Все это учли немцы. Не учли лишь одного – героизма и мастерства российских моряков. Щастный принял решение: любым путем вырваться из ледяного плена, а в случае реальной угрозы захвата кораблей – взорвать их.
Разработка операции проводилась на флагманском судне «Полярная звезда». Все понимали, что осуществить ее крайне сложно. Некоторые считали – практически невозможно. Главная сложность заключалась в том, что раньше корабли Балтики в таких льдах вообще никогда не ходили. Риск был огромен.
Кораблям предстояло идти под постоянной угрозой обстрелов со стороны немцев и белофиннов, которые заняли острова, лежащие на пути следования. Ледовые условия были крайне трудные. Наиболее сложный участок от Готланда до Кронштадта – толщина льда до 75 см, торосы – до 3–5 метров. Велики были опасения, что миноносцы и подлодки не выдержат, лед разорвет корпуса, и они затонут. К тому же ледоколов не хватало. Многие корабли нуждались в серьезном ремонте. Команды были укомплектованы личным составом на 60–80 %. Часть моряков за время революционных преобразований окончательно разложилась. Процветало пьянство.
В таких условиях расчет шел буквально на миллиметры и секунды. Возглавить проведение такой операции мог лишь специалист высочайшего класса, каковым и был A.M. Щастный.
19 марта 1918 года Совнарком принял декрет о привлечении в Красную Армию и на флот военных специалистов царской армии. А уже на следующий день А.М. Щастный вступил фактически в командование Балтийским флотом[19]. Но марионеткой в руках Троцкого – одного из организаторов закулисных игр с флотом – он не стал.
Для похода флот был условно разделен на три отряда. В марте в Кронштадт удалось перебазировать лишь небольшой первый отряд под руководством контр-адмирала С.В. Зарубаева. Линкоры «Севастополь», «Гангут», «Петропавловск», «Полтава» и крейсеры «Богатырь», «Рюрик», «Адмирал Макаров» вышли 12 марта в сопровождении ледоколов «Ермак» и «Волынец».
Стремясь сорвать начавшийся переход, немецкое командование и белофинны с помощью диверсантов и предателей захватили и увели три ледокола, предприняли попытку вывести из строя «Ермак».
Перед переходом второго отряда обстановка в районе Финского залива накалилась еще больше. В ночь на 3 апреля в Ганге (Ханко) высадился тринадцатитысячный немецкий десант. Германское командование в лице адмирала Мейера потребовало саморазоружения кораблей. Балтийцы были вынуждены взорвать и потопить несколько подлодок и вспомогательных судов. Но все же 5 апреля Щастный отправил в путь второй отряд (два линкора, два крейсера, две подлодки), который через пять дней благополучно прибыл в Кронштадт. Основная же часть кораблей (167 единиц) вышла пятью эшелонами под его непосредственным руководством 7—12 апреля.
В отличие от первых двух отрядов Щастный решил вести корабли не по середине Финского залива, забитой подвижным льдом, а по стратегическому шхерному фарватеру, проходившему вдоль берега. Шхеры Щастный знал отлично еще с лейтенантских времен. 12 апреля, когда последний эшелон покидал базу, белофинны уже занимали гавань Гельсингфорса. На горизонте виднелись дымы приближающихся немецких судов. Последний переход оказался самым трудным. Но команды действовали самоотверженно. Вахту матросы и офицеры несли бессменно. Немцы, послав вдогонку корабли, потеряли два из них и вернулись. Между тем основное ядро флота практически в полной сохранности прибыло в Кронштадт. Всего было спасено 236 кораблей, в том числе 6 линкоров, 5 крейсеров, 59 миноносцев, 12 подводных лодок.
Теперь несколько слов о мятеже Минной дивизии.
Обвинительный довод о стремлении А.М. Щастного захватить власть основывался, в частности, на том, что он «под различными предлогами, на случай намеченного им, Щастным, переворота, задерживал Минную дивизию в Петрограде». Несостоятельность этого довода очевидна – сама идея перехода эсминцев с целью их спасения из Невы в Ладожское озеро принадлежала Щастному и была поддержана Троцким, о чем в деле имеются соответствующие документы. Задержка же объяснялась не контрреволюционностью Щастного, а отсутствием горючего, рабочих команд для разводки мостов, неисправностью буксиров и другими техническими затруднениями. Подробные объяснения Щастного и других лиц по этим обстоятельствам в деле имеются и никем не были опровергнуты.
Пункт же этот был включен в обвинительный акт по той причине, что моряки Минной дивизии, поддержанные рабочими Обуховского завода, действительно взбунтовались. Да так, что мятежников пришлось разоружать.
А некоторых – даже судить[20]. Кульминация тех событий произошла сразу после расстрела Щастного, а начались брожения 11 мая 1918 года. В этот день на эсминце «Победитель» состоялся митинг представителей кораблей Минной дивизии. Присутствовавшие резко высказались в адрес Петрокоммуны, которая не принимала никаких мер по обороне Петрограда от немцев. В результате была принята резолюция с требованием о передаче власти «морской диктатуре флота».
Мятеж очень напугал большевиков. Ведь в резолюции моряков Минной дивизии говорилось о «полной неспособности и несостоятельности» новой власти «предпринять что-либо для спасения Родины».
Л.Д. Троцкий решил отвести командующему роль идейного вдохновителя этого мятежа, основываясь на том, что Щастный умышленно разгласил его секретные предписания об уничтожении кораблей.
Нельзя исключить, что Щастный внутренне был солидарен с некоторыми требованиями «бунтовщиков». А оглашением телеграмм, предписывавших уничтожить корабли без крайней на то необходимости да к тому же за деньги, командующий косвенным образом мог способствовать усилению возмущений. Но цель захватить власть он перед собой вряд ли ставил. Иначе ему не было смысла играть столь активную роль в деле спасения флота, явившегося основным сдерживающим фактором от захвата Петрограда кайзеровскими войсками.
3В апреле – мае 1918 года многие газеты, и не только в России, пестрели заметками о легендарном походе, удачно завершившемся благодаря решительности, самоотверженности, мужеству его руководителя. Поэтому появившееся 30 мая в прессе сообщение многих удивило, повергло в состояние шока: «Приказом по флоту и Морскому ведомству начальник морских сил Щастный, обнаруживший недостаток твердости духа и распорядительности, сеявший панику среди моряков Балтийского флота вместо того, чтобы вносить мужество и решительность к борьбе, и вмешивавшийся в политические вопросы с явно реакционными целями, уволен со службы и предается суду».
Известно, что Щастный прибыл в Москву 26 мая. Многие в Петрограде полагали – за получением награды. Однако последовал его арест. Сразу после этого Троцкий учинил Шастному допрос, подробная стенограмма которого хранится в деле. Из нее и других материалов дела видно, что нарком, несмотря на большую занятость, нашел все же время выполнить по этому делу не только прокурорско-следственные обязанности, но и выступить в суде в качестве свидетеля обвинения. Причем – единственного. Полагают, что он запретил другим свидетелям появляться в Кремле.
На следующий день вопрос о Щастном специально рассматривался Президиумом высшего органа Советской власти. В деле имеется выписка из протокола № 26, в которой сказано: «Одобрить действия Наркома по военным делам т. Троцкого и поручить т. Кингисеппу в срочном порядке производство следствия и представить свое заключение в Президиум ВЦИК».
Из этой выписки следует, что единственным основанием для одобрения ВЦИКом ареста явилось письмо Л.Д. Троцкого в Президиум от 28 мая 1918 года, которое также имеется в деле: «Уважаемые товарищи. Препровождаю при сем постановление об аресте бывшего начальника морских сил Балтики Щастного. Он арестован вчера и препровожден в Таганскую тюрьму. Ввиду исключительной государственной важности совершенных им преступлений мне представлялось бы абсолютно необходимым прямое вмешательство в это дело ЦИКа… С товарищеским приветом Л. Троцкий»[21].
К письму была приложена копия постановления об аресте, в котором Троцкий считал необходимым предать Щастного «чрезвычайному суду». Но такого суда, да еще для преступника «исключительной государственной важности», у Советской власти не было. Поэтому ВЦИК срочно подготовил документ и утвердил его на следующий день, образовав Революционный трибунал при ВЦИКе для рассмотрения дел «особой важности».
После ареста А.М. Щастный содержался в Таганской тюрьме. Опубликованы письма начальника этой тюрьмы Е.Н. Юревича. Писатель М. Корсунский, состоявший с ним в переписке, отмечал, что Юревич не раз беседовал с Щастным и составил о нем впечатление как о человеке, «основными чертами которого были невероятная любовь к родине и флоту, бесстрашие, простота и полное спокойствие перед фактом ожидаемого расстрела»[22].