Мелани глубоко вздохнула и оценивающе оглядела себя в зеркале. Буквально все родные собрались на сегодняшнее сумасшедшее мероприятие. Отец добровольно вызвался приветствовать гостей – явная попытка сохранить мир в семье, а мать появилась более сдержанная, чем ожидала Мелани. Ситуация требует неусыпного контроля.
– Вечер будет грандиозным, – заверила Мелани свое отражение. – Мы заполучили богатых клиентов и оборудовали помещение для сдачи донорской крови. Заказали лучшую еду, которую можно купить за деньги, и раздобыли стопки редких коллекционных книг. Наша семья лучше всех, и к черту хворого сенатора Кеннеди… прием будет прекрасным.
Улыбнулась сама себе. Отвернулась от комода. Сделала большой шаг в сторону двери. И вдруг мир накренился и поплыл перед глазами.
Черная пустота, искривленные образы. Странное чувство дежавю. Умоляющий детский голос в темноте. Я хочу домой. Пожалуйста, отпустите меня домой…
Мелани моргнула. Загроможденная комната сфокусировалась в поле зрения, затухающее весеннее солнце потоком лилось через эркеры, стодесятилетний пол непоколебимо лежал под ногами.
Обнаружила, что прижала руки сначала к животу, потом ко лбу. Воровато огляделась, почти виновато, надеясь, что никто ничего не заметил.
Наверху никого нет. Никто не узнает. Никто не видел и даже ни о чем не подозревал.
Мелани быстро спустилась по лестнице к манящим звукам веселого людского сборища и звону фужеров с шампанским.
Четыре приступа за три недели. Всегда черная пустота. Всегда голос маленькой девочки.
Стресс, решила она и зашагала бодрее. Бред. Невроз.
Что угодно, только не воспоминания. После всех этих лет какой смысл вспоминать?
«Боинг-747» неуклюже приземлился, подпрыгивая и вздрагивая на взлетно-посадочной полосе. Ларри Диггер и поначалу пребывал в дурном расположении духа, жесткая посадка ничуть не улучшила настроение. Диггер ненавидел летать. Не доверял ни самолетам, ни пилотам, ни компьютерам, заменяющим пилотов. «Никому не верь» – первый любимый девиз Ларри Диггера. «Все люди идиоты» – второй.
«Никогда не помешает выпить» – вероятно, третий. Но он не собирался ни с кем делиться своими выстраданными заповедями.
Время не пощадило Ларри Диггера. Стройная фигура расплылась почти с такой же скоростью, как рухнула карьера перспективного криминального журналиста. Где-то на жизненном пути губы привыкли кривиться в вечно недовольной гримасе, щеки обрюзгли, образовался второй подбородок. Он выглядел лет на десять лет старше своего возраста. Да и чувствовал себя не лучше.
Ладно, зато три недели назад зазвонил телефон. Через несколько дней Ларри заложил свой первоклассный стереомагнитофон, затем и машину ради билета на самолет и наличных на путешествие.
Вернее, ради самого себя. Двадцать пять лет спустя Диггер ринулся на поиски Святого Грааля, который обретался в Бостоне, и тут уж либо пан, либо пропал.
Пришлось взять такси. Ларри целую неделю разыскивал адрес, записанный на бумажке, стиснутой сейчас в кулаке. И теперь передал заветный листок усталому водителю, который больше внимания уделял радиорепортажу об игре «Ред Сокс», чем дорожному движению.
Диггер прилетел налегке, захватив только чистое белье, пару белых рубашек, магнитофон и экземпляр собственной книги, изданной пятнадцать лет назад. Он начал писать вскоре после казни Рассела Ли Холмса, когда частенько просыпался с запахом горелого мяса в ноздрях. Остальные приговоренные в ту ночь получили отсрочку. Смертников разбросали по разным тюрьмам благодаря либералам, выступавшим против узаконенного убийства всеми доступными способами. Техас поспешно выпроводил «старину Спарки» снова на пенсию и никого не казнил до 1982 года, когда государство предложило смертельную инъекцию.
Хотя Диггеру вся эта эпопея не принесла никакой пользы. Он рассчитывал, что Рассел Ли снабдит его сенсационной историей, чем наконец позволит вырваться из дешевых писак и перебраться в национальные новости. Ларри держали в Хантсвилле для освещения дискуссий сначала по поводу отставки «старины Спарки», потом – о применении смертельной инъекции. А затем вопреки собственной воле репортер вынужден был вернуться к наблюдению за казнями.
Диггер начал нуждаться в порции спиртного перед сном. Потом необходимость выпить возникала по два-три раза в день. Скорее всего, он медленно подталкивал себя к смерти, когда – о чудо! – вдруг зазвонил телефон.
Третьего мая, в два часа ночи. Ровно три недели назад. Ларри четко это запомнил. Нашарил трезвонившую трубку на тумбочке. Выругался на громкий звук. Прижал к уху холодную пластмассу. Услышал бестелесный голос в темноте.
– Не сдавайся. Ты был прав насчет Рассела Ли Холмса. У него действительно имелись жена и ребенок. Хочешь узнать больше?
Разумеется, он хотел. Даже понимая, что лучше отмахнуться, даже понимая, что одержимость Расселом Ли Холмсом обошлась ему слишком дорого, не смог отказаться. Абонент прекрасно это предвидел. И от души рассмеялся, что прозвучало как-то странно, словно звук был каким-то способом искажен. Затем повесил трубку.
Через два дня звонивший был более конкретным. На этот раз он дал Диггеру имя. Айдахо Джонсон.
– Это псевдоним. Любимый псевдоним Рассела Ли Холмса. Отследи это имя и увидишь.
Диггер раскопал свидетельство о браке. Потом имена супругов в свидетельстве о рождении ребенка, названного Бэби Доу Джонсон. Ни пола ребенка, ни названия больницы, где он родился, зато вписана фамилия женщины, принимавшей роды. Диггер нашел ее через Ассоциацию акушерок и наконец-то напал на золотую жилу.
«Да, я помню Айдахо Джонсона. Да, он похож на фотографии. – Легкая заминка. – Да, потом я поняла, что на самом деле его звали Рассел Ли Холмс. Но во время родов об этом и не подозревала», – сухо сообщила она Диггеру. Когда полицейские арестовали Рассела Ли и газеты опубликовали его снимки, она тут же его опознала. Затем акушерка сжала губы. «Больше ничего не скажу. Бэби Доу Джонсон есть Бэби Доу Джонсон, не вижу причин для вмешательства в частную жизнь и нарушения прав ребенка только из-за того, кто был его биологическим отцом».
Диггер самостоятельно пытался разыскать ребенка и его мать, но уткнулся в глухую стену. Имя женщины в свидетельстве о заключении брака тоже оказалось псевдонимом, ни номера социального страхования, ни водительских прав, ни налоговой истории. Ларри прошерстил старые записи и архивы. Охотился за фотографиями, имущественными сделками, за любой чертовой бумажкой, способной вывести на след. Никаких признаков Анджелы Джонсон или Бэби Доу.
Диггер вернулся к акушерке.
Он просил. Унижался, настаивал и запугивал. Больших денег у него не было, впрочем, как и славы, которой он так и не добился. Лучшее, что он сумел выжать из женщины – последнюю неохотную историю о незначительном происшествии, приключившемся с ней после ареста Рассела Ли. В инциденте, в общем-то, не было ничего особенного.
Но не для Ларри Диггера. Через несколько секунд после рассказа акушерки он вообразил, будто точно узнал о дальнейшей судьбе Бэби Доу Джонсон. Вырисовывался грандиозный сюжет, о котором выжатый, конченый, вечно полупьяный репортер и мечтать не смел.
Но почему бомба взорвалась только двадцать лет спустя?
О чем он прямо спросил звонившего в три часа утра. Тот прежним странным голосом высокопарно ответил:
– Потому что тебе пора получить по заслугам, Ларри. Люди всегда должны получать по заслугам.
Такси затормозило и остановилось. Диггер огляделся.
Он находился в центре Бостона. В одном квартале от «Ритц», в одном квартале от знаменитой «Чирс», кругом сновали лимузины. Так вот где нынче живут Стоуксы? Богатые стали еще богаче.
Боже, он сыт по горло.
Диггер сунул таксисту десять баксов и вылез из машины.
Небо было ясным. Ларри вздохнул пару раз и вытер руку о помятые брюки. Вокруг явственно пахло цветами. Никаких выхлопных газов. Богачи, небось, не терпят подобных неудобств. Позади виднелся какой-то большой парк, заросший вишнями, тюльпанами и всем прочим, с лодочками в виде лебедей. Диггер покачал головой.