из главка, был у Михалкина костью в горле. Естественно, что и к его протеже он питал недобрые чувства.
Объявили: «Лошадей к старту».
Участники заезда потянулись к стартовой машине, перестраиваясь на ходу по номерам и вытягиваясь в две цепочки. Стартовая машина перегородила крыльями дорожку и, набирая ход, понеслась вдоль трибун. Вплотную за ней, касаясь мордами металлических крыльев, рванулись лошади под нервные крики наездников. Стартовое волнение передалось и Михалкину. Мысленно он был на беговой дорожке, в гуще стартующих, и вместе с ними глотал гарь выхлопных газов вперемешку с мелкой бетонной пылью.
Вопреки ожиданиям игроков, уверенных, что их верные лошади побегут от «места до места», обеспечив себе превосходство на старте, заезд складывался по другому сценарию, более зрелищно и напряженно.
Борьба за бровку — наиболее выгодное место на дорожке, началась с ударами стартового гонга. Одновременно к ней устремились все три запряжки, разбитые в тотализаторе почти до нуля. Однако уже на выходе из первого поворота лидерство захватил шестой номер, которого и близко не было в расчетах играющих. Третий номер бежал вторым колесом. Тут же держался первый номер.
То, что творилось на призовой дорожке, представлялось большинству играющих полным абсурдом.
— Куда ты лезешь, дурень? Тебя и на полкруга не хватит, — кричали они шестому номеру, будто он мог услышать.
— Гляди, гляди. Третий и первый зажали второй номер в коробочку.
— Ничего страшного. На финише все решится.
Темп бега диктовали наездники, решившие сделать деньги, и бежали в договоренную между собой резвость. Игроки были правы. Все решится на последней четверти дистанции, перед трибунами, на глазах одураченных зрителей.
— Дедушка, дедушка, смотри, лошадка засмеялась.
Рысак, бежавший под вторым номером, вдруг закинулся, широко оскалил рот и, жадно глотая воздух, поскакал галопом.
— Нет, Леночка. Она не смеется. Она сердится, потому что не может угнаться за остальными. Силенок ей не хватает.
— Дедушка, сфотографируй ее, сфотографируй. Придем домой, покажем маме.
Но дедушке было не до этого. В объективе он держал Кривцова и стоящего рядом с ним Синебродова, стараясь сделать снимок почетче.
Позади остались три четверти, а ясности не было. К последнему повороту лошади подошли плотной группой. Бег по-прежнему вел шестой номер — рослый костистый трехлеток с мощной мускулистой грудью. Вплотную за ним держалась низкорослая кобыленка, судя по сбалансированному ходу и ровному дыханию, имевшая в запасе немало сил. С поля их продолжали атаковать соперники, но опытный глаз видел: силы у них на исходе.
Под недоуменные крики кавалькада вылетела из последнего поворота и стала разворачиваться веером. Впечатляющее зрелище! Разметанные ветром гривы, кричащие глаза лошадей и четкий, без единого сбоя, чеканный перестук копыт.
Пятый номер, поджарый жеребец с мощной подсушенной мускулатурой, заметно увеличив скорость, стал выходить на удобную для решающего броска позицию, но вдруг закинулся и, оскалив зубы, поскакал галопом.
— Этого не должно быть. У лошади безупречный, прекрасно сбалансированный ход, — обратил внимание Ольховцевой директор ипподрома. — Вот вам наглядный пример сбоя, о котором я говорил.
Второй номер, по мысли игроков, имеющий хорошие шансы на победу в заезде, выдвинулся из общей массы лошадей и тоже попытался разрушить лидерство нацеленной на выигрыш троицы. Трибуны откликнулись криком одобрения:
— Давай, родимый! Нажми чуток, осталось немного!
Он уже захватил третьего, приближался к первому номеру, бежавшему вторым. Казалось, еще немного усилий — и он выйдет в лидеры. Но не тут-то было. Наездник, выступавший под третьим номером, улучив момент, когда настырный соперник оказался на мгновение закрытым от трибун и судейской ложи соседней запряжкой, «неосторожным» движением хлыста коснулся паха его лошади. «Коснулся» — сказано не совсем точно: ожег молниеносным ударом. Рысак, разгоряченный борьбой, вскинулся на дыбы и под гул разочарования трибун запрыгал галопом.
Эти две с небольшим минуты, которые длился заезд, зрители, а точнее, игроки, поставившие на комбинацию, подброшенную Михалкиным, находились в каком-то тумане. Построив модель предстоящей борьбы в заезде, они словно заперли себя в клетку ошибочных предубеждений и не видели ничего, что не вписывалось в эту схему. Это напоминало массовый гипноз, фокусы сатаны, кстати, кое-кто потом так и расценил шестой заезд. «Чуть-чуть не хватило выносливости второму номеру, пятому и седьмому наездникам — мастерства, и, не сбейся с рыси на финише второй номер, деньги были бы в кармане». Но когда ударил финишный гонг, люди вдруг прозрели, и всем стало ясно — сыграли они туфту.
Третий, первый, шестой пришли к финишу в этом порядке. Пришли, четко обозначив интервалы между собой, чтобы у судей не появилось соблазна поменять их местами. Порядок распределения мест в заезде зафиксировали фоторепортеры и фотофиниш. Блестяще разыгранный спектакль. Высочайший уровень. Даже начальник производства не побежал в судейскую требовать отмены результата заезда.
— Как говорится, без комментариев. Вы все видели своими глазами. Два сбоя, и оба не объяснимые ни логикой борьбы в призу, ни уровнем подготовки. Слово за вами, Наталья Евгеньевна, — подытожил картину мошенничества директор ипподрома.
— Ну и задачку вы мне задали! Не знаю, с какого бока подступиться. Давайте начнем с ветеринарной службы. Распорядитесь, чтобы у этих лошадей, пятого номера и второго, срочно взяли кровь и сделали анализ на количество содержания адреналина. И еще. Предупредите бухгалтерию, чтобы все крупные выигрыши в этом заезде выдавали только после предъявления удостоверения личностей. Список этих людей должен быть у меня. Кроме того, я возьму видеозапись заезда, может быть, увижу что-нибудь интересное.
Наталья Евгеньевна подошла к окну посмотреть, не ушел ли Синебродов? Его на прежнем месте не оказалось. Ею овладело странное чувство: то ли огорчения, то ли обиды, и невольно вспомнилось далекое прошлое, когда они с Градолюбовой, обе девятиклассницы, были неравнодушны к Володьке. И вдруг он исчез неизвестно куда…
Ольховцева вскоре поступила в университет на юрфак, увлеклась сыском и вся погрузилась в изучение криминалистической науки. Она попробовала себя во всех качествах универсального сыщика: в оперативно-розыскной работе, дознании и эксперта, но выбрала биологическую стезю в криминалистике, знала все последние достижения в этой области, имела собственные открытия и успешно использовала их в практической работе.
Мужчины незаметно отошли в ее жизни на второй план, приобрели, если можно так выразиться, вспомогательное значение, обеспечивая нормальную жизнедеятельность организма. И не более того. Ее это вполне устраивало, во всяком случае до тех пор, пока не объявится некий особенный экземпляр, способный разрушить укоренившиеся привычки.
Синебродова она встретила снова уже в качестве мужа Градолюбовой, и никаких иных, кроме дружеских, чувств он уже в ней не вызвал. Тем не менее сейчас, не найдя его там, где хотела увидеть, Ольховцева ощутила легкую горечь…
Когда на информационном табло появились Цифры выигрышных комбинаций, к Кривцову подошел начкон Степного конного завода и, тряхнув перед ним стопкой тотализаторных билетов, сказал, неприятно ощерившись:
— Зря вы, Игорь Николаевич, отказались от моего предложения. Могли бы дуриком срубить хорошие деньги.
Выдача на каждый выигрышный билет получилась приличной, но повезло немногим. Через некоторое время в конюшню к Михалкину принесли спортивную сумку, полную денег. Он отрядил гонца за спиртным, кликнул дружков-подельников и закатил пьянку.
— Вот почему я тебя уважаю, Толя, ты не жлоб. Любишь посидеть в теплой компании и не дерешь нос, как эти французы пархатые, якобы мастера международного класса.
— Ты не прав. Не все среди них падлы. Взять хотя бы Пашу, соседа твоего по конюшне.
— Сравнил тоже. У Паши лучшие в стране лошади. Все пенки с конных заводов. С таким товаром и я бы стал душа нараспашку.
— Я слышал, Решетников кем-то ему доводится.