Только мы выбрались – мотор затроил и заглох. Дал остыть, долил воды – не заводится. Что-то где-то вроде вспыхивает, но не подхватывает. Чую, искра дохлая. Замкнул накоротко вариатор катушки – иногда помогает. Чуть лучше, но всё равно не схватывает. Пошевелил в задумчивости высоковольтные провода, проверяя плотность посадки – и провод первой свечи остался у меня в руках. Отгнил. В контактных колодцах трамблёра – пыль от медного окисла и никаких следов клеммы. Проверил остальные – та же ерунда. Похоже, до сих пор УАЗ ехал на одной ебической силе, но тут и она кончилась.
И прикиньте – в инструментальном ящике не оказалась ножа! Я мог бы любимой болгаркой поклясться, что он там есть, он там всегда лежал – а его, гада, нету! ...Высоковольтные провода я грыз зубами, как бобёр… Они, кстати, весьма и весьма прочные. По счастью, на том месте, где я корячился, какой-то офисный человек просыпал скрепки. Немного, с десяток. На наших обочинах чёрта разве что лысого не найдёшь, если покопаться как следует! Скрутил из скрепок подобие клемм – одним концом в токоведущую жилу, вторым – в гнездо трамблёра или свечного наконечника. Надо же, и от офисных людей польза бывает!
Доехал, разумеется. Чтоб я, да не доехал? Ха!
А номера я потом всё равно получил.
Ибо сказано:
● "Бабло побеждает зло".
Механикус
● Всякий Мастер – механик, но не всякий механик – Мастер
● Болгарка дурака не любит
● Не ленись, смажь резьбу графиткой – сам себе спасибо потом скажешь
Гаражище Великое в то время было усеяно мелкими, совсем мелкими и мельчайшими автосервисами. Влился в их число и я со своим гаражиком. Здесь вообще преобладала ремонтная единица «человек плюс его гараж», но встречались и объединения, включающие в себя два-три рядом стоящих бокса, где работали несколько механиков. Наёмного труда не использовалось, каждый был сам себе командир. Встречались все, разумеется, в разливухе. Равноправная по объёму и архитектуре в ряду гаражей, «разливуха» - это миниклуб механиков, ещё не ощущавших в те поры себя конкурентами, скорее – членами некоего маргинального микросоциума. Заходили туда исключительно небритые суровые мужики в промасленных комбинезонах с закатанными рукавами, из которых торчат неотмываемо-черные, все в ссадинах, корявые руки. Они признавали только полный пластиковый стаканчик недорогой местной водки, который выпивается одним махом, не дрогнув лицом – только смаргивается набежавшая слеза. Они всегда приходили вдвоём (пить одному – неправильно, а втроём гаражники работают редко), поэтому, после ритуального занюхивания замасленным рукавом, выпивали взятый на двоих один стаканчик томатного сока, глубоко и удовлетворённо вздыхали, и уходили работать дальше, закуривая на ходу и позвякивая гаечными ключами в карманах.
И я, заходя в эту запущенную разливуху, где правила бал толстая пожилая женщина тётя Варя, которая знала в лицо всех механиков, и отпускала им в тяжёлые времена в кредит, точно так же выпивал водку стаканом, и суровел лицом, и смаргивал слезу и шёл обратно к своим сваркам и домкратам.
На свете много всяких автомехаников, хороших и разных (разных – больше), но преобладающим типажом в то время был Старый Хрен.
Старый Хрен — автомеханик реликтовый и даже где-то ископаемый, как мамонт. Руки его похожи на проморённые отработкой коряги, очки замотаны изолентой, вместо рабочего комбинезона — старый пиджак и спортивные штаны. Часто бородат. Большинство Старых Хренов некогда работали механиками в таксопарках, ПАТП, МТС и прочих инфернальных конторах, поэтому всякому новомодному инструменту СХ предпочитает советский рожковый ключ, причём обязательно рассказывает, что вот раньше инструмент был инструментом, а вот сейчас — говно пластилиновое. Вообще, в процессе ремонта вы очень много узнаете о том, как было раньше — и зубила твёрже, и бензин дешевле, и «Жигули» итальянскими.
Старый Хрен ворчлив, дотошен, спокоен и флегматичен. Он виртуоз настройки карбюраторов, он владеет древним искусством подгибания контактов в трамблёре и зачистки контактной группы пилочкой для ногтей, но впрыск считает соблазном диавольским. Замену узлов он не признаёт — что за барские замашки? Рабочий цилиндр тормозов всегда можно перебрать, купив за копейки комплект манжет и отполировав зеркало мелкой наждачкой. Впрочем, если хотите менять — заменит, но уважать перестанет, а старый цилиндр оставит себе — на переборку. Запчастей, которые, в принципе, могут быть перебраны, у него полный подвал — жаль, руки не доходят... Каждого уважающего себя Старого Хрена легко опознать по непременной коробке свечей б/у — ведь их всегда можно прокалить, отпескоструить, зачистить контакты и использовать снова! Провода СХ соединяет только скруткой и заматывает изолентой — коннекторы и теромоусадочная трубка слишком молоды, чтобы им доверять. Только в гараже СХ вы можете увидеть матерчатую изоленту (ну, может быть, ещё в музее...). Не использует герметиков, а вместо проникающих жидкостей типа WD-40 употребляет тряпку, смоченную тормозухой. Если сдать весь накопившийся у Старого Хрена металлолом на вес, можно купить новую иномарку, однако он не верит в иномарки — старая «Волга» куда лучше, а металлолом всегда для чего-нибудь пригодится.
Чаще всего к таким приезжали машины, которыми брезгуют сервисы — «копейки» замшелого года, заднеприводные «Москвичи», 24-е «Волги» и даже последние недобитые «Запорожцы» — благо, берут они недорого. Старый Хрен болезненно честен — если после замены масла осталось пол литра, он заботливо положит вам их в багажник, завернув в старую ветошь. Работает он медленно, но очень тщательно — при разборке сначала неторопливо очистит всё от грязи и ржавчины, промоет крепёж керосином, при сборке смажет резьбы графитом и солидолом. Не любит говорить о цене и вообще о деньгах — предпочитает надеяться на совесть клиента. Не возражает, если клиент присутствует при ремонте, тем более, что большинство его клиентов - такие же Старые Хрены, с которыми можно обсудить то, как хорошо всё было раньше, и какое говно пластилиновое сейчас. СХ либо не пьёт, либо употребляет весьма умеренно — он свою норму в этой жизни выпил, — зато непрерывно курит дешёвые вонючие сигареты. Ну и, к тому же, сильно пьющие автомеханики до стадии Старого Хрена просто не доживают...
Если вы владелец старого ведра с болтами, у вас мало денег и много терпения — Старый Хрен будет наилучшим вариантом механика. По крайней мере, в его работе вы можете быть уверенным. Останься я надолго на тернистом пути автомеханика, то со временем непременно превратился бы именно в Старого Хрена. Потому что УАЗик неизменно приводит тебя к этому образу.
Не самая, кстати, плохая на свете работа.
Ибо сказано:
● Дурак учится на своих ошибках, умный на чужих, а Следующий Пути наслаждается процессом.
Плохая работа
● Компрессор и краскопульт полезны, но Истинный Мастер Пути и кисточкой не заебется покрасить.
● Сомневаешься – переделай! Дважды и трижды открути, подпили, смажь, затяни, покрась и поменяй прокладку. Ибо совершенство недостижимо, но стремиться к нему следует.
● Истинный Мастер Пути за слова «и так сойдёт» может и уебать.
В детстве я считал, что самая плохая работа на свете — это работа санитара в морге. Я тогда отчего-то очень боялся покойников, и находиться с ними в одном помещении казалось мне запредельным ужасом. Поэтому я думал, что этим санитарам платят немеряные тыщи — потому что, ну кто за маленькие-то деньги на такой кошмар согласится? (Когда я узнал, сколько им на самом деле платят — мир не то чтобы рухнул, но покачнулся точно).
В школе мне казалось, что нет ничего гаже, чем быть сантехником. Лазить туда, куда другие срут? Фу! Однако мне уже не казалось, что им платят за их грязную работу много денег — в школе я уже начал смутно осознавать, что мир чаще бывает несправедлив, чем наоборот.
Когда я начал ездить на машине, мне казалось, что самая гнусная работа — гаишник. Зимой и летом стоишь на улице, нюхаешь выхлоп, и никто тебя иначе, чем «жадным пидором» за глаза не называет. Впрочем, денег они как раз получают немало, но даже это в моих глазах не оправдывало дурную карму и разрушительное влияние всеобщей ненависти.
Позже я стал понимать, что паршивых работ на свете вообще куда больше, чем хороших, причём, как это ни удивительно, но, чем тяжелее, грязнее и противнее работа, тем хуже она оплачивается. Я принял это как данность, но до сих пор в глубине души не могу понять, почему какой-то из-папки-в-папку-файлоперекладыватель, сидящий в кондиционированном офисе, получает больше, чем мужик в оранжевой жилетке, кидающий под палящим солнцем горячий асфальт лопатой. Ведь у мужика очевидно работа тяжелее, да и пользы от неё очевидно больше?