— Людмила Игоревна, весьма настойчиво расспрашивала меня о вас, но я можно сказать не сдался, и теперь в свете есть как минимум ещё один человек страдающий вопросом о том, как отблагодарить одного строптивого боярича. И вот ведь незадача-то! — Князь рассмеялся. — Жениться вы не хотите категорически, а значит украшения молодой боярышне уже не поднесёшь, борзой охотой и жеребцами не увлекаетесь, к деньгам относительно равнодушны. Даже в театр ходите исключительно для того, чтобы действительно посмотреть спектакль, а не уйти с молоденькой актрисой… Так что ваши доброжелатели себе уже голову сломали, как вас отблагодарить.
— Ну, княгиня Бельская, понятно. — Николай пожал плечами. А ещё кто?
— А найденная вашими трудами Анечка Проскурина — любимая внучка почтеннейшего Владимира Львовича? Тоже вот не знают, чем вас отблагодарить. — Ефим Петрович улыбнулся. Он-то привык к проблеме под названием «Отблагодари того, кому ничего не нужно», а вот многим в свете эта забава ещё предстоит.
— Или хорошо известный вам князь Курбский. Про старинную саблю казацкую я знаю, но вы спасли не только княжича Курбского, но и честь семьи, вскрыв это дело с британскими шпионами. Теперь княжич — жертва обстоятельств, а никак не молодой оболтус, что в свете имеет весьма немалое значение. Так что и у него перед вами должок. И это, не считая долга перед вами у царствующей династии. И вот ещё незадача. Княгиня, возвращая долговые расписки и разные нехорошие письма, каждый раз упоминает вас. Ну как бы случайно. Но вот людям, выросшим в свете, того более чем достаточно, и эдак скоро вся Москва перед вами в долгу ходить будет.
— Да я как-то и не знаю… — Николай задумался, подперев гладко бритый подбородок рукой. — Не за наградами же я лезу каждый раз по помойкам?
— Я думаю, вам нужно придумать себе что-то такое, что с одной стороны было бы вам приятно, а с другой помогало людям достойно ответить на вашу помощь. — Князь присел в кресло, напротив. — Может быть коллекция оружия, или заведите собственный музей древностей. И не рублёвых пистолетов, что вы насобирали в своём кабинете и библиотеке, а нечто действительно ценное, ну вот хоть к примеру коллекцию фарфора. Благородно и вполне достойно по цене. А после, передадите дар в музей там или ещё куда. Ну а не захотите — завещаете детям, как семейное собрание. Тоже вполне светский поступок. Понимаете, нельзя держать в должниках пол-Москвы. К вам просто перестанут обращаться, раз невозможно рассчитаться по долгам.
— Ясно. — Николай вздохнул. Тема была для него не очень приятной, но резоны князя он понимал и подумав немного кивнул. — Тогда, пожалуй, начну собирать белое оружие. У меня его уже достаточно для небольшой коллекции.
— Вот и славно. — Князь одобрительно кивнул. — Но я не для этого нарушил ваши планы. — Голицын подошёл к столу, и взял в руки толстую сафьяновую папку, с золотым вензелем, и гербом рода Проскуриных — Гореловых. — Личную благодарность от князя вы уже получили, а теперь извольте ознакомиться с непубличной её частью. — Раскрыв, достал большой конверт алого цвета, и перевернув вверх печатями, протянул Николаю. — И в связи со всем вышесказанным, князь Владимир Львович Проскурин — Горелов, чью внучку вы столь быстро нашли и вернули в родной дом, обратился ко мне с просьбой поспособствовать тому, чтобы вы приняли в дар от рода, земельное владение в шестьсот пятьдесят десятин что располагаются близ деревни Кузьминки. Заметьте, не от него, а именно как дар от рода Проскуриных-Гореловых, бояричу Белоусову.
— Но помилуйте, Ефим Петрович, — Николай в ужасе округлил глаза. — Зачем мне земля, да ещё так много. Шестьсот пятьдесят десятин это же больше девяти квадратных километров!
— Ну что вы так всполошились? — Ефим Петрович укоризненно покачал головой. Ну земля, ну неплохой такой кусок, а учитывая, что столица непрерывно растёт, то цена этой земли будет только возрастать. — Князь, закрыл папку. — В конце концов, построите там усадьбу, или вообще устроите трассу для гонок. Но отказываться никак нельзя. Николай Александрович, тут дело политическое, и весьма непростое. Сим даром, предводитель московского дворянства Владимир Львович Проскурин, не только сообщает всему обществу что весьма ценит оказанную вам услугу, но и таким вот образом показывает фигу, коллегии внутренних дел, которые давно уже, и крайне настойчиво, ели не сказать назойливо, просили продать им эту землю для устройства на ней учебных полей полицейской академии. Ясно, что такое дело как учебное заведение, без земли не останется, но тут светское общество как бы даёт сигнал обществу чиновному, что может обойтись и без его помощи. Ведь не полицейские нашли Анечку, а такой же как они, светский человек.
— И ссорят меня с полицией… ворчливо добавил Николай.
— А, пустое. — Князь взмахнул рукой. — Умный всё поймёт, а на мнение дураков можете наплевать. Так что берите и владейте.
Российская империя, Москва, дом князя Белоусова-младшего
В несколько растрёпанных чувствах, Николай приехал домой, и кухарка остро чувствовавшая настроение хозяина, сразу кинулась потчевать его вкуснейшими пирогами, так что уже через час, боярич отвалился от стола, во вполне благодушном настроении, и уже собирался спуститься в подвал прихватив пару коробок патронов, как в столовую, распахнув двери настежь, влетела Василиса — одна из горничных, которых потихоньку вытаскивала из родной деревни его кухарка и пристраивала служанками в богатые дома. Но к слову сказать, девицы были на редкость хороши собой, и несмотря на высокий рост, имели приятные взгляду округлости. Стоявший рядом с Кутыевкой Второй Егерский полк, уже не первое поколение работал над улучшением породы, и кроме того, деревня находилась на высоком взгорке, и за день приходилось раз десять подняться и спустится по длинной извилистой тропинке, что благотворно сказывалось на женских фигурах. Женщины и девицы в Кутыевке отличались длинными ногами, стройными и подтянутыми фигурами и изрядной физической силой.
Как раз такая служанка — Василиса быстрым шагом вошла в зал, и поклонилась чуть подалась вперёд, изогнув спину, явно демонстрируя высокую грудь, и осиную талию.
— Господин боярич, курьер, до вас прибыл. Да важный какой… страсть.
— Иду. — Николай кивнул, и быстрым шагом пошёл в «нижнюю» гостиную, где обычно принимали всех служивых. Именно поэтому там на полу не было ковров, которые трудно очистить от грязи, а мебель стояла простая, и крепкая.
— Господин гвардии прапорщик? — Николай, войдя в комнату, радушно предложил сесть, но офицер Сварожского полка лишь вытянулся по стойке смирно, и протянул большой конверт.
— Господин старший лейтенант, извольте получить и расписаться.
Николай принял конверт из алой бумаги, и негромко бросив в сторону входа: «Василиса угостите гостя», сорвал печать канцелярии царя, печать секретариата, и массивную медную печать с соколом — личную печать государя, углубился в чтение, документа, предписывающего ему, быть через десять дней на праздновании двухсотлетия основания лейб-гвардии казачьего Гетьманского полка, и собственно именной пропуск на данное мероприятие.
Тем временем, служанка уже вошла в гостиную с подносом на котором стоял лафитник с охлаждённой водкой, а рядом вазочка с крошечными бутербродами — канапе и высокая рюмка из синего стекла.
Взяв с настольного прибора ручку, Николай надписал на обороте клапана конверта роспись в принятии депеши, и оглянувшись увидел, как поручик, приняв пятьдесят граммов, любезничает с горничной, которая словно приплясывала перед ним, строя глазки и улыбаясь.
— Господин прапорщик … — Николай с улыбкой протянул конверт. — Если вам так приглянулась Василиса, можете запросто заходить сюда вне службы. Государевым людям, в моём доме всегда рады, а офицерам Сварожского полка почёт особый.
— Премного благодарю, господин старший лейтенант. — Прапорщик коротко поклонился, и звонко щёлкнув каблуками и улыбнувшись напоследок служанке, вышел.
Телефонный аппарат стоял в кабинете, а параллельный находился рядом, в небольшом помещении, где по задумке архитектора должен был сидеть секретарь. Но поскольку такового у Николая не было, в случае отсутствия хозяина дома на звонки отвечала прислуга.