Контролировали её ход два человека в белых халатах, одним из которых был доктор физико-математических наук Кирилл Воробьёв, Никитин отец и Валеркин дядя.
— Папка! — радостно воскликнул Никита, заходя в комнату. — А это мы пришли.
— Вижу, — улыбнувшись кивнул Кирилл Андреевич. — И что же заставило вас так резко сменить планы? Если правильно помню, вы сегодня с визитом не собирались.
— Это я их уговорил, — важно объяснил сын.
— Молодец! — похвалил Воробьёв-старший, и повернулся к своему напарнику, совсем ещё молодому, с весёлым взглядом голубых глаз и небольшой аккуратно подстриженной русой бородкой. — Вот, Павел, знакомься, Никита друзей привел. Это Валерий, племянник мой, сын Виктора.
— Посланец с далёкого Плутона? — уточнил Павел, поднимаясь с кресла.
— Он самый, — подтвердил отец Никиты.
— Будем знакомы. Павел Петрович Симонов, аспирант факультета квантовой физики Рязанского Университета, — протянул руку ученый.
— Очень приятно, — церемонно произнёс Валерка, отвечая рукопожатием.
— А это его друг Паоло, — продолжал представление Кирилл Андреевич. — С орбиты Плутона и из Италии одновременно.
— Значит, мы с ним тёзки. Buon giorno, Paolo! — подмигнул Симонов, протягивая руку второму мальчишке.
— Buon giorno! — радостно улыбнулся в ответ мальчишка. — Вы были в Италии?
— Конечно. Мы, те кто постоянно живет на Земле, бываем во всех её концах. Особенно те, кто занимается наукой. Сегодня конференция Монреале, завтра в Харькове, после завтра в Неаполе… Так вот и живем.
— Benissimo! — восхитился Паоло. Ему тоже хотелось посмотреть на Земле как можно больше интересных мест, но в этом году он уже не успевал. Покидать Валерку раньше согласованного срока он даже и не думал, а после этого у него будет времени только собраться — и пора уже лететь обратно на станцию, к орбите Плутона, с которой Солнце кажется всего лишь очень яркой звездой, а Земля и вовсе заметна только в сильный телескоп.
Но на будущее лето мальчишка решил продумать себе обширную программу путешествий. И, конечно, надо будет пригласить с собой Валерку, вдвоём ведь веселее. Никиту, кстати, тоже можно пригласить.
А ещё Паоло очень хотелось пригласить в такое путешествие Франческу, соседку-ровесницу из дома напротив. Кому-то такое совпадение в именах могло показаться излишне нарочитым, но сам парнишка отлично знал, что это не более, чем совпадение. Ну вот начинало у него сильнее биться сердце, когда он видел именно Франческу, а не какую другую девчонку, и всё тут… Одна беда, Паоло сильно опасался, что так и не найдет в себе сил ей этого предложить. Слишком уж язвительный и независимый характер был у соседки. Скажет что-нибудь такое обидное… Вот и в Мурмино он её позвать не решился, хотя мог бы. Валерка против не был, и Кирилл Андреевич возражать бы не стал: в гостиничных коттеджах научного посёлка сейчас полно свободных мест.
— Ну, гости дорогие, раз уж пришли, говорите, что такого интересного вам показать? — поинтересовался Воробьёв-старший.
Валерка слегка пожал плечами и искоса глянул на Никиту. Откуда ему было знать, что тут есть интересного. Братец их затащил, пусть он и выбирает.
Никита хитровато блеснул глазами из под разлохмаченной чёлки и предложил:
— Покажи нам лабораторию развёртки. Если, конечно, сейчас не проводится возбуждения.
— Вот видишь, Паша, молодёжь времени зря не теряет. Хочет посмотреть самое интересное. Ну что ж, на ваше счастье, последнее возбуждение закончилось…
Кирилл Андреевич поискал взглядом настенные часы.
— …закончилось два часа восемь минут назад.
— Неудачно? — поинтересовался Никита.
— Как обычно, — поправил его отец. — Поэтому небольшую экскурсию в лабораторию развёртки мы организовать можем. Минут так на десять пятнадцать. Паша, ты тут один справишься?
— Обижаете, Кирилл Андреевич.
— Тогда, идёмте за мной. Робик, ты тоже идёшь с нами, — и физик первым двинулся к выходу из комнаты.
— А почему она так называется: "лаборатория развёртки"? — спросил Паоло.
— Потому что в этой лаборатории мы пытаемся развернуть суперструны.
— А как вы их разворачиваете?
— Ого! Я вижу, в вас проснулся аппетит к квантовой физике. Это замечательно, — Воробьёв-старший бодро потёр руки. — Правда, знаний от этого не прибавилось, поэтому придется начать с самого начала. Итак, что вы знаете об устройстве материи на микроуровне?
— Довольно много, — ревниво заметил Паоло. — Мы знаем, что существуют две формы состояния вещества: материя и поле. Материя состоит из элементарных частиц, которые на самом деле имеют двойную природу: и частицы, и волны; а поля формируются за счёт квантов — порций энергии поля. Только для гравитационного поля это экспериментально не доказано, его квант опытным путём обнаружить до сих пор не удалось.
— Отличная подготовка, — одобрил Кирилл Андреевич. — Большинство ваших ровесников на Земле этого, скорее всего, в силу возраста ещё не знают.
Никита незаметно для спутников скорчил презрительную рожицу: он во всём этом разбирался ещё пару лет назад.
— Но про струны мы вообще ничего не слышали, — самокритично признался Паоло.
— Струны — это следующий шаг вглубь строения материи. Вот ты сказал: «частицы». А что такое частицы? Обычно их представляют как маленькие шарики. А мы считаем, что они — это особые колебания маленьких струн. Ведь колебанию струны соответствует определенная энергия. Верно?
— Верно, — подтвердил Паоло.
— Ну так вот. А формулу "е равно эм цэ кварат" вы, конечно, знаете.
— Кто ж её не знает, — усмехнулся Валерка.
— То есть получается, чем сильнее колебания, тем больше масса частицы? — предположил Паоло.
— Да, именно так. Так вот, когда возникла эта теория, сразу выяснилось, что в привычном четырёхмерном пространстве-времени она не работает. Для того, чтобы реальность соответствовала этой теории, нужно добавить в неё дополнительные измерения.
— И много? — поинтересовался Валерка.
— Сначала немного, но дальше пришлось добавлять больше. В итоге сейчас мы исходим из того, что мир существует в тридцати двух пространственных измерениях, плюс ещё время.
— Неслабо, — протянул Валерка.
Впечатлительный Паоло громко прицокнул языком.
— Вы, конечно, спросите меня, как же так может получиться, что мы живем в трёхмерном пространстве и никаких двадцати девяти не замечаем. Ответ заключается в том, что мы живем как бы на трехмерной проекции этого пространства. А в остальных измерениях оно свёрнуто. Вот потому мы этих дополнительных измерений и не замечаем. Но если удастся эти измерения развернуть… Понимаете теперь, почему "лаборатория развёртки"?
— Теперь, конечно, понимаем, — признался Валерка.
— Минутку, — физик свернул к очередной двери, она отъехала в сторону, открывая вход в другой коридор, вдвое уже того, по которому они шли перед этим. Вдали коридор упирался другие двери.
— Мы надеемся, что, научившись разворачивать свернутые измерения в пределах микромира, мы затем сможем делать это в более крупных масштабах. А это может дать ключ к межзвездным и даже межгалактическим перелётам. С обычными скоростями даже межзвёздные экспедиции лишены смысла. Вы ведь астрономы, сами знаете, сколько световых лет отделяет нас от самой ближайшей звезды.
— Четыре целых двадцать две сотых светового года, — одновременно выпалили Паоло и Валерка.
— Да-да, четыре с лишним световых года. А наши космические корабли, как вы понимаете, летают намного медленнее скорости света. Человечество оказывается запертым в Солнечной системе.
Кирилл Андреевич остановился возле двери, но не спешил её открывать. Развернувшись к ребятам, он продолжил:
— Конечно, и в ней есть ещё много интересного и неисследованного. Мы и Марс-то пока что толком не обжили. А дальше уже только одни научные станции, вроде вашей. Если не ошибаюсь, то мы только-только начинаем обживать облако Орта. Дальше пояса Койпера на постоянной основе человек ещё не забирался. Первую станцию на орбиту Эриды вывели лет где-то лет тридцать назад, «Квавар-1» и вообще каких-то три года. А в глубине облака Оорта постоянных станций, насколько мне известно нет?
— Пока нет, — Валерка особо подчеркнул голосом слово «пока». — Но экспедиции туда отправляются довольно часто.
Таинственную Немезиду, спрятавшуюся в облаке Оорта планету, плотно искали не меньше тридцати лет. Но неудачно. Перед каждой экспедицией теоретики были убеждены, что наконец-то вычислили её орбиту, но на предсказанном месте Немезиды всякий раз не оказывалось, выяснялось, что в расчетах неверно учтены сторонние гравитационные возмущения. Приходилось возвращаться и начинать расчеты заново, внося поправки.
И хотя каждая экспедиция приносила с собой массу ценной научной информации, учёные не чувствовали себя удовлетворенными, ведь главная цель полётов оставалась надостигнутой.