Около полудня 31 мая в Комнату 40 вошел начальник оперативного отдела кептен ВМС Томас Джексон и спросил, откуда радиопеленгаторные станции (РПС) зафиксировали позывной сигнал «ДК», которым обычно пользовался командующий германскими ВМС. Ему совершенно точно ответили: из Яде; Щелкнув каблуками, Джексон резко повернулся и вышел. Если бы он спросил, где находился адмирал Шеер в тот конкретный момент, он получил бы совсем иной ответ. Каждый в Комнате 40 знал, что, когда Шеер выходил в море, он передавал позывной сигнал «ДК» в Вильгельмсхафен береговому штабу, а сам обычно пользовался другим, надеясь перехитрить англичан.
Не поставив в известность Комнату 40, Джексон распорядился сообщить Джеллико и Битти, что главные силы немецкого флота все еще находились в Яде, поскольку их предполагаемый выход в море, видимо, задерживался из-за недостатка разведданных с дирижаблей. На самом же деле к тому времени Шеер уже более десяти часов полным ходом шел на север. Какого же было удивление Джеллико и Битти, когда они менее чем через четыре часа после получения неправильно понятого злополучного сообщения Джексона встретились лицом к лицу не только с линейными крейсерами, но и со всей немецкой армадой. Это поколебало их веру в Адмиралтейство как источник надежных разведданных о противнике.
Но встреча, честно говоря, была неожиданной для обеих сторон, и только благодаря блестящей тактике Шееру удалось в самый последний момент вывести свои поврежденные корабли из отчаянной ситуации. И даже при всем том, несмотря на поздний час, в какой противники обнаружили друг друга — ведь почти все время была скверная видимость, — этот день мог бы завершиться тяжелым поражением для немцев. Хотя они причинили англичанам больше повреждений, чем получили сами, их корабли тоже испытали на себе мощные удары; нм противостоял все еще численно превосходящий противник. Поэтому на следующий день немцы в отличие от Джеллико не проявили желания возобновить сражение. Все надежды они возлагали на то, что ночью им удастся найти возможность обойти английский флот, корабли которого находились между ними и их базами, чтобы тем самым обеспечить себе благополучный отход от противника. Шеер мог выбрать один из четырех маршрутов для возвращения домой, но Джеллико счел наиболее вероятным именно тот — и на этом он основывал свои действия, — который Шеер забраковал. Этого не случилось бы, если бы английский командующий получил всю информацию, какой в тот момент располагала Комната 40, и поверил в нее. В 9.58 вечера ему было направлено донесение о местонахождении и курсе следования замыкающей части германской эскадры, однако, к сожалению, тот корабль, положение которого легло в основу сообщения, шел неверным курсом; он оказался не там, где должен был находиться по его же собственному донесению. Джеллико знал, что указанное ему оперативным управлением положение этого корабля не было точным. В результате эта ошибка, вдобавок к прежней, окончательно подорвала его доверие к информации Адмиралтейства.
И когда через пятьдесят минут он получил новое сообщение о том, что германской эскадре отдан приказ возвращаться в порт, причем указывался и наиболее вероятный курс следования, Джеллико проигнорировал его, предпочитая полагаться на собственные оценки обстановки. Он продолжал двигаться в том направлении, которое постепенно все больше отдаляло его от Шеера. Последнему удалось обойти британскую эскадру с тыла и избежать боевого соприкосновения.
Вот, пожалуй, и все об информации, которую операторы Адмиралтейства фактически направляли Джеллико. Но печальная история на этом не кончается. Вскоре после расшифровки упомянутых выше сигналов в Комнате 40 перехватили депешу Шеера с приказанием провести разведку с дирижаблей на рассвете в районе Хорнс-Рифа — прохода, по которому адмирал собирался возвращаться на свои базы. Это и последующие сообщения — а в них как на ладони читались намерения немцев — Комната 40 в точности передала операторам, но дальше стола дежурного офицера они не пошли. На следующее утро англичане прочесывали уже пустое море. Шеер спокойно вернулся в Вильгельмсхафен. Только спустя несколько лет после войны Джеллико узнал о самом существовании упоминавшихся важнейших депеш.
Главная причина неудач разведки в Ютландской операции предельно проста: Комнате 40 не разрешалось действовать в качестве оперативного разведцентра. Передача по инстанциям подготовленной в ней и только ей хорошо понятной информации возлагалась на небольшую группу офицеров, не обладавших ни специальными знаниями, ни соответствующими качествами для использования ее по назначению. В последующей оценке этого сражения военно-морской штаб отмечал: «Существовавший порядок засекречивания был возведен в абсолют… жизненно важная информация направлялась только начальникам Генерального штаба и его Оперативного управления, которые либо переправляли ее дальше, либо задерживали. Решить, что сделать с ней с учетом уточнения поступавших разведданных, вправе был лишь отдел, отвечавший за эту информацию непосредственно. Разведывательное управление, обязанное снабжать командующего данными о передвижении германского флота, такой работой не занималось: его функции были ущемлены».
Адмирал Джеймс поместил проливающее свет замечание в написанной им биографии Холла [11]: тот признавал необходимость преобразования Комнаты 40 «в разведцентр с функциями, отличными от обязанностей бюро по дешифровке депеш. Но ситуация тогда еще не позволяла обратиться в военно-морской штаб с радикальным предложением, и Холл вынужден был бездействовать до следующего года». Такова сила предрассудков и консерватизма у моряков.
Весной 1917 г. наступили перемены: Комната 40 перестала поставлять разведуправлению (РУ) необработанную информацию. Она начала передавать все фактические материалы в виде продуманных оценок намерений и характера передвижений кораблей немцев. Но и тогда за операторами оставалось право решать, как на практике поступать с прогнозами Комнаты 40: что из них передавать дальше, а что бросать в корзину. Улучшение налицо, но оно не давало окончательного ответа; причина укоренившихся недостатков заключалась отчасти в структуре самого разведуправления.
В Комнате 40 видели эти слабости, во всяком случае, некоторые молодые сотрудники. Вскоре после войны один из них самостоятельно или в соавторстве опубликовал две записки [12] с подробной критикой и предложениями, оказавшимися весьма кстати молодому офицеру, которому в 1937 г. поручили создать оперативный разведывательный центр. Стоит поэтому привести пространные цитаты из этих записок.
Первая запись называется «Морские традиции и морская разведка». Вначале в ней выражается сомнение в пригодности офицеров флота командного профиля для работы в разведке: «Он — человек действия, никогда не теряющийся. Он должен без промедления, не колеблясь, принимать решение по каждой ситуации и проявлять готовность моментально выполнить любое поручение, любой срочный приказ. В этом его сила и слабость. Благодаря этим качествам он — лучший офицер в мире, но они же делают его неспособным справляться с обязанностями, которые требуют административного, организаторского (ведь речь идет не просто о том, чтобы отрядить людей на работы) и аналитического таланта. Больше того, эти его качества мешают ему понять, что бывают дела, с которыми он не в состоянии справиться» [13].
В этом правиле тоже есть, конечно, свои исключения, но нельзя ожидать, что за два года на новой работе в Адмиралтействе средний офицер командного профиля изменит свои привычки и методы, которые вбивались ему в голову более десятка лет. Имеется, однако, один разряд кадровых офицеров, а именно казначеи [14], которые по характеру их служебной подготовки и практическому опыту почти готовы для работы в разведке. Ведь проводится же специализация в других должностных категориях. Почему бы хозяйственникам и финансистам не специализироваться в качестве офицеров разведывательной службы? «Тогда флот располагал бы и на кораблях, и в Адмиралтействе штатом постоянных сотрудников, подготовленных для работы, сама суть которой требует длительной и непрерывной службы на одном участке. Увольнение офицеров, занимавших ответственные должности, не нарушало бы тогда преемственности в работе и ее эффективности».