Вот забавная штука: этот помощник управляющего - мы с ним быстро сошлись, он предложил звать его Ником, а я - пусть зовет меня Лоу, но он сказал - это против правил - так вот, Ник открыл мне, что, может, и вам, джентльмены, будет в диковинку: оказывается, они все готовят на электричестве!
Значит, такой был бальный зал. Стены до половины затянуты красным атласом или шелком, а по нему разбросаны, как сказал Ник, украшения Современного Искусства: разные там зигзаги и большущие цветы и все это золотое; а повыше - гирлянды цветов. Я заметил, что цветы искусственные, но трудно было в это поверить, пока их не потрогаешь: на вид совсем как живые. Некоторые столы стояли в кабинках, вроде бы как в беседках, увитых виноградом. А в конце зала были желтые мраморные колонны - на вид доподлинный мрамор, хотя на самом деле навряд ли - а перед ними играл джаз - и послушайте, ребята там были, что надо, все негры, но каждый, Ник мне потом шепнул, с первоклассным музыкальным образованием. А уж саксофон- я вам вот что скажу: если есть кто лучше него в оркестре Поля Уайтмена, хотел бы я его послушать - тот парень мог извлекать из саксофона любые звуки: то тебе кажется, это воет сирена в тумане, а то мычит больная корова, да все что хочешь.
Прежде, чем мы уселись за столик - народу было еще немного, - Ник отвел меня в сторонку и шепнул, что на втором этаже у них настоящий бар, как в прежние времена, и, может, ему удастся устроить, чтоб я поднялся наверх и получил немного спиртного. Правила клуба, так он по крайней мере сказал, предписывают всем покупать вино за столиком, и подают первоклассное шампанское, но все же это не то, что настоящее виски, - так он сказал.
Короче говоря, он ушел и все устроил, и мы смогли подняться в бар.
Я-то собирался заказать для Делмерины и ее матери имбирного пива, но похоже, там ничего безалкогольного не держали; и потом Делмерина подняла шум.
«Хочу коктейль, - заявляет, - да и маме, честно говоря, тоже хочется. Может, мы уже больше никогда и не попадем в ночной клуб. И потом ты же дома давал мне пригубить коктейль. Только подумай, что скажут мои подруги, когда узнают, что я была в ночном клубе и не попробовала там коктейля. Я уже,- говорит,- не маленькая».
Тут я уперся и стал уверять, что ее мать вовсе не хочет пить - моя жена всей душой верит в сухой закон}- но на сей раз она, черт подери, вовсе меня не поддержала, наоборот, захихикала и говорит, что не прочь попробовать, в виде исключения. И если без лишних слов, все мы взяли по коктейлю - Мэми и Делмерина бронкс, кажется так, а сам я заказал сначала мартини, а потом говорю: «Ей-богу, возьму-ка я лучше манхэттен. Вот уж пять лет, как не пробова.л манхэттен». Ну и выпил манхэттен. А там еще украдкой хватил два виски с содовой, пока Мэми с девочкой ходили в туалет, и почувствовал, что здорово набрался за этот великолепный, чудный вечер.
Я и хочу сказать: что там ни думать о Нью-Йорке, а вечерок мы провели что надо.
Ник устроил нам столик почти у самой площадки для танцев.
Мы осмотрелись: народу стало прибьивать, и все люди приятные. Делмерина говорит: «Ох, был бы тут. хоть один знакомый, а то мне не с кем танцевать, папа, кроме тебя». Я стал толковать ей, что меня, черт побери, считали в Сельском клубе совсем неплохим танцором, как вдруг - вот тебе на! Да, сэр, я слышу знакомый голос и вижу Сэма Гирштейна из зенитской фирмы готового платья «Мамонт» - я частенько встречал его в Спортивном клубе.
Меньше чем кого бы то ни было мне хотелось увидеть Сэма. По правде говоря - это, конечно, между нами, - у него не слишком-то чистая репутация дельца, и до меня доходили очень даже подозрительные слухи, насчет его секретарши. А все-таки - знаете, каково это вдали от дома - особенно в Нью-Йорке, где все такие надменные ледышки: приятно увидеть знакомое лицо.
И мы приглашаем Сэма за наш столик, и он, надо отдать ему должное, настаивает, что за свое вино будет платить сам, а потом заказывает еще. А уж танцевать-то он умел. Наружность его мне никогда не нравилась - слишком смуглый и смазливый, такие большие черные глаза не к лицу настоящему мужчине, но он отлично кружил Делмерину и даже жену по этому старинному паркету. И я, после того как хлебнул шампанского, не стал бы из себя выходить, если б ему вздумалось поцеловать Делмерину -
Понимаете, не то чтоб он позволил себе что-нибудь такое; вел он себя как настоящий джентльмен; и один раз, когда я танцевал с Мэми и поскользнулся - слишком уж скользкий у них там паркет, - Сэм подхватил меня и не дал мне упасть.
Хоть и не нравится мне, что он крутится в нашем доме, с тех пор, как мы вернулись в Зенит - у него вроде есть где-то жена, только он с ней не живет. Делмерина говорит, я спятил. Они, мол, говорят с Сэмом о музыке - он в ней здорово разбирается. Но не нравится мне, когда она поздно возвращается домой -
Я, наверно, старый чудак! Но Дел еще так молода и думает, что все знает, а сама-то невинна, как дитя - да я, верно, волнуюсь из-за пустяков. А как бы там ни было, здорово мы повеселились в тот вечер. Ну и вечерок был! Уж не пожалели монеты! Было три часа, не меньше, когда мы отправились на боковую. Помню:
Вот была умора! Мэми, это моя жена, как будто почтенная дама, и я, церковный староста, бредем это мы по Бродвею в три часа ночи и горланим «Мы не разойдемся до зари!»
Знаете, Сэм - вот уж неутомимый дьявол - подхватил одну пару из Форта Ворса, штат Техас (и жена там была не простушка; нью-йоркские дамы ей в подметки не годятся), и каким-то образом, уж не помню как, мы познакомились с семейством из Сан Хозе, Калифорния - торговец фруктами с женой и сыном: тому сразу понравилась Делмерина; а наверху в баре я разговорился с джентльменом и леди из Канзас-сити, не могу только вспомнить, какого штата, то ли Миссури, то ли Канзас, давно уже это было,- и все держались так, будто век знакомы друг с другом, танцевали и смеялись, и провозглашали тосты, и пели, и пили напропалую-страшно и подумать, во что мне это влетело. «Но,- сказал я жене,- вот так они и живут, в этом Нью-Йорке».
Но зачем, джентльмены, рассказывать вам о Нью-Йорке? Вы его знаете, наверное, лучше моего и ждете, чтобы я кончил эту песню и перешел к Вашингтону и моим впечатлениям от Белого дома. Точно, сэр, чем меньше говорить о Нью-Йорке, тем лучше. Эти ньюйоркцы просто помешались на деньгах, вот что я скажу.
Если бы я хотел пожертвовать такими драгоценными вещами, как домашний уют, и друзья, и настоящая литература, и хорошая рыбалка каждое лето,-пусть сколько угодно расхваливают Канаду, но покажите мне лучшее место для рыбалки, чем у нас, в Северном Мичигане, всего ночь езды от Зенита - покажите мне такое местечко!
Я так смотрю на вещи: все должны добиваться благосостояния - ради семьи «собственного положения в своей общине, но с деньгами можно зарваться, и я всегда говорю: сперва Идеалы, а уж потом Доллары.
Такое мое мнение о Нью-Йорке и - мы упаковали вещи и поехали в Вашингтон, и, знаете, Делмерина делала вид, что ей, мол, безразлично, но предстоящая беседа с президентом ее так волновала, что в поезде она едва могла усидеть на месте. Да и я тоже - ведь столько лет не видел Кэла. Я даже подумал было: может, он пригласит нас позавтракать с ним или поужинать. Но я и сам понимал, что это немыслимо: ему ведь надо принимать столько народу - послов, и верхушку нашего ордена Лосей, да и прочих; все же и я здорово поволновался.
Не знаю, джентльмены, хорошо ли вы знаете Вашингтон, но только новый вокзал там очень красивый и во всех отношениях современный; перед ним площадь - кажется, ее называют Плаза; и я бы никогда не подумал, но прямо с этой площади виден купол Капитолия. Меня это просто поразило.
Мэми хотела, чтобы мы сначала взяли номер в гостинице и умылись после дороги, но я сказал: «Нет уж, лучше мы сперва поедем к президенту и узнаем, каковы его планы; такси нас подождет - пусть даже придется заплатить полтора доллара; ведь не каждый день собираешься в гости к президенту Соединенных Штатов!»
Мы сразу взяли такси и поехали - все очень волновались. И вдруг я говорю жене: «Послушай, тебе ничего не кажется странным в этом такси?»
«Да нет, - говорит, - вроде бы ничего; все нормально. А что?»
«Все нормально! - говорю. - Еще бы! Так, по-твоему, в этом такси нет ничего особенного?»
«Да нет»,- говорит.
«Ну, а какой марки эта машина?» - спрашиваю.
Тут, конечно, должна была вмешаться Делмерина: «Это студебекер, правда ведь?»
«Вот-вот, мисс Умница! - говорю.- Господи, а я- еще учил ее править! Это и не студебекер, и не кадиллак, и не один из этих дешевых автомобилей. Это бьюик. Видите разницу?»
Ну, они обе вытаращили глаза - не поймут, в чем дело, - знаете, каковы эти женщины, даже самые смекалистые.
«Не видите? - говорю. - Это бьюик, самая большая шестицилиндровая машина, какую продают в Соединенных Штатах, да и во всем мире. А часто вы видели, чтоб бьюик был такси? Не слишком часто. Соображаете? Да, это довольно-таки странно, а в чем тут, дело, не могу, сказать. По крайней мере я уверен, что это бьюик, - конечно, корпус тут обычный для такси - капот я не успел разглядеть, но вот щиток - как бы там ни было -