– И красивый!
– Да-а?
– А какой воспитанный!
– Наверное…
– Я была бы просто счастлива, – заключила миссис Уоддингтон, – если бы такой человек сделал тебе предложение.
Молли теребила опушку халатика. Не в первый раз тема эта всплывала у них в разговоре. Последняя фраза была, в представлении миссис Уоддингтон, тонким намеком, подпущенным невзначай.
– Однако… – замялась Молли.
– Что?
– Вам не кажется, что он немножечко чересчур чопорный?
– Чопорный?!
– Ну, капельку напыщенный?
– Если ты имеешь в виду, что его манеры безупречны, я вполне с тобой согласна!
– Не очень-то мне нравится, когда у мужчины совсем уж безупречные манеры, – раздумчиво проговорила Молли. – Разве вам не кажется, что человек застенчивый гораздо привлекательнее? – Она поцарапала носком золотистой туфельки каблук другой. – Мне куда больше нравится, – мечтательно продолжила она, – чтобы мужчина был… худенький, невысокий, с красивыми карими глазами и золотистыми-презолотистыми волосами. Он любуется девушкой на расстоянии, оттого что не смеет заговорить с ней. А когда ему наконец-то подворачивается случай, то давится словами, краснеет, ломает пальцы, издает всякие смешные звуки и спотыкается о собственные ноги… Такой, понимаете, ягненочек…
Миссис Уоддингтон грозовой тучей поднялась из кресла.
– Молли! – закричала она. – Кто этот молодой человек?!
– Да никто. Это я просто фантазирую.
– А-а! – облегченно вздохнула миссис Уоддингтон. – А говоришь так, будто его знаешь.
– Вот еще!
– Если какой молодой человек действительно смотрит на тебя издалека и издает смешные звуки, ты должна окатить его презрением.
– А как же, конечно же!
Миссис Уоддингтон опомнилась.
– Однако из-за всей этой чепухи я совсем забыла про твоего отца! Ну-ка быстренько! Надевай платье и отправляйся к нему Если он не спустится к обеду нас за столом будет тринадцать, и весь мой вечер погиб!
– Сейчас, сейчас! А где он?
– В библиотеке.
– Иду.
– А повидаешься с ним, загляни в гостиную и поболтай с лордом Ханстэнтоном. Он там совсем один.
– Хорошо, мама.
– Maman!
– Maman, – послушно повторила Молли. Девушкой она была милой и послушной.
3
Но не только. Молли к тому же умела подольщаться и уговаривать. И лучшим доказательством тому то, что, когда стрелки часов уткнулись в десять минут девятого, краснолицый человечек с торчащими седыми волосами и насупленным лицом прошаркал по лестнице и, приостановившись в холле, пронзил Ферриса взглядом, полным отвращения. Это и был Сигсби X. Уоддингтон, уже полностью (правда, несколько неряшливо) одетый по моде, принятой в светском кругу.
Хронология примечательных событий всегда любопытна, и потому опишем подробно, что в библиотеку Молли зашла без семи восемь, подольщаться и уговаривать начала точно без шести минут сорока семи секунд восьмого. В семь пятьдесят четыре Сигсби начал сдаваться, в семь пятьдесят семь оборонял последний окоп, а в семь пятьдесят девять, клянясь и божась, что ни в жизнь не согласится, капитулировал.
Подробно приводить доводы, выдвинутые Молли, нет надобности. Достаточно сказать: если у человека не каменное сердце, а к нему приходит дочка и заявляет, что с нетерпением ждала званого обеда, специально надела новенькое платье, а потом добавляет, что без него все удовольствие, конечно же, пойдет прахом, то человек этот непременно уступит. У Сигсби сердце было не каменное. Правда, многие достойные уважения судьи отмечали, что голова у него точно из бетона, но сердце не порочил еще никто. Точно в восемь он перебирал парадную одежду. А сейчас, в десять минут девятого, стоял в холле, пронзая Ферриса уничижительным взглядом, и в мыслях у него бродило: Феррис – разъевшийся кабан.
А в мыслях у Ферриса мелькнуло: показываться гостям в этаком галстуке стыдновато все-таки. Но мысли не слова. Вслух же Феррис почтительно осведомился:
– Коктейль, сэр?
А Сигсби ответил:
– Тащите скорее!
Наступила пауза. Уоддингтон, все еще не умиротворенный, смотрел все так же пасмурно. Феррис, вновь обретя гранитную невозмутимость, отдался привычным мыслям о шропширской деревушке, где он служил дворецким первые, счастливые годы.
– Феррис? – наконец окликнул его Уоддингтон.
– Сэр?
– Доводилось ли вам бывать на Западе?
– Нет, сэр.
– А хотелось бы вам туда?
– Нет, сэр.
– Это почему же? – обиделся Уоддингтон.
– Мне кажется, сэр, в западных штатах Америки ощущается недостаток комфорта и бытовое обслуживание оставляет желать лучшего.
– А ну, дорогу! – взревел Уоддингтон, устремляясь к парадной двери.
Все здесь душило его. Ему требовался воздух. Он жаждал, пусть хоть несколько коротких мгновений, побыть наедине с молчаливыми звездами.
Было бы бесполезно отрицать, что Сигсби X. Уоддингтон находится в опасном настроении. История наций свидетельствует: самые бурные восстания происходят в странах, народы которых угнетали наиболее жестоко; верно это и в отношении отдельных личностей. В короткие моменты случайной ярости нет человека страшнее, чем муж-подкаблучник. Даже миссис Уоддингтон признавала, что, как бы ни был всевластен ее контроль над ним, в минуты приступов он становится свирепым словно слон-отшельник. Она старалась не попадаться ему на глаза, пока не минует ярость, а уж потом сурово наказывала.
Мрачный стоял Сигсби у дома, глотая бензиново-пыльную смесь, сходившую в Нью-Йорке за воздух, и глядя на жалкое подобие звезд, какое мог предоставить ему Восток. Глаза его метали молнии, и он вполне был готов к убийствам, хитростям и злодействам. Молли ошибалась, книжицы о ковбоях в доме водились. У Сигсби Уоддингтона имелся личный запасец, запертый в секретном ящике, и с раннего утра он не выпускал из рук «Всадников Полынного штата», а днем вдобавок исхитрился улизнуть в кино на Шестой авеню, где показывали фильм «Эта крошка с ранчо» с Хендерсоном Гувером и Сарой Свелт. Сигсби, стоявший на тротуаре в своем лучшем костюме, походил на лакея из бродвейского спектакля, но в сердце своем ему грезилось, что на нем – кожаные ковбойские штаны, ковбойская шляпа стетсон, а люди зовут его «Крутой Том».
Когда к тротуару подкатил «роллс-ройс», мистер Уоддингтон отступил на пару шагов. Из машины выбрался толстяк и помог вылезти даме, размеров совсем уж необъятных. Уоддингтон узнал их – мистер и миссис Брустер Бодторн. Новый гость был первым вице-президентом «Объединенных Зубных Щеток» и купался в деньгах.
– Бр-р! – прорычал хозяин; отвращение пробрало его до костей.
Пара исчезла в доме. Вскоре подкатил еще один «роллс-ройс», а за ним «испано-сюиза». Вышел «Объединенный Поп-корн» с женой, а потом «Говядина» с дочкой стоимостью восемьдесят, а то и сто миллионов.
– Доколе? – простонал Уоддингтон. – Доколе?
И тут, когда дверь его дома закрылась, он заметил – буквально в нескольких шагах от себя – молодого человека, который вел себя крайне странно.
4
Причиной странного поведения было то, что застенчивый Джордж не умел подчинять поступки свету чистого разума. Обычный молодец, толстокожий, с нахальной физиономией и непробиваемой наглостью армейского мула, решись он зайти к девушке и справиться о здоровье ее песика, двинулся бы напролом – поддернул манжеты, поправил галстук и, поднявшись с ходу на крыльцо, ткнул кнопку звонка. Действовать так прямолинейно было чуждо натуре Джорджа.
У него были иные методы. Да, иные. Он стройный и по-своему красивый, но совсем, совсем иной. Для начала Джордж постоял минут десять на одной ноге, пожирая глазами дом. Потом, словно дружеская рука всадила штык дюйма на три ему в ногу, метнулся ошалелым рывком вперед. Осадив себя у самого крыльца, он попятился шага на два и вновь застыл неподвижно. Через несколько секунд штык вонзился снова, и Джордж бойко взбежал по ступенькам, но тут же мигом скатился обратно на тротуар. Когда хозяин дома решил заговорить с ним, Джордж расхаживал мелкими кругами, приборматывая что-то себе под нос.
Сигсби Уоддингтон находился не в том настроении, чтобы любоваться подобным зрелищем. Такие действия, горько сетовал он, совершаются только на прогнившем Востоке. Там, на Западе, мужчины – это мужчины, они не вытанцовывают перед крыльцом. Возьмем Вентерса из «Всадников Полынного штата». Вот пожалуйста: «Он стоял, высокий и прямой, расправив широкие плечи, мускулы на руках играли, а в глазах полыхало синее пламя вызова». Как же отличается от него этот слабоумный юнец, вполне довольный тем, что растрачивает весну своей жизни на идиотские игры!
– Эй! – резко крикнул он, застигнув Джорджа врасплох – тот как раз выполнял стойку на одной ноге.
Джордж потерял равновесие и наверняка свалился бы, не вцепись он, очень находчиво, Уоддингтону в левое ухо.
– Извините, – пробормотал он отцепляясь.