В общем, можно понять, что воспитан Вадим был в разумной строгости при том, что природные задатки у него были великолепные.
— В школе он заикался немножко, — вспоминает Надежда Дмитриевна.
(Уточним, что заикался он и раньше и по такой причине посещал специальный детский садик для детей с расстройством речи, что находился на знаменитом Французском бульваре. На том самом, что в известнейшей одесской песенке «был в цвету»… Друзья считают, что из-за своего заикания Вадим старался говорить меньше, а потому обдумывал каждую фразу, которую хотел произнести, и был очень точен и четок в своих лаконичных разговорах.)
— Я волнуюсь, спрашиваю учительницу: тяжело ему? Смеются над ним ребята? А она отвечает: «Боже упаси, он же так много знает! Когда Вадика вызываешь, класс затихает — все внимательно слушают. Он больше расскажет, чем я на уроке». Он действительно много читал художественную литературу, книги по математике. Он везде старался быть первым, но по-честному первым, без обмана. В школе за это Вадика уважали…
Любимыми писателями Вадима Негатурова в детстве были Жюль Верн, Джек Лондон и Фенимор Купер, чьи имена современным школьникам, увлеченным компьютерными играми и «фэнтезийными» книжками, не всегда известны. А вот сочетание художественной литературы и книг по математике — это редкость! Хотя стоит отметить, что «Занимательной физикой», «Занимательной математикой» и «Занимательной арифметикой», автором которых был Яков Перельман, в те годы зачитывались даже те, кто откровенно ненавидел эти школьные предметы.
— Он и дома без дела не сидел, — рассказывает Надежда Дмитриевна. — Когда школьником был, дома плитой занимался: и золу вычистит, и дрова наносит. И ждет меня: мама, что будем готовить? Мол, я под рукой, только позови! Зимой растапливал печь — ее нужно было растопить в пять часов вечера, чтобы тепла хватило до утра… Не помню, чтобы я когда ругалась на него или кричала. Как-то я иду с работы, он бежит, встречает: «Мамочка, чашка разбилась!» Разве же я буду его ругать? «Ничего, — говорю, — сынок, купим другую».
По одному воспоминанию о разбитой чашке можно понять, что семья Негатуровых жила очень скромно. Представить это можно и по тому старому дому на окраинной Житомирской улице, расположенной в так называемом поселке имени Дзержинского, где выросли братья Негатуровы и где до сих пор живет их мать. Очевидно, в этом поселке, носящем имя «Железного Феликса», что находится на самой окраине Одессы, получил жилье в частном домике с участком прадед Вадима — сотрудник милиции. Получил еще до войны…
Добираться сюда на автобусе из центра нужно довольно долго. Но если центр Одессы украшен разными достопримечательностями — тут и знаменитая Потемкинская лестница, и Воронцовский дворец, и дворец графов Толстых, и памятник герцогу Ришелье, и комплекс Дерибасовской улицы, — то путь на Житомирскую улицу проходит мимо потрепанных пятиэтажек «непрестижных» спальных районов, пока, в конце концов, не приведет к железной дороге, вдоль которой она и протянулась. Зато с другой стороны, за домами, раскинулось поле Селекционного института, на котором росли горох и кукуруза. Наверное, можно не объяснять, что в летний период здесь каждый день проходил самочинный «сбор урожая». Между домами и полем была посадка из акаций — ребята, в том числе, конечно, и Вадик — проводили там много времени, предаваясь нехитрым запретным удовольствиям: жгли костры (это же не глухие леса, тут безопаснее) и кидали перочинные ножики в деревья, чтобы воткнулись. Улица вдоль домов была обсажена плодовыми деревьями, и в каждом дворе — сад…
«Наша улица называется Житомирская, это частный сектор (т. е. там нет многоквартирных домов, наш дом — это именно дом, с огородиком, курятником, хозпостройками… в общем — кулацкий хутор, и тем не менее — тоже Одесса). Одесса — она, вообще, очень разная…» — впоследствии писал Вадим в одном из своих личных писем.
В общем, можно понять, что жили Негатуровы хотя и скромно, но хорошо. Это подтверждает и брат Вадима, Александр:
— Много было интересного. Все-таки, несмотря на разницу в возрасте, с Вадиком мы выросли вместе… В деревне у бабушки, тут на Житомирской улице. Мама с папой работают, а мы в частном доме вдвоем с ним. Он по хозяйству был старший. Помню, Вадик меня кормил холодным борщом, и я ел этот борщ с огромным удовольствием и без всяких вариантов. Я не спорил с ним. Почему? — удивляюсь сам до сих пор. Тоже ведь уже жизнь прожил, много видел отношений между братьями — у друзей, у своих детей вижу. Но вот с ним я никогда не спорил, ни разу. Максимум, что мог — выслушать и не согласиться, но не спорил. У меня не хватало духа сказать ему «нет».
Как видно, этот холодный борщ вошел в семейную историю, потому как о нем рассказывает и Светлана, двоюродная сестра Вадима:
— Смешные воспоминания такие остались… Я мала́я была, понятное дело, и кушать не любила. Частный дом там, два пацана бегают, некогда им мною заниматься — вот и заставляли меня холодный борщ кушать. Я вообще борщ не люблю, а тут еще и холодный! А они: «Греть не будем!» Командовали мной, как сестрой младшей. Потом, когда встречались, не раз вспоминали это всё и смеялись…
А еще братики «улучшили» куклу Светланы, лишив ее волос. Сейчас, конечно, это тоже вспоминается со смехом:
— Они делали солдатиков, а потом куклу мою забрали и сделали из нее Фантомаса, предводителя всех солдатиков…
Солдатики у ребят были самыми любимыми игрушками, хотя Вадим считал, что если он является старшим братом, то в игрушки играть уже не должен.
Александр в своем рассказе о печальной кукольной судьбе довольно сдержан:
— Я не был генератором идей. Не помню, почему эта кукла облысела. Вадим говорит, давай она будет у нас Фантомасом! А я тогда еще и не знал, кто такой Фантомас. Вадим говорит: «А я тебе покажу!» И мы пошли с ним в кино…
На минуту остановимся. Думается, что любой представитель нынешнего старшего поколения в детстве своем двумя руками подписался бы под словами классика марксизма-ленинизма о том, что «из всех искусств для нас важнейшим является кино». Какое искреннее волнение было в зале, когда начинал гаснуть свет и, одновременно с этим, расходился занавес, открывая экран. Часть публики в зале — те, что помладше, — еще и истово и громко дула, словно помогая погасить лампы… А какие были фильмы в то заветное детское время! «Бриллиантовая рука», «Иван Васильевич меняет профессию», «Алые паруса», «Человек-амфибия», «Операция „Ы“…», «Неуловимые мстители»… И потом вдруг пришел Фантомас — целых три серии («Фантомас», «Фантомас разбушевался», «Фантомас против Скотленд-Ярда»). Эта история, в общем-то, без начала и без конца, потому что никто у нас так и не узнал, кто он такой, откуда взялся и куда подевался потом этот лысый злодей с синим лицом под «маской-фантомаской». Наверное, во Франции, на фантомасовской родине, про то знали — но зато там Фантомас и не пользовался такой бешеной популярностью, как в СССР. А вот в нашей стране тогда на редкой школьной парте нельзя было найти хотя бы одной сакраментальной буквы «F», если не всего зловещего слова «Fantomas», и мало кто не обнаруживал в своем портфеле (учебнике, дневнике, тетрадке, кармане школьной формы) зловещего предупреждения: «Мне нужен труп — я выбрал Вас! До скорой встречи — Fantomas».