Он (лезет в карман). Вот, держите, я вам дубликат ключа сделал.
Она.…Зачем?
Он. Чтобы не задаваться вопросом, а пустят ли вас ко мне в квартиру после смерти.
Она (берет). Как-то всё это; не так.
Он. Вы мне — реквием, я вам — ключ. Все честно. Можете разграбить мое жилище до появления законных наследников.
Она. Вы же не знали, что я вам пишу некролог.
Он. Да я всем нутром чувствую, как вы моей смерти хотите.
Она. А если я решу прийти завтра, например. Пока вы еще живы.
Он. Вы не решите; вы с таким испугом взяли ключ, что у вас просто духу не хватит им воспользоваться. Кроме того, вы боитесь плесени на стенах, а у меня там все поросло плесенью, помните, я вам говорил?
Она. Это я говорила.
Он. Да? А про крыс тоже говорили?
Она. Нету у вас крыс.
Он. А что у меня есть?
Она. Да, что у вас есть? Чем я могу поживиться до появления законных наследников?
Он. Думаю, вам очень понравится теплый пол на кухне, можете отодрать. Аккуратненько как-нибудь, чтоб не сильно в глаза бросалось. Вообще же, вы там не будете ничем живиться, вы там будете горевать.
Она. Что вы такое странное цитируете постоянно?
Он. Это «Онегин», я кроме него ничего не знаю.
Она. Ух ты, прямо предсмертная исповедь.
Он. То есть?
Она. Я думала вы всех наших классиков можете процитировать наизусть, как тогда про этих, про паяцев. Или это тоже «Онегин»?
Он. Разумеется. Он. Пушкин — наше всё.
Она. А это точно не «Евгений Онегин», потому что там не было богини Кали, там была Татьяна.
Он. Разве? Память, должно быть, подводит. А вы мою эпитафию наизусть помните?
Она. Нет, у меня она на листе. Вот.
Он. Кабы это был не некролог, я был бы просто польщен, что девушка всюду с собой носит письмо ко мне.
Она. Но это некролог.
Он. Такие теперь пошли девушки. Читайте.
Она. Слушайте.
Есть люди, беспокойный дух которых не замолкает даже с остановкой их сердца.
Умер Будда, Сиддхартха Гаутама.
Есть люди, над которыми никогда не будет властен неумолимый бег солнца.
Умер Будда, Сиддхартха Гаутама.
Есть люди, через которых в наш мир смотрит светлая радость.
Умер Будда, Сиддхартха Гаутама.
Есть люди — и есть Будда, Сиддхартха Гаутама.
Существует только один язык, язык сердца — сказал Будда и умер.
Существует только одна религия, религия любви — сказал Будда и умер.
Существует только один Бог, Он вездесущ — сказал Будда и умер.
Будда умер.
Будда мертв.
Будды нет.
История всякого человека заканчивается с его смертью. Но со смертью великого человека начинается жизнь мифа о нем.
…Всё, пока это всё. Больше ничего не написала.
Он (смотрит на нее).…
Она. Ну?
Он. «Гамбургер — король любого питательного завтрака», — сказал Будда и умер.
Она. Вижу ведь, что понравилось. Зачем смеетесь?
Он. Да, правда, мне понравилось. Даже захотелось умереть. Но вас посадят в психушку, если вы с этим придете в газету.
Она. Какая мне радость в жизни без моего Будды.
Он. Вы согласны на психушку.
Она. А вы собрались умереть.
Он. Я собрался убить вашего Будду.
Она. Что он вам сделал?! И как вы его убьете?
Он. Мне достаточно назвать себя, рассказать, кто я такой, чем занимаюсь, разбить образ, который образовался у вас в голове не без моего участия, и всё — Будда мертв.
Она. Вы готовы на убийство, лишь бы отделаться от меня.
Он. Хороший Будда — мертвый Будда. Встретишь Будду — убей Будду. Вы тут ни при чем.
Она. Как всегда.
Он. Это буддизм, что я могу поделать.
Она. Знаете, что я открыла? Признаваться в любви мертвому гораздо легче, чем живому.
Он. Да, мертвые отзывчивее.
Она. Но только живые дадут ключи от своей квартиры.
Он. Если знают, что скоро умрут.
Шум, стук, мат. Двери лифта открываются.
Он. Привет!
Он и Она вылезают, начинают подниматься по лестнице.
Он (задумчиво). Лифты, призванные облегчить жизнь обитателей многоэтажных домов, часто становятся источником опасности для их жизни. В минувшем году из-за несчастных случаях в лифтах в России погибло 508 человек. Причиной аварий становится устаревшее оборудование. Согласно правилам…
Она. Не надо, пожалуйста. Лучше про кастрюлю сосисок расскажите. Вы что с ней делать собирались?
Он. Фильм смотреть. «Завтрак у Тиффани». Одри Хепберн и кастрюля сосисок, что может быть лучше.
Она. Вам нравится Одри Хепберн?!
Он. Человек, которому не нравится Одри Хепберн, не достоин носить звание человека.
Она. Мне нравится. «Завтрак у Тиффани» — лучший ее фильм.
Он. Полная чушь. Лучший ее фильм — «Римские каникулы».
Она. Вы ничего не смыслите в кинематографе.
Доходят до восьмого этажа. Из-под двери его квартиры тянется струйка дыма.
Он. Никому не позволено так оскорблять меня и Одри Хепберн.
Она. Вызовите меня на дуэль?
Он. …О’кей. Вызываю вас на дуэль. В четверг в девять вечера на крыше. Будем говорить о Одри Хепберн. Без секундантов. Проигравшего сбрасываем с крыши дома.
Она. Идёт.
Он. Пощады не ждите.
Она. У вас квартира горит.
Он (оглядываясь). Если я не приду, значит, я отравился угарным газом. Ключи я вам дал, некролог допишите. Прощайте.
Она. Хорошо.
Крыша. Два стула, на одном сидит Он в костюме. Она на крыше впервые, с интересом оглядывается. Видит его.
Она. Ничего, что я не в вечернем платье?
Он. Как будто оно у вас есть.
Она. О… Вы настроены воинственно.
Он. А вы на свидание собирались попасть?
Она. Была надежда.
Он. Оставь надежду, всяк сюда входящий.
Она. Странно, что вы не на латыни это сказали.
Он. На латыни я сегодня надеюсь сказать: «Requiescat in pace».
Она. Гадость какая-нибудь, наверное.
Он. Этой гадостью католические священники столетиями напутствуют людей в последний путь. Покойся с миром. Вы задумывались о последнем пути?
Она. Бывало иногда. Вообще-то нет. Зачем мне это?
Он. Потому что вскоре настанет ваш черед. Люди, не разбирающиеся в кинематографе, идут прямиком в ад.
Она. Мрачный вы сегодня.
Она садится на стул.
Она. Вот ведь как. Встречаются два человека, у которых у обоих есть ключи от одной квартиры, а встречаются на крыше.
Он. Никто не устраивает дуэли у себя дома. Дома устраивают семейные ссоры или убийства.
Она. А как же мы устроим семейную ссору, если вы собираетесь отправить меня в мир иной?