Глава 3
Оливия
Прескотт приезжает примерно десять минут спустя и занимает место рядом с моим отцом. Мы равномерно распределились вокруг стола, словно никто не хочет быть слишком близко к кому-то еще.
В детстве я играла в папином кабинете, под этим самым столом. Столешница из красного дерева ощущается гладкой и прохладной под моими липкими ладонями. С каждым легким движением моей руки обручальное кольцо стучит по полированной столешнице, как часы. Ведет отсчет или обратный отсчет, не уверена. Еще я не понимаю, почему до сих пор не сняла это чертово кольцо и не выбросила его в реку Гудзон.
По идее, атмосфера должна быть расслабленной, потому что нас всего четверо, и мы, в конце концов, семья, ну, за исключением Прескотта. Но она ощущается даже более напряженной и душной, чем на типичной деловой встрече. Я не могу смотреть ни одному из этих мужчин в глаза — особенно Ною. Каждый раз, когда пытаюсь, эмоции вновь начинают кипеть, угрожая накрыть меня с головой, бушуя так яростно, что не могу даже сказать, что чувствую. Мне следовало бы сидеть напротив него, но другой вариант — это сесть рядом с ним.
То, как Ной добился возможности поговорить со мной сегодня, когда ясно дала ему понять, что не хочу разговаривать… я все еще не могу поверить, что у него хватило смелости провернуть такое. Я ужасно злилась на него, что он скрыл от меня правду о пункте о наследнике. А сказать мне, что отец находится на пороге смерти, было сплошным нагромождением лжи. Неужели он думал, что еще одна ложь поможет ему?
Конечно, я раскусила его план, но это не имеет значения. Важно лишь то, что Ной, кажется, решил закопать сам себя. Правда, ничего не могу поделать, но я немного оскорблена очевидностью его обмана. Насколько глупой он меня считает? Я перезвонила отцу в ту же секунду, как мы закончили разговор.
И в довершении всего он начал допрашивать меня, как только попал в особняк Дэвида, обвиняя в том, что я позволяю посторонним пенисам проникать в мою вагину. Какого хрена? Он вел себя, будто я единственная сделала что-то не так и должна была отчитываться за свое поведение. И даже если бы я переспала с Дэвидом, моя сексуальная жизнь больше не касается Ноя. Он утратил все свои права мужа в тот момент, когда предпочел скрыть от меня неизбежность моей беременности.
Он даже не попросил прощения. Ной просто продолжает настаивать на том, что не сделает ничего с моим телом без моего согласия — это полностью противоречит тому, когда я застала его той ночью — и скулить о том, как сильно он сожалеет. Могу сказать, что он искренне сожалеет о том, что разрушил мое доверие, но это не значит, что мое доверие перестало быть разрушенным. Не собираюсь прощать его глупые эгоистичные решения просто потому, что они обернулись против него. Засранец сам виноват, и теперь должен пожинать плоды своих поступков… как можно дальше от меня.
Кстати говоря, о постели: одна фраза, которую Ной сказал, заставила меня задуматься. Когда спросила, почему мы пользовались презервативами, если он пытался меня обрюхатить, я была поражена тем, как просто он сказал: «Потому что ты так захотела». Словно причина была очевидной. Словно мои желания и просьбы были его главным приоритетом. Я все еще не знаю, что с этим делать, в свете всего того, что произошло в последнее время.
И каким-то образом, несмотря на весь гнев, боль и подозрения, я согласилась на срочную встречу с ним, отцом и Прескоттом. Временно, заметьте, просто, чтобы попытаться оставить этот беспорядок позади… но все же. Как ему всегда удается убедить меня? Как всего один взгляд в его напряженные темные глаза заканчивается тем, что я верю ему?
Возможно, мне просто надоело постоянно убегать от проблем. Ной задел меня за живое этим замечанием. Так или иначе, но мне хочется покончить с этим. Положить конец этой истории, покинуть эту комнату без сожалений или возможности снова завернуть на эту дорогу позже. Поставить точку.
Но как бы там ни было, я села в машину Ноя. Позволила ему увезти меня из Катскилла и вернуть обратно к цивилизации. И спустя два часа езды, я сижу в доме, в котором выросла. И у меня нет другого выбора, кроме как посмотреть проблеме в лицо.
Я делаю все возможное, чтобы обуздать свои чувства и начать мыслить трезво и рационально, так мне лучше всего работается. Сейчас не время утопать в негативных эмоциях. Не могу позволить замешательству, гневу и печали поглотить меня… в очередной раз. Ной организовал эту встречу, чтобы все прошло открыто, и все были на одной волне. Если все пройдет хорошо, мы даже сможем начать распутывать этот беспорядок. Я могу подождать, пока не вернусь к себе домой, чтобы кричать, плакать или рвать волосы на голове, ну или чего там еще захочет мое разбитое сердце.
Только у меня больше нет собственного дома. Черт, чуть не забыла. И что мы будем делать с этой маленькой проблемой? Если я не стану выгонять Ноя из пентхауса или снимать номер в отеле, мне придется видеть его каждую ночь. Придется иметь дело с его щенячьими глазами, следящими за мной по комнате, молча умоляющими меня понять его и принять извинения. Придется видеть его красивое лицо, чувствовать тепло подтянутого тела, а я не знаю, буду ли когда-нибудь готова позволить ему прикоснуться ко мне вновь. Нам придется продолжить жить в нашем семейном доме… хотя я больше не чувствую себя женой Ноя.
Отец прерывает мои невеселые мысли.
— Ной рассказал мне по телефону о том, что произошло за последние пару дней, — начинает он.
О, великолепно. Несмотря на то, что мы собрались здесь, чтобы все обсудить, надеюсь, Ной поведал не слишком много подробностей. Поджав губы, я киваю отцу.
— И что думаешь?
Он приподнимает свои густые седеющие брови.
— Конечно же, я в смятении! Мне так жаль, что между вами все кончено. Ни я, ни Билл не собирались тебя обманывать.
— Тогда как это произошло? — спрашиваю я. — Почему этот странный пункт о беременности вообще был в завещании? Как вообще оказался в наследственном контракте?
Папа крепко сцепляет руки, которые до этого спокойно лежали на столе, и смотрит на меня серьезным, почти умоляющим взглядом.
— Мы добавили в завещание пункт о наследнике по собственной прихоти. Мы оба хотели внуков… это наше заветное желание — видеть вас вместе, чтобы вы стали одной семьей, которую однажды совместно построите. Мы решили, что ты будешь бороться с нами из-за этого, и тогда бы мы просто вычеркнули этот пункт. Видимо, мы приняли желаемого за действительное.
— Но Билл Тейт умер раньше, чем кто-либо ожидал, — объясняет Прескотт, — поэтому пункт о наследнике попал в его завещание не увиденным и неоспоримым. А после этого, этот пункт уже должен был быть обязательно включен в контракт о наследовании.
— Боже, эта фигня вернулась обратно, словно бумеранг, — бормочет Ной.
Я стараюсь не обращать на него внимания.
— Но ведь мы могли бы сделать что-нибудь. Поинтересоваться у судьи, возможно, он смог бы признать этот пункт о наследнике не имеющим законной силы и объявить частично утратившим силу… — Или, по крайне мере, найти какую-нибудь лазейку или хитрый способ его выполнения, который не включал бы в себя мою беременность.
— Да, мы могли бы поискать другие варианты, — соглашается Прескотт. — И я бы работал над тем, чтобы помочь найти альтернативное решение, если бы кто-нибудь из вас возразил.
— Но, когда вы этого не сделали, — отец наклоняется вперед, — я был немного удивлен, но решил, что вы не против, раз подписали контракт.
У Ноя был такой же аргумент. Я мысленно стону, напоминая себе, что сама подписала контракт, не прочитав всё до последней строчки.
— И я подумал, черт возьми, может, они повеселятся, пытаясь забеременеть. Это отвлекло бы вас обоих от провалившейся компании. — Папа тяжело вздыхает. Морщины, усталость и сожаления глубоко врезались в его лицо. — Мне так жаль, милая. Я хотел, чтобы наследство свело вас вместе и сделало вас счастливыми, а не развело по разные стороны баррикад, сделав несчастными. Чувствую себя ужасно, словно мы с Биллом оба подвели наших детей.