Читать онлайн «Голиаф». Страница 3

— Тогда ей хотя бы невдомек, насколько уродливо она выглядит.

Под одним из колпаков клекотнуло, что Бовриль незамедлительно сымитировал.

— Если двуглавые зверушки так уж неприглядны, — нахмурилась Дэрин, — то с чего ты одну из них намалевал на своем шагоходе?

— То был Габсбургский крест. Символ моей фамилии.

— И что он такое символизирует? Брюзгливость?

Алек, закатив глаза, принялся повторять как надоевшую лекцию:

— Двуглавый орел. Впервые был использован византийцами. Показать, что их империя правит и востоком, и западом. А когда этот символ использует современный царствующий дом, одна из голов у него символизирует земную власть, а другая — божественное право.

— Какое-какое?

— Божественное. Понятие, что королевская власть дарована Богом.

— Во как, — фыркнула Дэрин. — И кто же, интересно, мог такое выдумать? Не король, часом?

— Ну да, пожалуй, несколько старомодно, — согласился Алек, а Дэрин подумала, принимает ли он сам это всерьез. У него набалдашник, надо сказать, полон всякой дремучей ерундистики — отсюда и все эти разговоры о провидении, якобы заславшем его сюда после ухода из дома. Что, дескать, так уж ему предначертано судьбой остановить эту войну.

Хотя, если вникнуть, война слишком масштабное событие, чтобы ее вот так взял и остановил один человек, неважно, королевич или простолюдин. Судьбе-то абсолютно побоку, что там и кому предназначено. Вот ей, Дэрин, выпало быть девчонкой, упрятанной в юбки, и прозябать среди орущей малышни где-то там на задворках. Но она судьбу в достаточной мере обвела вокруг пальца, спасибо худо-бедно кройке и шитью.

Всего предначертанного, понятно, избежать не удалось — в частности запасть на недотепу-принца, да так, что в голову лезет всякая совершенно неуставная чушь. Ходит у него в лучших друзьях, союзниках, а у самой сердце так и ноет, так и стонет.

Хорошо еще, что Алек слишком погружен в свои собственные неурядицы, да еще и в мировые, черт бы их побрал, скорби и невзгоды, а потому ничего не замечает. Понятно, отчасти скрывать чувства помогает то, что он не знает, что она девчонка. И вообще, на борту никто об этом не знает, кроме графа Фольгера. Но тот, на что уж индюк, по крайней мере, умеет хранить секреты.

Они подошли к люку в птичник, и Дэрин потянулась к пневматическому запору, но нащупать его в темноте, да еще с увесистой птицей на руке, оказалось не так-то просто.

— Дай-ка нам свет, божественное высочество.

— Конечно, мистер Шарп, — спохватился Алек, вынимая командный свисток. Его он взыскательно оглядел и лишь затем свистнул как полагалось. За кожей корабля начали оживать светляки, постепенно заполняя коридор мягким зеленоватым мерцанием. Команду продублировал Бовриль голоском изящным, как серебряные колокольца из музыкальной шкатулки. Свечение сделалось ярким, насыщенным.

— Молодец зверок, — похвалила Дэрин. — Погоди, дослужишься — сделаем из тебя мичмана.

— Н-да, — сказал Алек со вздохом. — Ему-то ты это обещаешь, а вот мне…

Укол ревности Дэрин оставила без внимания и открыла дверцу. В ответ на хлынувший наружу птичий гвалт орел-империал сильнее стиснул ей руку; острота когтей чувствовалась даже сквозь толстенную сокольничью крагу.

Дэрин повела Алека по приподнятому над полом трапу, выискивая внизу незанятое место. Мимо тянулись девять клеток (можно сказать, вольеров, так как высотой они были в два человеческих роста), три снизу и по три с обеих сторон. Мелюзга и посыльные птицы представляли сплошное мельтешение трескучих крыльев, в то время как боевые соколы, наоборот, сидели на своих насестах чинными рядами, игнорируя всю эту суетливую мелочь вокруг.

— Боже правый, — воскликнул за спиной Алек, — да это же дурдом!

— Дурдом, — эхом подтвердил Бовриль и с плеча Алека сиганул на ближний поручень.

Дэрин покачала головой. Алек и его люди подчас чувствовали себя здесь, на воздушном корабле, не вполне уютно из-за всей неопрятной суматошности Ноева ковчега, несравнимой с педантичной отлаженностью механизмов жестянщиков.

Экосистема «Левиафана» с ее сотнями взаимоперекрещивающихся живых цепочек была куда более сложна и прихотлива, чем любая хитроумная, но безжизненная машина, и, как следствие, несколько менее упорядочена. Но именно от этого, по мнению Дэрин, мир становится интереснее. У реальности нет приводных рычагов с шестеренками, а потому никогда не известно наперед, какие сюрпризы могут родиться из ее щедрого хаоса.

СЕКРЕТЫ В ПТИЧНИКЕ

Лично Дэрин, скажем, никогда не рассчитывала, что когда-нибудь поможет осуществить революцию в стане жестянщиков, или что будет целоваться с девушкой, или втюрится в принца. Но ведь все это произошло, причем на протяжении какого-то месяца. А война между тем еще только начинается.

Наконец Дэрин заприметила клетку, недавно освобожденную птичниками, и завела в нее сверху загрузочный желоб. Помещать империала с прочими птицами не годилось, по крайней мере пока он не накормлен.

Одним быстрым движением она сорвала с голов колпаки и толкнула птицу по желобу вниз. Секунду та летела, кувыркаясь, как лист на ветру, затем приткнулась на жердочке покрупнее. Оттуда империал взялся сквозь прутья озирать соседей по неволе. Делал он это достаточно уныло, переминаясь с лапы на лапу. Интересно, в какой клетке он обитал у царя во дворце. Быть может, с золоченой решеткой, питаясь упитанными мышами, что подавались ему на серебряных блюдах, без запаха помета остального птичьего племени.

— Дилан, — окликнул Алек, — пока мы здесь одни…

Дэрин обернулась. Он стоял вблизи, глаза поблескивали изумрудной искрой. Самым сложным всегда было встречаться с Алеком взглядом, когда он, как сейчас, выглядел нарочито серьезным; тем не менее это ей удалось.

— Извини, что я нынче заговорил о твоем отце, — сказал он. — Я знаю, насколько это тебя до сих пор, должно быть, ранит.

Дэрин вздохнула. Может, просто сказать ему, чтобы он не думал об этом? Хотя это не так просто, особенно после того, как Ньюкирк высказался насчет ее дяди. Быть может, безопасней сказать Алеку правду — ну, хотя бы в той мере, в какой это допустимо.

— Извиняться не надо, — произнесла она. — Просто есть кое-что, о чем тебе следует знать. Той ночью, когда я рассказал тебе о том, что случилось с моим отцом, я объяснил тебе… как бы не все.

— В смысле?

— Ну… Артемис Шарп, он на самом деле был моим отцом, как я и рассказывал. — Дэрин, сделала медленный вдох. — Но все в Воздушной Службе думают, что он мой дядя. — Алек, судя по виду, не мог взять в толк решительно ничего; совершенно непроизвольно с языка Дэрин начинала срываться ложь:

— Дело в том, что, когда я записался на службу, там уже служил мой старший брат Джасперт. Так что мы не могли говорить, что мы с ним братья. — Чушь собачья, само собой. Истинная причина была в том, что Джасперт уже рассказал своим сослуживцам, что из родных у него есть единственная младшая сестра. Брат, возникший как черт из табакерки, путал все карты. — И мы с ним притворились, будто мы двоюродные братья. Кузены. Понимаешь?

Алек сосредоточенно насупился:

— А у вас что, братья вместе служить не могут?

— Нет, если у них погиб отец. Видишь ли, мы у него единственные дети. И поэтому мы оба… — Она пожала плечами в надежде, что он эту околесицу проглотит.

— A-а, кажется, понимаю. Чтобы сохранить в целости семейное древо. Это очень правильно. И потому мать у тебя не хотела, чтобы ты шел в армию?

Дэрин мрачно кивнула (ну почему ложь всегда выходит такой чертовски запутанной?).

— Я не хотел впутывать тебя в обман. Но той ночью я подумал, что ты уходишь с корабля навсегда. Поэтому я поведал тебе не то, что обычно рассказываю остальным, а правду.

— Правду, — повторил Бовриль. — Мистер Шарп.