«Помоги мне, помоги мне», — непрестанно повторяла она, и я, казалось, потратил несколько часов, пытаясь поднять ее. Я достаточно силен, как вам известно, и могу без малейших затруднений поднять на пару этажей любую женщину, но эта, в гробу, весила никак не меньше тонны, и хватка ее рук становилась все крепче, словно она набиралась сил, в то время как я все больше слабел. Наконец последним, отчаянным усилием мне удалось усадить ее, и в этот момент я проснулся.
Я лежал, тяжело дыша, словно пробежал не одну милю, и ледяной пот заливал мое тело. Прошло, наверное, минут десять, прежде чем ко мне вернулось нормальное дыхание, но все равно я чувствовал себя настолько изможденным, что не мог даже повернуться на бок. Не помню, как я забылся тяжелым сном, и проснулся утром весь разбитый.
Однако я подумал, что этот кошмар был всего лишь результатом посещения музея. Я не обратил тогда на него особого внимания и на следующий вечер отправился спать в обычном для себя хорошем настроении, однако, едва задремав, вновь увидел тот же сон. Она сидела в деревянном гробу в том же положении, в котором я оставил ее.
«Ты должен помочь мне встать», — беззвучно произнесла она опять.
Царивший там холод пробирал меня до мозга костей, и я уже знал, что надо непременно бежать оттуда, однако, помимо своей воли, склонился над гробом. Но прежде, чем я успел что-либо сделать, она сама подняла руки и обвила их вокруг моей шеи. Вновь я ощутил невероятный вес этой женщины, однако ее кожа, хотя и холодная как лед, стала теперь мягкой и податливой. Неимоверными усилиями мне удалось поставить ее на ноги, и внезапно я почувствовал, как в ее груди забилось сердце. Я вскрикнул и начал куда-то проваливаться.
В следующий момент я проснулся и своим воплем, конечно, разбудил Мэгги. Она зажгла свет, прочитала мне лекцию о том, как вредно есть вечером чересчур много вареной фасоли, и велела принять соды. Я ощущал такую усталость во всем теле, что с трудом смог бы выползти из кровати, но чтобы избежать лишних разговоров — скажи я правду, Мэгги наверняка решила бы, что я становлюсь неврастеником, — заставил себя встать и выпил бесполезной для себя соды.
Утром я, как обычно, отправился на работу, но ни за какие блага в мире не мог сложить в столбик и пару чисел, и босс, естественно, не скрывал своего недовольства. Тут я начал понимать, откуда ветер дует. Я сообразил, что мне необходимо любыми способами сохранять бодрствование. Конечно, мне стоило, наверное, отправиться на всю ночь в какой-нибудь бар, где играет музыка и много людей. Но с Мэгги это было невозможно.
Не так просто бодрствовать, когда лежишь в темноте и не осмеливаешься даже пошевелиться. В тот вечер я продержался до трех часов, а потом вновь начал, спотыкаясь, спускаться по ступенькам в этот проклятый склеп, где меня ждала золотоволосая женщина, стоявшая в гробу. Я старался не смотреть на нее. И я был вне себя от ужаса, когда она положила мне на плечо руку, и в моем сознании прозвучало: «Ты должен помочь мне выбраться отсюда».
В следующую секунду она неуклюже выпрыгнула из гроба. Я повернулся и хотел было бежать, но она обхватила руками мою шею и заковыляла рядом со мной.
Пытаясь освободиться от ее объятий, я взглянул ей в лицо, оказавшееся совсем близко от моего. Оно было человеческим и одновременно нечеловеческим, если вы понимаете, о чем я говорю. Оно было привлекательно, как лицо всякой другой женщины, на которую я когда-либо смотрел, однако выражало какую-то дьявольскую решимость.
«Помоги мне выбраться, помоги мне выбраться!» — слышал я ее вскрикивания, и она цеплялась за меня с такой силой, словно ее худые руки были сделаны из стали.
«Я не могу, — произнес я, хотя до этого момента ни разу не раскрывал рта. — Ты теперь сильнее меня. Ты должна помочь мне».
Но она, не разжимая свои белые зубы, рассмеялась, и я никогда прежде не слышал такого смеха. Вам известно, наверное, выражение «мороз по коже» — именно это я и почувствовал тогда.
Словно сумасшедший, я начал вырываться из ее объятий, и, борясь, мы постепенно достигли середины склепа. «Наверх, наверх», — задыхаясь, повторяла она, и ее пылающие глаза неотрывно смотрели на лестницу. Мои колени становились ватными, и внезапно я понял, что если не сумею освободиться, то никогда уже не проснусь в этой жизни.
Я сделал отчаянное усилие и увидел ее, покачивающуюся из стороны в сторону на середине склепа и смотрящую на меня своими черными горящими глазами, затем все погрузилось в темноту, и я очнулся в постели рядом с Мэгги, слишком слабый даже для того, чтобы кричать.
В эту ночь я больше не спал. Что-то подсказывало мне, что если я усну, то непременно вернусь к ней. Высосанные из меня жизненные соки сделали ее сильной, и она, казалось, звала меня все то время, пока я, сжав зубы и широко раскрыв глаза, неподвижно лежал в темноте.
В пять часов я почувствовал себя в состоянии встать. Мэгги, естественно, проснулась и заворчала, но я был слишком испуган, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Я сказал ей, что меня опять мучают боли и я собираюсь спуститься в кухню и выпить горячего кофе. Я так и поступил, хотя с трудом смог поставить кастрюлю на конфорку.
Я сидел там до утра. Кофе пошел мне на пользу, и я приготовил себе сэндвичи с холодным мясом. Я ощущал такой голод, словно не ел целую неделю. В тот день я не пошел в офис — у меня просто не было сил работать. Я направился в публичную библиотеку и проспал там почти все утро, а когда меня попросили оттуда, устроился на скамейке в парке и проснулся уже после полудня.
Мне пришлось, конечно, вернуться домой в то же самое время, когда я обычно возвращался. Я очень боялся, что Мэгги могла каким-то образом узнать, что я отсутствовал на работе, но, к счастью, сегодня боссу было не до меня. И дома мне задали массу вопросов лишь насчет купленной мною бутылки виски — той, что стоит на камине. Я было придумал, что за ужином разыграю сцену, начну бить посуду и уйду из дома, но я очень люблю Мэгги. А затем я вспомнил о вас, доктор…
Сэндмайер замолк, слегка поежился, словно от озноба, и воскликнул:
— Ну вот и все! Я вижу, что вы не поверили мне, не правда ли? Но я боюсь, уверяю вас, просто содрогаюсь от ужаса при мысли, что сейчас мне придется идти спать.
Мысленно доктор, скромный маленький человек, большую часть своей жизни лечивший обитателей трущоб, уже поставил диагноз Герберту Сэндмэйеру — крепкому мужчине, решившему с помощью выпивки забыть о своих проблемах. Он встал и опять посмотрел на почти пустую бутылку виски. Затем он перевел взгляд на Герберта и решил, что за один-два дня можно остановить этот алкогольный бред, граничащий с белой горячкой.