Внутри к запаху рыбы примешался еще один — только что поставленной выпечки.
Знакомые Дьюару трактирщики обожали вешать у себя над входом оленьи рога и волчьи головы, им казалось, что это украшает зал. Здесь место трофеев занимали панцири огромных крабов с клешнями вдвое большими, чем кулак взрослого мужчины, а вдоль дубовой стойки, у которой разливали пиво, тянулась затейливая мозаика из морских звезд и плоских раковин.
— Эй, хозяева! — проходя вдоль пустого зала, окликнул Дьюар.
Стены отразили эхо его голоса, рассеяли под потолком, но не отозвались. Казалось, во всем здании нет никого, кроме серого мышелова, но ожидание вскоре вознаградилось появлением растрепанной девушки, пегой от мучной пыли, осевшей на ее каштановых волосах.
— Добро пожаловать в трактир Богора! А у нас ничего еще к завтраку не готово, — она виновато улыбнулась, от чего около рта проступили две очаровательные ямочки. — Если подождете чуток, окунь вот-вот дойдет.
Дьюар ошарашенно кивнул, и она, едва дождавшись этой реакции, упорхнула обратно на кухню, откуда затем раздалось бряцанье ложек. Вновь опустевший зал накрыло сонное утреннее марево, которое хозяйничало еще на всех улицах, включая неспешно бредущие от ворот приезжие караваны, пару раз попавшиеся Дьюару на глаза в районе складов.
Без дела он слонялся от одного живописно развешенного чучела к другому, рассматривая диковинных рыб и морских гадов, все время поглядывая в сторону кухни — не мелькнет ли вновь девичий силуэт, не покажется ли ее личико. Дьюар выбрал угловой стол, за которым в поле зрения попадало все помещение целиком, и примостился там. Время потянулось не в пример медленнее, увязая во все более аппетитных запахах с кухни, незнакомка больше не показывалась, и Дьюар начал думать, не бесконечно ли длится это «чуток».
Уединение его первым нарушил все тот же кот, шмыгнувший через порог с зажатой в зубах мышью. Добыча уже не трепыхалась, безвольно свешенный хвост волочился по полу, подобно измочаленному шнурку. Не обращая внимания на гостя, усатый охотник деловито протащил мышь под стол, облизнулся над ней, расставил лапы и уже приготовился начать трапезу, как вдруг тушка подскочила и, более того, хлестнула его хвостом по носу! Кот утробно, с завыванием, заурчал. Недоумение и обида в его округлившихся глазах выглядели почти человеческими. Он изловчился, накрывая лапой резко прибавившую в изворотливости мышь, прижал ее к полу так, что послышался едва уловимый хруст. Обмякшее тельце лишь несколько мгновений пролежало неподвижно, позволив охотнику расслабиться, а потом вновь вскочило и обогнуло вокруг ножки стола, при этом вовсе не собираясь пускаться на утек. В очередной раз схватив маленькую серую тушку, догадливый кот поспешил отгрызть ей голову — в надежде, что теперь, наконец, сможет спокойно насладиться законным завтраком — но не тут-то было. Беспорядочно дергая вывихнутыми лапками, окровавленный комок меха засеменил под стол. Дьюар прыснул в кулак, когда вконец обалдевший кот подпрыгнул на месте, брякнулся о столешницу и с завыванием удрал куда-то в сторону гремевшей кастрюлями кухни.
Будто бы в ответ на весь этот шум, скрипнула дверь незамеченной за лестницей кладовой. Некромант по привычке сунул руку под стол, пряча от чужих глаз измазанные в крови пальцы, однако вышедший смотрел только себе под ноги. Двигался он неловко, слегка покачиваясь, да и выглядел тоже не лучшим образом: пестреющая пятнами рубаха сползла на одно плечо, обнажая острые ключицы и розовеющую сыпь на шее, глубоко запавшие глаза гноились и наверняка болели, потому что незнакомец попеременно тер их пальцами.
Прошаркав через весь зал, мужчина тяжело опустился на угловую скамью и с торопливой жадностью зачерпнул ковшом из бочки с водой. Прямо так, не утруждаясь поисками кружки, сделал несколько крупных глотков, оперся локтем о край столешницы, затем плеснул себе в лицо, отфыркиваясь и стирая с подбородка присохшие желтовато-бурые разводы. Еще некоторое время Дьюар наблюдал за тем, как он силится прийти в себя, трет глаза и тяжело, с присвистом, вздыхает, а затем человек как будто сдулся — сник еще больше, навалился на стол и через несколько вздохов затих совсем. Оловянный черпак с глухим стуком приземлился на пол, выпущенный из ослабевшей руки.
Потрясенный тем, как резко переменилось это мирное утро, Дьюар не сразу отреагировал. Еще со своего места он смотрел на незнакомца, только что проигравшего неравную борьбу с неведомой болезнью, и с возрастающим удивлением осознавал, что не чувствует запаха смерти. Конечно, не такого, что ощутим для всех — вонь разложения, крови и сырой могильной земли, — но того, что неизменно ведет родившихся с этим даром, что для них невозможно игнорировать, потому что оно затмевает любые чувства. Он напоминает запах увядших роз, смешанных с пеплом, и ощутим в любом месте, где прошла Извечная Госпожа — в любом, но не здесь.
С виду несчастный казался мертвым, даже грудь его почти не вздымалась от дыхания, и все же он еще принадлежал этому миру. Сердце упрямо продолжало биться, не принимая во внимание, что даже дух уже покинул полуразрушенную оболочку. Дьюар наклонился, всматриваясь в побледневшее лицо, от вида которого закололо кончики пальцев.
— Никогда такого не встречал, — пробормотал некромант, с недоумением дотрагиваясь до прохладного лба незнакомца. — Чтобы душа покидала живое тело…
Получив возможность получше рассмотреть больного, Дьюар понял, что тот не кто иной, как полуэльф — заостренные кончики по-человечески коротких ушей выдавали примесь чужой крови, однако слишком слабую, чтоб проявиться как-либо еще. Запавшие щеки покрывала вполне человеческая щетина, и ни одного родового рисунка, традиционного для детей лесов, не виднелось на коже.
— Что это ты делаешь? — с лица девушки, выглянувшей из кухни уже с подносом, медленно сползло радушие, сменяясь беспокойством. Она забыла и про поднос, резко отставленный на ближайший стол, и про гостеприимство, бросившись вперед почти бегом.
— Имрил… Ему что, стало хуже? — быстро обойдя отступившего Дьюара, девушка присела на колени около безвольно обмякшего тела, прикоснулась ладонью к жилке на шее и тут же сделала охранный знак правой рукой, заметно побледнев.
— Он жив, — заметив ее замешательство, пояснил Дьюар. — Пока жив, но я раньше не видел такой болезни.
— Разве ты лекарь?
Ее напряженный взгляд на миг тронула надежда, едва-едва прикоснувшись голубиными крыльями. Дьюар покачал головой, и девушка вновь понурилась, хорошенький рот предательски исказился, сдерживая скорбный стон.
— Мой наставник — маг, и о болезнях он знает много, — вырвалось само собой. — Если расскажешь побольше…
Слишком поздно он прикусил язык: она уже поверила, уже немного воспряла духом, и вновь рушить ее ожидания было бы преступно.
— Там его комната, — кивнув на узкую дверь, сообщила воодушевленная девушка.
— Помоги оттащить его обратно в постель, и мы поговорим.
Укладывая Имрила на смятый топчан в крошечной, хотя и на удивление обжитой комнате, Дьюар все украдкой поглядывал на собеседницу, пытаясь уловить в ней тот образ, похожий на маленькую птичку, который померещился ему в самом начале, когда девушка только выглянула из кухонной. Она уже отряхнулась от муки и разрумянилась от печного жара. Она была еще так юна — наверное, младше него самого — что все чувства ясно отражались на ее лице.
Она потупилась, когда наконец закончила хлопоты и уселась напротив Дьюара, и еще некоторое время теребила в руках подол фартука, собираясь то ли с мыслями, то ли с духом.
— Странно, что ты не слышал о нашей беде еще по пути в Эдорию, ведь мало какой дом в городе она обошла стороной. Некоторые жрецы утверждают, будто это гнев Магдары, павший на наши головы, но я думаю, что Пресветлая не стала бы столь жестоко наказывать детей… — голос ее все же надломился, хоть начинала она вполне бодро. — В нашу семью болезнь пришла пару седьмиц назад, начиная с Реми. Он мал еще, жар быстро его одолел, уже пять дней вот так же, — она махнула рукой в сторону каморки, — не просыпается, как ни буди. И никто из уснувших тоже. Отец уехал в Лофар, говорят, у тамошних лекарей найдется средство от любого недуга, но до сих пор не вернулся. Теперь вот и Имрил…