Я уселся под колесо телеги, постелив на землю какой-то пустой мешок. Достал было трубку, но, вспомнив недавний инцидент, спрятал обратно. Откусил кусочек от плитки табака, задвинул языком между нижней челюстью и губой. Откинулся на колесо и стал смотреть на звёзды.
Вот ведь, как интересно получается… Сейчас я сижу на земле, находясь на Земле, и смотрю на небо, тщетно пытаясь выискать красную точку Марса. А менее чем через две недели, может быть, буду так же сидеть на земле Марса и искать глазами Землю и то место, откуда я смотрел на Марс. Или не буду, ввиду того что с грохотом перейду в мир иной — и такое тоже не исключено. Но оба эти пути объединяет одно: я буду первый, кто посетил другую планету или расстался с жизнью в попытке сделать это.
Ну, или первый после мистера Уэллса, как посмотреть. Ведь это его затея, а я лишь ассистент, фигура второго плана. Но всё же, я доволен — мне с лихвой хватит и того, что я увижу, чего никто не видел до меня. Будет о чём рассказывать внукам.
Небо постепенно светлело. Звёзды поблёкли, на горизонте наметилось зарево восхода. Я зашёл в контору, подошёл к камину. Подкинул опилок в почти холодные угли, подул на них, слегка расшевелив щепкой. Зарделся алым уголёк, несколько искорок попали на опилки и те занялись. Я подложил щепок и поставил джезву на решётку, не дожидаясь, пока огонь наберёт силу.
Когда кофе начал подниматься, я снял джезву с огня и разлил напиток в две деревянных кружки. Нарезал сыр и ветчину грубыми ломтями, разломил хлеб. Поместил всё на поднос и вышел будить Уэллса.
<a name="TOC_id20229850" style="color: rgb(0, 0, 0); font-family: "Times New Roman"; font-size: medium; background-color: rgb(233, 233, 233);"></a>
<a name="TOC_id20229852"></a>ГЛАВА ШЕСТАЯ
где всё оборачивается катастрофой
К шлагбауму на въезде в карьер мы прибыли задолго после часу дня. Массу времени заняло перекладывание нашего скарба в таинственные ящики, занимавшие место в конторе, назначение которых мне теперь открылось с полной ясностью.
Уэллс приписывал этим сборам большое значение. По его объяснению, в небесной машине вся свободная от приборов стена представляет собой этакий шкаф, в который эти ящики вставляются. Для того чтобы имущество экспедиции не загромождало кабину, оно помещается в них и любая вещь доступна одинаково непринуждённо.
Я признал эту систему мудрой и, вне всяких сомнений, удобной. Долгие часы мы укладывали вещи в ящики, а Уэллс вёл их учёт в толстой тетради с обложкой из бычьей кожи. К концу погрузки я хорошо ориентировался в том, где что лежит, поскольку всё запоминал — а на память я не жалуюсь.
После погрузки я запряг лошадь в фуру и мы тронулись к месту расположения небесной машины. Как уже упоминалось ранее, это был старый угольный карьер, открытые работы в котором почти что и не велись, поскольку весь поверхностный пласт был выбран и работы сместились в шахту, вход в которую был расположен в дальней стороне карьера. Однако сам карьер был охраняемым по причине того, что на его краю располагалась контора и склады с оборудованием для добычи угля. Владельцем шахты был некий виконт Харрингтон, вхожий в научное сообщество и очевидно считавший себя знатным учёным. Знакомство с ним дало Уэллсу возможность проводить свои опыты и строить машину в относительно защищённом и уединённом месте.
Уэллс спрыгнул с козлов и с видом завсегдатая пошёл к конторе. Шагов через десять обернулся:
— Мистер Дрейк, пойдёмте со мной. Будете представительствовать как мой ассистент.
Я огляделся, решая, можно ли оставить наше имущество без опаски. Контора находилось довольно далеко от въезда — ярдах в пятистах или около того. К ней наискось вела тропинка, вытоптанная в чахлой траве. Рядом с будкой охранника сидел чумазый пацан лет двенадцати. Я кинул ему фартинг: “Следи за телегой в оба”, затем пошёл вслед за Уэллсом к конторе.
Мы обошли здание конторы с единственным зарешёченным окном и остановились на крыльце. Уэллс выглядел несколько взволнованным.
— Джозеф, послушайте меня внимательно. — он оправил несуществующую складку на пиджаке, — Сейчас мы войдём. Я убедительно прошу вас молчать и ничего не предпринимать, что бы вы там ни увидели.
За недолгое время нашего знакомства я успел кое-как изучить характер Уэллса. В целом он был несколько чувствительнее обычных людей. Вот и сейчас его явно волновала предстоящая встреча. Решив поддержать и укрепить его, я понимающе кивнул:
— Я буду спокоен как лев, мистер Уэллс.
— Вот и хорошо, вот и замечательно... Что ж, пойдёмте тогда.
Он взошёл на крыльцо, проследовал через небольшой пыльный тамбур к двери офиса. Поднял руку и после небольшой паузы робко постучал.
— Войдите.
Открыл дверь и мы вошли. За столом, обитым зелёным сукном (местами сопревшим и потемневшим) сидел пожилой дородный господин с седой шевелюрой. После того, как мы появились, он ещё какое-то время писал пером на гербовой бумаге. Затем установил перо в чернильницу, аккуратно прокатал по бумаге массивное пресс-папье, смахнул лист в ящик стола и только после того обратил на нас внимание.
Пару секунд он рассматривал посетителей. Вдруг, лицо его потемнело, как небо перед грозой. Он оглушительно взревел:
— УЭЛЛС!
Как мне показалось, я оглох. Кажется, я понял, что хотел донести до меня мистер Уэллс у входа.
Мужчина продолжал сверлить нас — или, точнее, Уэллса — тяжёлым взглядом больших тёмных, слегка на выкате, глаз.
— И ВЫ СМЕЕТЕ ЗДЕСЬ ПОЯВЛЯТЬСЯ?! — щёки его тряслись в приступе апоплексического негодования, — ВЗРЫВ БЫЛ СЛЫШЕН В ЛОНДОНЕ!
Уэллс выглядел как школяр, пойманный за употреблением опиума. Смесь страха и искреннего раскаяния появилась на его лице, руки мяли шляпу, живя своей жизнью: