Подавая клиенту сорочки Барба, Радик автоматически отметил, что у менеджера, мелькнувшего меж рядами костюмов Пал Зилери, испуганное лицо — он метнулся к кассе и побрызгал дезодорантом под пиджаком, помахал полами и подлетел к стильной женщине, подобострастно поздоровался.
— Вот, Максим, как должен выглядеть настоящий продавец! — показывая глазами на Радика, сказала она. — Вот как он должен, по-моему, работать.
— Да-да, Вера Сергеевна, это новый мальчик из “Корнелиани”. У него неплохие продажи.
— Представишь его потом мне, окэ?
— Окэ, Вера Сергеевна. Я запишу.
— У тебя что, склероз?
Юркий молодой человек купил семь костюмов, весь размерный ряд — от 48-го до 60-го и отложил 14 пар обуви (классику и кэжуал), сорочки, ремни, галстуки. Продавцы всех корнеров вышли в коридор посмотреть на это чудо.
В неописуемой радости он возвращался домой, ждал автобуса и, казалось, испускал сияние на грязные урны возле остановки, на бомжа, спящего на лавке. В автобус прошел бесплатно по пенсионной карточке социального страхования москвича, которую Лорка выпросила у своей робкой матери, и тут же к нему подступились два мужика, караулившие таких, как он. У Радика пересохло во рту, в спокойном отчаянии он протянул им карточку, будто за это время фотография Надежды Александровны перемоделировалась в его изображение. Один из них оказался милиционером. Обреченно отдал им паспорт. Вывели, хотели сдать в милицию. Прижали к перилам у светящейся стеклянной стены вестибюля метро, надавили угрозами с двух сторон. Радик отдал им свой мобильник и последние двести рублей.
— Ну, что, все забрали? А я говорил — поехали! — опершись на дверь машины, укорял пожилой таксист.
Домой шел пешком, под холодным, бесконечным дождем, как в дурном, чернушном фильме. Вода струйками прыскала из ботинок.
Рассказал Лорке об этом со смехом, но получилось так жалко и растерянно, что она ушла в ванную и, наверное, плакала там, потом отдала ему свой телефон.
“Сегодня меня снимали для ОРТ. К интервью готовила красивая журналистка. Я переживал, что не могу сосредоточиться, что плохо выгляжу, что не уложил феном волосы на косой пробор. Досадовал, что не предупредили хотя бы за день. Журналистка сказала, что будут меня снимать с горы, потом покажут иллюминаторы самолета, будто я с ним прощаюсь. Она была в беретке, короткой кожаной куртке “милитари”, юбке и сапогах. Безумно волновало сочетание грубого сапога и нежного блеска ее икры, и особой мягкости кожи на внутренней стороне коленки. Я просунул руку под юбку и обнял холодную и гладкую полноту ноги.
— Что говорить перед камерой, я вообще запутался? — недоумевал я. — Ведь это ответственный момент!
— Вот, возьмите и почитайте, может быть, поможет? — она всунула мне письма от людей, которых спасла моя теория падений.
— Неужели бывают такие, которым не лень писать?
“Вы спасли мне жизнь, — читал я письмо от девушки. — Мы падали в море, я молила бога, а потом нам сказали, что Ваша теория сработала на практике”.
Проснулся с лицом, мокрым от слез”.
Грустный сидит он на кухне. Утро. В тесноте двора ворочается махина мусоровоза, и большой треугольный солнечный зайчик отскочил от нее в комнату, скользнул по лицу, и ему показалось, что он улыбается, что ему стало лучше.
В автобусе специально не садился, чтобы заранее не мять брюк. Раннее утро, но уже жарко. Женщина с мученическим лицом сняла туфлю и наклеивает пластырь на пятку.
В электричке мужчина сминал пальцами уголок воротника рубашки, чтобы он загибался внутрь. На выходе у метро “Смоленская”, как всегда, стоит молодежь — юноши и девушки — крупье из игорных заведений на Новом Арбате. Курят, пьют пиво, не могут так просто разойтись, выговариваются после тяжелой ночной смены, выплескивают зажатые эмоции и обиды, запоздало мстят за унижения, едко отвечают на оскорбления.
От скверика, где стоит Пушкин, мимо монгольского посольства, как правило, поодиночке идут девушки с необыкновенно красивыми фигурами, лица холодные, отрешенные — это стриптизерши, у них тоже закончилась смена. Кажется, что их ноги составлены из трех частей, и девушкам трудно на них передвигаться. Радик достает мобильный телефон, будто пришло сообщение, а сам исподлобья смотрит им вслед.
Воскресенье. Бьет колокол на церкви. Все торжественно и значимо — взлет голубей, тихие окна, чириканье птички и то, как узбеки везут торговые ящики на Арбат. Облака. Ветерок. Шелест листьев.
Три таджика что-то крепят на стене одного из зданий в Трубниковском переулке. “В этом доме в 1906 году жил И.А.Бунин, — прочитал Радик. — А про меня, наверное, напишут: здесь в 2005 году этот мудила ходил на работу в магазин "Весна", а мог бы реально спасать жизни авиапассажиров”.
И всякий раз, когда Радик подходил к магазину, видел продавцов, курящих и греющихся на солнце, у него сжималось сердце от глупости и бессмысленности его занятий.
— В феврале нас перекупает Боско ди Чильеджи, — говорил у кассы Максим и, увидев Радика, намеренно громко добавил: — Будут сокращения, уволят в первую очередь тех, кто не отработал полгода.
“До февраля время есть. Перебьемся как-нибудь с Лоркой, — думал Радик. — Долги верну. Зоненфельду флэшку передам”.
И здесь, в торговом доме “Весна”, Радик стал встречать клиентов, с которыми семь лет назад работал в “Труссарди”. Все осталось неизменным с тех пор, будто работала некая мощная программа — эти люди созданы, чтобы покупать, а ты, чтобы их обслуживать.
— А мы вас где-то видели… Напомните, где мы вас видели?
— Я с вами работал в “Труссарди” на Тверской, — сияя подобострастной улыбкой, отвечал Радик и с удивлением чувствовал в себе постороннего — вечный тип полового, который бахвалится перед сослуживцами дружбой с богатыми клиентами.
— О-о, ну как вы? Вы теперь здесь, на повышение пошли, да?
Однажды вечером, за полчаса до закрытия, пришел Слава Арак. Так же в отдалении болтались телохранители, будто не имея к нему никакого отношения.
— Здравствуйте, Слава! — Радик с агрессией узнавания перешел ему дорогу, в Радике улыбалось все — лицо, руки, тело, даже блестящий бейджик. — А где ваш антикварный автомобиль, на котором вы приезжали в “Труссарди”?
— В сервисе… Радик, это вы? Я вижу — лицо знакомое.
— Приятно, что вы помните мое имя.
— Я запоминаю необычные имена. А вы, значит, здесь теперь?
— Да, Слава, на повышение пошел, так сказать.
— А я был у Новикова и сюда решил зайти. Вспомнил, как в начале девяностых покупал здесь у толстой тетки индийский кардиган.
— Это корнер Франческо Смальто, но это на субтильные фигуры. Там Корнелиани и Сартория. Вот пальто Исайя — роскошные, как из фильмов Бертолуччи.
— Я бы пиджаки хотел посмотреть.
— Исайя неплохие пиджаки. Вот, попробуйте.
В это время подошла Вера Сергеевна с подругами.
— О, Славик, рада тебя видеть! — она поцеловала его в щеку.
— Привет, Вера, — смущенно ежась в тесноватом пиджаке, улыбнулся Слава. — Как тебе, что скажешь?
— Жених!
— А вам как, Радик?
— Тесновато как будто, нет?
— Да, и мне кажется, вы правы.
— А Слава, Вера Сергеевна, был моим постоянным клиентом в “Труссарди”, — радостно сказал Радик.
— Мир тесен, мир тесен… Ну, работай, работай, — шепнула она. — Он хорошо берет — олигарх, в натуре.
Магазин работал до полпервого, пришлось остаться охране и администраторам. Слава купил вещей на двадцать пять тысяч долларов. Охранники уносили пакеты, чехлы и длинные кофры через ресторан Аркадия Новикова.
— Он расплатился черной картой америкэн экспресс! — сказала Радику Ира-кассир.
— Крутая карта?
— От миллиона баксов.
— Ого.
— Фамилия у него странная, я на карточке прочла.
— Арак — обычная эстонская фамилия. Я с ним знаком с девяностых годов, он к нам приезжал на антикварном автомобиле, прикинь?! — Радик пытался говорить с насмешливым удивлением, словно бы иронично. — У него сбоку какие-то средневековые фонари и чуть ли не форейторы на запятках, а на окнах бархатные занавески с кистями! — у Радика прерывался голос, слезились глаза, и в душе потеплело.
— И он не женат! Видел, как Вера вокруг него увивалась? А он весь из себя вежливый такой, противно.
— Эта вежливость у них как стена.
Шли к метро “Арбатская”. Постелив картонку на асфальт и развалившись на ней, бомж с бутылкой пива в руке сквозь стеклянную стену пивбара “Жигули” смотрит футбольный матч на широкоэкранном телевизоре.
— Любимый позвонил, — сказала Ира. — Не может. Я сегодня вся готова, а он не может. Так всегда!
Радик получил первую зарплату и на удивление большие проценты. В первый его выходной поехали всей семьей в “Ашан”. В автобусе Герман заснул. Радику было очень приятно, что все люди кругом проявляют внимание и заботу. Вокруг супермаркета стыло и сияло на солнце море машинных крыш. “Да, когда появляется семья, сразу понимаешь, что нужна машина, как это удобно”, — с грустью и завистью думал Радик.