— Не волнуйтесь, не волнуйтесь, — успокоил его Алекс, — мало ли что несёт старый человек!
— Ну, смотрите, — вытер испарину сосед, — а то мы и в суд!..
— Расслабься, — подтолкнул соседа Алекс в спину, — фикус не забудь полить.
— Скажите, — проявилась рядом с Алексом весьма «прикинутая» мадам, — Я могу оставить бабушке свой мобильник? Он будет там работать?
— Там — он работать не будет! — пошутил Алекс.
— Я имею в виду — в море! — строго заметила мадам.
— Не думаю, — покачал головой Алекс, — а зачем вам это?
— Ну, знаете, не чужого человека отправляем, — подобрала слово мадам, — в круиз… И потом, вы не знаете бабушку, она была профсоюзным лидером. Она говорит двадцать четыре часа в сутки!
— А когда же она спит? — удивился Алекс.
— Почти никогда, — вытерла слезу мадам.
— Как я вас понимаю, — взял просительницу под руку Алекс, — оставьте мне ваш номер, я вам лично перезвоню.
— Правда? — вытерла слёзы мадам. — Только не зовите её к телефону!
— Хотите выпить кофе? — промурлыкал Алекс. — У меня в каюте?
— В такую минуту? — заволновалась мадам.
— Именно в эту минуту, когда все чувства обострены, все нервы обнажены, — крепко прихватил её за талию Алекс.
— Мне без сахара, — томно пробормотала мадам, и они скрылись в каюте Алекса.
— Перпетум мобиле, — проводил их завистливым глазом Майкл и занял смотровую позицию.
Доктор Баринов и Людмила Геннадиевна подошли к трапу одновременно.
— Прошу вас, — вежливо пропустил перед собой учительницу доктор.
— Благодарю вас, — не менее вежливо отреагировала учительница.
— Вы кого-то провожаете? — поинтересовался Баринов, следуя за ней по трапу.
— Себя, — усмехнулась Людмила Геннадиевна.
— Извините, — замялся Баринов, — вы так прекрасно выглядите, я не мог подумать.
— Спасибо, — продолжила свой путь учительница, — вы тоже не в инвалидном кресле. Вероятно, случаются надломы не только внешние, но и внутренние…
— Как точно вы сказали. — Грустно улыбнулся Баринов. — Позвольте представиться: — Баринов Андрей Андреевич! Певец! Бывший…
— Все мы тут, — подобрала слово Людмила Геннадиевна, — бывшие…
Три шикарных «Мерседеса» остановились у самого трапа, и оттуда вышла женщина во всём чёрном, с огромной шляпой на голове.
— Гала! — выдохнула толпа.
Вслед за Галой из машины появились красавец-супруг, за ним — известный стилист, ещё — знаменитый танцовщик, известный тенор и Верка Сердючка. Все были одеты — по случаю, в чёрное. Только у Верки в чёрном корсете торчала алая роза.
Лицо Галы было закрыто густой вуалью, но толпы поклонников, конечно же, узнали своего кумира и с воплями и криками — «Не уходи, Гала!»- рванулись к звезде. Дюжие охранники окружили звезду плотным кордоном, и она двинулась к трапу, раздавая на ходу автографы тем, кому удалось протиснуть ручонку сквозь частокол мышц.
Её безутешный супруг картинно упал на колени и рыдал, протягивая руки вслед уходящей навсегда любимой. У него тоже начали просить автографы, и он совместил два дела: одной рукой раздавал автографы, а второй — тянулся вслед уходящей звезде.
Сердючка швырнула розу вслед подружке, подскочила к духовому оркестру, и над всей Одессой понеслось бессмертное: — «Харашо, всё будет харашо!»
Воспользовавшись суматохой и общим психозом, отец Евлампий сбежал от ментов, протиснулся сквозь поредевшую охрану трапа и скрылся в первом попавшемся трюме.
Неожиданно оркестр сменил пластинку и грянул «Владимирский централ» Все увидели, что к кавалькаде «звёздных» машин присоеденились «Лексусы», «БМВ» и «Майбах» с депутатскими номерами.
Корень вышел из машины, коротко, по-братски обнялся с братанами, раздвинул толпу плечом и медленно взошёл по трапу.
На входе его остановили, потому что металлодетектор заорал как бешенный.
— Вот, блин, — сообразил в чём дело Корень и стал выбрасывать прямо за борт пистолеты, ножи, отмычки и прочие рабочие принадлежности, случайно забытые в карманах.
Когда он достал паяльник, то Нечитайло спросил с недоумением: — А это на кой хрен?
— Орехи колоть, — усмехнулся Корень и положил паяльник в карман.
В толпе провожающих возник водоворот, и из этого омута вылетела супер современная инвалидная коляска на электрическом ходу. Аппаратом руководила сияющая радостной улыбкой дама преклонных лет, но с запасом энергии в глазах.
Дама лихо взлетела по трапу и представилась: — Хелло, гайс! Как дела? Я немного задержалась — не могла не взглянуть в последний раз на Дюка!
— Вы госпожа Зарецкая? Из Нью-Йорка? — вежливо поинтересовался капитан.
— Ирина Петровна! — протянула ему руку госпожа Зарецкая. — А как вы догадались?
— По выражению лица, — усмехнулся капитан, — у жителей США оно резко отличается от всех остальных жителей Земли.
— Точно, — обрадовалась Зарецкая, — мне уже говорили, что у американцев лица жизнерадостных идиотов! Но прошу не забывать — я американка из Одессы!
— А где ваши остальные вещи? — поинтересовался капитан, глядя на небольшой рюкзак Зарецкой.
— Зачем мне лишнее? Я буду брать обновки в каждом новом порту! А гроб вы мне и так выдадите!
Госпожа Зерецкая весело расхохоталась и покатилась по палубе, здороваясь с каждым встречным.
— Америка, — почесал в затылке Нечитайло.
Капитан Кожанов доложил Алексу лично:
— Посадка окончена! Опоздавших нет! Отходим?
— Поехали! — махнул рукой изрядно помятый Алекс. — На Истанбул! Я обязательно к вам перезвоню, — закричал он дамочке спускающейся по трапу.
— Я буду ждать, — пролепетала та губами, освободившимися от помады, и заковыляла на полусогнутых прочь, забыв попрощаться с бабушкой.
— По местам стоять! — зычно приказал Кожанов. — Отдать швартовые!
JEUTANAZIJA медленно отошла от причала.
Ревела сирена, блеяли бараны, мычали коровы, кричали люди на палубе и на пирсе. Духовой оркестр грянул «Прощание славянки», братки выхватили из карманов пистолеты и стали палить в воздух, муж Галы пытался прыгнуть с пирса вслед за кораблём, но стилист и тенор ласково удержали его от неразумного поступка.
Прыгнул танцовщик.
— Вот так и в гражданскую уходили, — помахала платочком вслед кораблю Фаня.
— Как вы можете это помнить, Фаня? — поинтересовалась Маня. — Вам же тогда было всего пять лет!
— Такое не забывается, — грустно улыбнулась Фаня, — не последние люди России уходили.
Русский крейсер украинского флота под голландским флагом взял курс на турецкий Истанбул.
Крейсер неспешно уходил в открытое море.
Пассажиры осваивались в тесных кубриках и пытались выяснить, где находятся каюты первого класса. Гузь и Луценко объясняли особо непонятливым, что каюты первого класса — это те, которые с видом на море. А те, которые с видом в коридор — каюты второго класса. Спорить ни у кого не было сил, и пассажиры принимали действительность такой, как есть.
Команда готовилась к ужину.
В ресторане накрывались столы, на камбузе кипели котлы.
Маша — чукча помогала коку и его подручным: она ловко разделывала рыбу всех сортов и размеров с такой скоростью, что повара только восхищённо переглядывались.
Людмила Геннадиевна Рудина прогуливалась по палубе и всё пыталась заглянуть в иллюминатор каюты, в которой была установлена смертоносная машина. Здесь она столкнулась нос к носу с Корнем, и, увидев боевую раскраску на его руках, испуганно прижалась к двери каюты.
— Ты чё шарахаешься? — обиженно посмотрел на неё Саша Корень. — Если нервы слабые — пей зелёнку!
— Извините, — пролепетала Рудина и представила себе, как летит с корабля за борт. — Извините, я просто хотела вас пропустить…