— Забирай, — вздохнул Петрович. — Водилу отошли сюда, ко мне. Как закончите, выезжайте через дальние ворота. Там мои дембеля. Молчать будут, хоть десяток баб вывози.
— А особисты?
— Везучий ты, товарищ майор! — осклабился полковник, потирая вспотевший висок. — Ихний Лукашин сегодня звездочку обмывает. Справляют всем отделом. С обеда у себя на подворье засели, зуб даю, как свиньи уже. Отдельная территория, хоть баб греби, хоть спиртягу жри — никто не заметит. Это нам с тобой «усиление борьбы с пьянством и алкоголизмом», а им до задницы.
— Так я пойду?
— Погодь. Еще одно. Когда после… развезешь своих по домам, сам возвратись той же дорогой сюда. На все, про все у тебя времени пока мы последнюю цистерну не сольем. Не в обрез, но и не волокить. И смотри, майор, насчет болтовни… У таких дел срока давности не бывает.
Емельянов шуганул бойца-водителя от баранки и сам погнал по ухабистому асфальту УАЗик в безбашенной летной манере: «Даю газу, ручку на себя, а он не взлетает!»
* * *Дождавшись сумерек, опустившихся на летное поле, экипаж приступил к делу.
Тихо матеря сквозь зубы техников, ядерный щит Родины, Раису Максимовну с Михал Сергичем и прочие достигнутые консенсусы, летчики опустили треклятое специзделие на тележку для перевозки авиадвигателей, и откатили на пару сотен метров к роще, где еще с обеда была вырыта глубокая, метра три, яма. Рывшие ее бойцы то ли проштрафились, то ли «дембельский аккорд» отбывали, да в общем и неважно. Главное, что яма оказалась где следовало. Не прошло и получаса, как бомба легла на дно. Ее закидали хворостом, присыпали землей и от души потоптались сверху. Благо, три саперные лопаты на спецплощадке нашлись.
Ритуально постоять, скорбя об уделе «хрени» и вытирая вспотевшие лбы, не довелось. Емельянов, порыкивая сквозь зубы, затолкал в УАЗик всех пятерых — второго пилота, бортинженера, оператора вооружений, радиста и стрелка-наблюдателя. В корму, на откидное сиденье самолично упаковал Нинку, толком в себя, так и не пришедшую. Глядя на сонную худенькую замарашку, вряд ли кто мог бы поверить, что бесшабашная буфетчица двадцати лет от роду провела в воздухе больше времени, чем иной пилот. Про ее тягу к приключениям, тотальную безотказность и совершенно невероятную любвеобильность ходили легенды.
Пока майор Емельянов развозил экипаж по местам внеслужебной дислокации — кого на квартиру, кого в общежитие, к яме на краю летного поля с выключенными фарами подъехал самосвал. И вывалил в разверстую земляную пасть полторы сотни пришедших в полную негодность аккумуляторов. Бойцы-арестанты, выдернутые с гарнизонной гауптвахты, под неусыпным наблюдением мордатого сержанта окончательно засыпали яму и привели территорию в первозданное состояние. Перекопанную, рыхлую землю утрамбовали ногами, сверху уложили ленты дерна, натащили со всей рощи сухих веток и прочего лесного мусора.
За устройство свалки в неположенном месте полковник рисковал получить серьезный нагоняй. Но избавляться от опасных свинцовых отходов, минуя чудовищный ворох официальной отчетности, приходилось не раз и не два, поэтому конспирация была отработана до совершенства. Кроме того, именно категорическая предосудительность действа, как ни странно, работала на пользу плана, поскольку никому и в голову не пришло, что просто большим нарушением можно замаскировать Очень Большое.
Поздним вечером, уже после того, как на голубом экране отшутили на грани фола «Одесские джентльмены», домой к Петровичу заявился майор Емельянов. Не один. С канистрой спирта. Офицеры долго пили в молчании, алкоголь не развеял хмурые мысли, но, по крайней мере, ослабил похоронный настрой. Ну а после, для закрепления результата, майор с полковником оккупировали дежурную машину и укатили в ночь, к девчонкам на узел связи.
Прочие же члены экипажа собрались в общежитии военного городка в комнате самых молодых — радиста и стрелка-наблюдателя. До самого рассвета под скудную закуску они пили «массандру» — пятидесятипроцентный раствор воды и спирта, что используется в авиационных системах охлаждения. События дня и вечера старались не вспоминать. Трепались на отвлеченные темы, а с середины пьянки — сообща ржали над быстро напившимся штурманом Витей Сербиным, что как обычно после первых ста грамм понес какую-то чепуху…
Утро было промозглым и удивительно хмурым, прям как у классика советской литературы. Словно не август на дворе, а поздняя осень. Кое-как выстояв на общем построении, экипаж «Борта 262», героически борясь со сном и тяжелым похмельем, сумел еще и высидеть на обязательных занятиях, конспектируя материалы последней партконференции. Затем, дождавшись окончания дезактивации, командир и второй пилот проследили, как тягач перегоняет самолет на стоянку, после чего расползлись по домам.
Жизнь гарнизона продолжала идти по давным-давно заведенному порядку. Прошло несколько дней, и над засыпанной ямой начала пробиваться свежая трава. Ни Емельянов, ни командир базы, ни остальные члены экипажа не вспоминали о произошедшем ни единым словом. Слабым звеном в этом «заговоре молчания» была, пожалуй что, буфетчица Нинка. Однако, просидев чуть ли не весь полет в хвостовой кабине стрелка и щедро дегустируя «массандру», она толком и не помнила, что происходило от взлета в Моздоке и до посадки в Русе. Поэтому, даже если бы и захотела, ничего рассказать не сумела…
Прошли месяцы, затем годы. В иное время ситуация, скорее всего, повлекла бы обширное расследование, но СССР уже вступил в пору великих катаклизмов. Хаос и безответственность и коммерция начинали захлестывать все государственные структуры. Ответственные лица списали ядерный заряд как затонувший на глубине в два с половиной километра и предпочли не ворошить проблему дальше, чтобы не умножать суету и заботы. Со временем исчез сам Союз, пришел в запустение аэродром, персонажи истории разъехались кто куда, надежно храня тайну.
Казалось, что специзделие РВСН СССР забыто и похоронено навсегда…
1. Псовая охота
Спутник наблюдения NASA скользил в ночном небе Земли на высоте почти шестисот километров. Или трехсот шестидесяти миль, как было удобнее считать многим из тех, кто кропотливо собирал и обрабатывал информацию, поставляемую аппаратом.
Как засмотрится мне нынче, как задышится?
Воздух крут перед грозой, крут да вязок
Что споется мне сегодня, что услышится?
Птицы вещие поют, да все из сказок…
Владимир Высоцкий любил и умел выпевать согласные. На фоне мириадов мерцающих звезд и едва угадывающихся очертаний черно-синих материков хрипло-надрывные раскаты его невероятных «р-р-р-р» и «л-л-л-л» обращались в бередящий душу сюрреалистический message. Казалось, что, пронзая эфир и материализуясь в сверхсовременных каналах связи, пульсирует сама неупокоенная душа великого русского барда.
— Отфильтруй канал, — перекрывая песню, зазвучал в наушниках оператора усталый голос начальника смены. — Что это там у тебя за варварские звуки, Дик? Куришь травку под шаманскую музыку?
— Хм. А я думал, что это вы так… шутите, ведь поют не по-английски, — в голосе оператора Ричарда сквозило неподдельное удивление. — Впрочем, сейчас проверим…
После того, как оператор поколдовал над клавиатурой, голос в наушниках стал ощутимо тише, но до конца не исчез. Оператор тихо выругался и полез в глубокие настройки.
Начальник смены — сотрудник ЦРУ и выпускник Гарварда, демонстративно презиравший сквернословие, хотел сделать замечание, но не стал — чернокожий лейтенант — оператор служил в Министерстве обороны и не подчинялся ему по службе.
— Опусти пониже, — так и не дождавшись полной очистки канала, отдал начальник новое распоряжение. — По плану сегодня мы должны сделать контрольный осмотр бывшего военного аэродрома в России. Вот погляди: его название и координаты я вывел на экран.
Оператор поморщился и удержал уже повисший на языке ехидный вопрос — какое ему дело до того, чем когда-то была некая точка на карте. А так же не менее ехидный комментарий относительно того, что называть довольно непростую последовательность операций по управлению спутником простым «опусти» есть профанация процесса. Но сдержался. Опустить так опустить…
— Руса? — прочитав надпись, высветившуюся в окне чата, ворчливо переспросил оператор. — Нет проблем. Только это не Россия, а Украина.
— Да по мне хоть Верхняя Вольта, лишь бы без ракет.
— Согласен, сэр, — оператор чуть нахмурился, вспоминая. — Я знаю это место. Но там давно все заброшено и лет пять как в руинах, смотреть не на что.
«Перестраховщики… Впрочем, мое дело маленькое» — добавил он про себя. Отношения между двумя специалистами было несколько… натянутым. Один стремился демонстративно показать высокий профессионализм и бдительность, словно русские, как в старые добрые времена, вот-вот уже готовились тайно везти ракеты на Кубу. Другой всячески избегал лишних телодвижений и каждый раз, заступая на смену, больше всего желал, чтобы до самого ее конца ничего не случилось.