В комнате завхоза, крупного человека с крутым лбом и длинными висячими усами, я получил свежевыстиранное нижнее белье, фуражку с козырьком, гимнастерку, галифе, сапоги с портянками, а также ремень с кобурой и безопасную бритву для бритья. Облачившись в выданные вещи, я посмотрелся в висевшее на стене зеркало: прямо, персонаж из «Белого солнца пустыни»! Еще подумал, что теперь старушкам при виде меня больше не придет в голову осенять себя крестом!
Внешность моя, я подметил, ничуть не изменилась: те же карие глаза, прямой нос, твердый подбородок и короткие светлые волосы… Я нахмурился и глубоко вздохнул. Вернут ли меня высшие силы обратно, в XXI век, или мне уготовано жить в молодой республике, отчаянно сражающейся с белогвардейцами, бандитами и прочими напастями? Ведь были же причины моего странного перемещения во времени?.. Вопросы, ответы на которые я вряд ли когда-нибудь найду!
Когда мы со Светловским вернулись в кабинет, он достал из сейфа новенький наган и вручил мне с теплыми словами. Я открыл защелку, повернул барабан по часовой стрелке, и убедившись, что этот овеянный легендами револьвер полностью заряжен, воткнул в кобуру.
– Финку также можешь оставить себе, – сказал опытный розыскник.
– В нашей работе всякое бывает, пригодится, – подержал его матрос. – При себе я всегда ношу офицерский кортик.
– А трофейный браунинг положим cюда, – сказал Светловский, укладывая компактное оружие с резинкой на верхнюю полку несгораемого шкафа.
В кабинет, на нашу удачу, заглянул судебный медик Журкин, небольшого росточка старичок с бородкой клинышком и в пенсне. На нем были летний пиджак светло-голубого оттенка, такого же цвета жилетка, широкий батистовый галстук, короткие брюки и начищенные до блеска штиблеты.
– Как ваш бок, Григорий Иваныч? – осведомился он у моего начальника. – Надеюсь, не очень беспокоит?
– Благодаря вашим заботам, совсем не болит, дорогой Порфирий Маркович.
– И все же давайте-ка посмотрим!
Светловский разоблачился, обнажив стройный мускулистый торс. На левом боку виднелся свежий розовый рубец. Врач оглядел его, осторожно ощупал.
– В самом деле, причин для беспокойства нет. Поздравляю!.. Ну, в каково здоровье нашего матроса-балтийца?
– Что со мной сделается? – улыбнулся Скворцов. – Со здоровьем полный ажур!
Медик крякнул и поправил пенсне.
– Погодите, Григорий Иваныч, а что это вы все прикладываете платочек к шее?
– Ерунда, всего лишь царапина.
Старичок, приоткрыв рот, мельком взглянул на ранение, в то время как Светловский указал на меня пальцем.
– Порфирий Маркович, тут наш новый сотрудник попал в передрягу. Не могли бы вы взглянуть на его повреждение?
– Отчего, нет?
Пропахший лекарствами старичок подошел ко мне, близоруко сощурился и внимательно осмотрел рассечение. Потом достал из своего потертого старого саквояжа молоточек и заставил меня отследить глазами, не поворачивая головы, движение медицинского инструмента.
– Сотрясения нет и в помине, – заявил он авторитетным тоном, укладывая молоточек обратно в саквояж. – Сшивать рану не имеет смысла, заживет без всякой хирургии. Это хорошо, молодой человек, что на рассечение был во время нанесен заживляющий раствор. Вот вам для продолжения успешного лечения препарат, известный в народе как «зеленка». Григорий Иваныч, смажьте ею вашу царапину во избежание заражения. Пользуйтесь на здоровье, милостивые государи!
И он поставил на стол маленький пузырек с зеленоватой жидкостью. После его ухода я спросил у Светловского, указывая глазами на его бок:
– Григорий Иваныч, кто же это вас полоснул?
Cветловский подошел к раскрытому окну и поглядел на Троицкую площадь.
– Один подлый бандюга расписался. Гвидон его кличка. Он уже покойник! Убит две недели назад в разборке со своими же. Он был главарем «монастырских». Меченый и его брат Плешивый из этой шайки… В городе есть еще «синие», шайка малочисленная, но ударная – мастаки брать кассы и чистить сейфы. Еще до революции занимались этим делом. Разные одиночки и залетные не в счет, кроме, может быть, «пустырника». Этот упырь двух человек прикончил, а трупы в мешках на пустырь свез… До поры, до времени бандиты нас, фактически, не беспокоили. Пробавлялись мелкими кражами в домах, жульничеством, воровством на базарах. Но последние дни как с цепи сорвались! Обчистили самочинкой дома двух бывших купцов, взломали два склада с провизией, сегодня трижды завязывали с милиционерами и чекистами перестрелки на улицах города, при тебе, Данила, попытались ограбить народный музей!
– Что за самочинка, товарищ Скворцов? – cпросил я шепотом у матроса.
– Бандиты под видом сотрудников Угро с поддельными документами на руках провели обыски и изъятия.
– Неуж-то?
– А ты думал!.. Такие, брат, дела.
– Совсем страх потеряли! – продолжал начальник. – И все это, сомнений нет, на совести «монастырских»! При Гвидоне такого беспредела не было, а тут… А ну-ка, Скворцов, тащи сюда Меченого! Допросим подлеца!
– Это мы враз! – сказал матрос и вышел из кабинета.
Вернулся он, как и обещал, быстро, ведя перед собой хмурого нечесаного бандита. На меня Меченый посмотрел с особой злобой во взгляде. Светловский поставил табуретку на середину комнаты и усадил его на нее.
– Ну, Гаврилов, как тебе за решеткой?
– Лучше не бывает! – буркнул грабитель.
– Хм-м, оно так, к зарешеченным камерам тебе не привыкать. Ты мне вот что скажи, бандит с большой дороги: кто и за что прикончил Гвидона?.. Кто теперь верховодит шайкой? Что за люди были с тобой в музее?.. Будешь откровенным, на суде это тебе зачтется.
– Точно, зачтется?
– Cлово розыскника!
– Снимите наручники и дайте покурить! Что переглядывайтесь?.. Не убегу, вон у вас сколько пушек!
Cветловский снял наручники с рук бандита и дал ему папиросу.
– Ну, слушаем тебя, – сказал он, чиркнув спичкой по коробку.
Меченый прикурил, несколько раз с удовольствием затянулся и сказал с хрипотцой в голосе:
– Гвидон давно напрашивался. Больше с девками валялся, чем дело делал. Cам не лез на рожон, и нас отговаривал. Надоело! – Он жадно затянулся и на мгновенье задумался. – Как-то сели на хате за карты, а он чудить, мухлевать. Одного из наших трясти начало, он ему все и выложил. Гвидон за финку, тот тоже. Не повезло Гвидону. Там, за карточным столом, и слег, кашляя кровью.
– И кто же прикончил его? – cпросил Скворцов. – Видно, теперь он у вас за главаря?
– Сечешь, матрос! – проговорил бандит с ухмылкой, подходя к окну, чтобы выбросить окурок. – Этот парень нам всем по душе, у него большие планы, а кличка его…
Щелчком пальцев Меченый отправил окурок в полет, и в тот же миг сам сиганул в окно! Это случилось так неожиданно, что Cветловский и Скворцов успели только ахнуть. Выхватив револьверы, они подскочили к окну, но стрелять не стали.
– Ушел, подлюга! – гаркнул Светловский
Он полез было на подоконник, но Скворцов остановил его.
– Тяжеленьки мы с тобой, Григорий, со второго этажа на тротуар прыгать. Ноги переломаем!
Я протиснулся к окну, перемахнул через подоконник и через секунду приземлился на тротуар, ничуть не пострадав при этом.
– Куда он помчался? – поднял я лицо к окну.
– Туда!.. Туда! – крикнул Светловский, показывая на правый угол дома. – Брать живьем!
Я бросился к углу и хотел было свернуть за него, когда заметил знакомую фигуру в темном пиджаке и полосатых брюках, перемещавшуюся вдоль забора соседнего дома. Похоже, Меченый завернул за угол только для того, чтобы не попасть под пули. В мгновение ока я понял, какая у него цель. Он стремился к черному лакированному кабриолету, стоявшему напротив калитки третьего по счету дома. Возница, встав во весь свой длинный рост, отчаянно махал ему руками. Ясно, сообщник! Еще несколько секунд, и вороная лошадь помчит легкий рессорный экипаж прочь от здания Угро! Что же делать? Не гнаться же за ними на своих двоих. Постой! А две пролетки у входа в здание! Я бросился к выходу и, в двух словах объяснив часовому причину переполоха, вскочил в новенькую пролетку. Управлять лошадью, как с повозкой, так и без нее меня научил в детстве дед, живший до глубокой старости в деревне. «Оно интересно, внучек, да глядишь, и пригодится», говаривал он не раз. Действительно, дедушка Федя, пригодилось, царствие тебе небесное!