Дм<итрий> Петр<ович>. О, ради бога перестань!
Юрий. Князь завтра едет, а нынче Вера будет моя. (Идет к столу.)
Дм<итрий> Петр<ович>. Александр! Александр! он убил меня — мне дурно!
(Александр вбегает, подымает и ведет его под руку.)
Он злодей — он убил меня!..
Юрий(один). Нынче она будет моя — нынче или никогда… они хотят у меня ее вырвать — разве я даром три года думал об ней день и ночь — три года сожалений, надежд, недоспанных ночей, три года мучительных часов тоски глубокой, неизлечимой — и после этого я ее отдам без спору, и в ту самую минуту, когда я на краю блаженства — да как же это возможно! (Пишет записку и складывает.) Кажется, так оно удастся. (Отворяет дверь и кличет) Ванюшка!
(Входит молодой лакей в военной ливрее.)
Послушай! от твоего искусства теперь зависит жизнь моя…
Ванюшка. Вы знаете, сударь, что я вам всеми силами рад служить.
Юрий. Когда ты сделаешь, что я прикажу, то проси чего хочешь.
Ванюшка. Слушаю-с.
Юрий. Если же нет — ты погиб!
Ван<юшка>. Слушаю-с.
Юрий. Видишь эту записку — через час, никак не позже она должна быть в руках у княгини Лиговской.
(Александр показывается в другой двери.)
Ван<юшка>. Помилуйте, сударь, да это самое пустое дело — я познакомился уж с ее горничною, — а у нас в пустой половине такие закоулки, что можно везде пройти днем так же безопасно, как ночью…
Юрий. Я на тебя надеюсь — только смотри не позже как через час (уходит).
Ван<юшка>. Через пять минут, сударь… (про себя) мы с барином, видно, не промахи — четыре дни как здесь, а уж дела много сделали (хочет идти).
Алек<сандр>(подкрался сзади и схватывает его за руку). Постой!
Ван<юшка>(испуганный). Что это вы, барин!
Алекс<андр>. У тебя вот в этой руке записка…
Ванюшка. Никак нет-с.
Алекс<андр>(хочет взять). А вот увидим.
Ван<юшка>. Я закричу-с, ваш братец услышит!
Алекс<андр>(в сторону). Попробую другой способ! (Ему) Видишь вот этот кошелек, в нем 20 червонцев — они твои — если ты дашь мне ее прочесть — так, из любопытства.
Ван<юшка>. Только никому сами не извольте сказывать.
Алекс<андр>. Я буду молчалив, как могила (высыпает деньги в руки).
Ван<юшка>. А если изорвете, сударь, — так я скажу своему барину.
Алекс<андр>(про себя). Я умру, а не уступлю ему эту женщину!.. (Читает) «Ваш муж всё знает… Я вас люблю больше всего на свете, вы меня любите, в этом я также уверен… Сегодня вечером в 12 часов я должен с вами говорить, будьте в этот час в большой зале пустой части дома; вы спуститесь по круглой лестнице и пройдете через коридор — если через 2 часа я не получу желаемого ответа, то иду к вашему мужу, заставляю его драться и, надеюсь, убью. В этом клянусь вам честию… ничто его не спасет в случае вашего отказа. — Выбирайте». А! искусно написано!..
Ван<юшка>. Пожалуйте, сударь, записку, мне пора.
Алекс<андр>. А если я ее изорву — говори, что ты хочешь за это — всё, что попросишь… тысячу — две?..
Ван<юшка>. И миллиона не надобно-с.
Алекс<андр>. Я тебя умоляю!..
Ванюш<ка>. Вот видите, сударь — мне велено ее отнести и я отнесу; об том, чтоб ее не показывать, ничего не сказано, и я ее вам показал.
Алек<сандр>(подумав). Хорошо, отнеси ее.
(Слуга уходит.)
(Про себя) Я все-таки найду средство им помешать.
КОНЕЦ 3 АКТА
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
(Большая заброшенная комната; развалившийся камин. С левой стороны виден коридор, освещенный в окна луной, в коридоре спускается лестница; направо две ступени и дверь, а в середине стеклянная дверь на балкон. Лунное освещение.)
Александр(входит с правой стороны из двери и запирает их ключом. Он в широком плаще). Хоть стар замок — а не скоро его сломаешь… и покуда я здесь царь!.. жалкая власть! жалкое удовольствие, украденное из рук судьбы… и горькое, как хлеб нищего — зато я по крайней мере, хотя против ее воли, но еще раз прижму ее к груди своей; мой огненный поцелуй, как печать, останется на устах ее — и она будет мучиться этой мыслию; оно так и следует: вместе были счастливы, вместе и страдать! В темноте под этим плащом она не скоро меня узнает! Может быть, даже вероятно, что мне удастся под чужим именем выманить два-три ласковые слова… О! какой ангел внушил мне эту мысль — бог, видимо, хочет вознаградить меня за 30-тилетние муки, за 30 лет жизни пустой и напрасной. (Задумывается.) Да, мне 30 лет…а что я сделал; зачем жил?.. говорят, что я эгоист; итак, я жил для себя?.. Нет… я во всем себе отказывал, вечно был молчаливой жертвой чужих прихотей, вечно боролся с своими страстями, не искал никаких наслаждений, был сам себе в тягость — даже зла никому умышленно не сделал… итак, я жил для других? — также нет… я никому не делал добра, боясь встретить неблагодарность, презирал глупцов, боялся умных, был далек от всех, не заботился ни о ком — один, всегда один, отверженный, как Каин — бог знает, за чье преступление — и потом один раз встретить что-то похожее на любовь — один только раз — и тут видеть, знать, что я обязан этим искусству, случаю, даже, может быть лишней чашке шоколаду, — наконец против воли предавшись чудному, сладкому чувству — потерять всё — и остаться опять одному с ядовитым сомнением в груди, с сомнением вечным, которому нет границы (ходит взад и вперед). Отчего я никогда не могу забыться? Отчего я читаю в душе своей, как в открытой книге? Отчего самые обыкновенные чувства у меня так мертвы? Отчего теперь в самую решительную минуту моей жизни сердце мое неподвижно, ум свеж, голова холодна… я, право кажется, мог бы теперь с любым глупцом говорить битый час о погоде, — видно, я так создан, видно, недостает какой-нибудь звучной струны в моем сердце… о! лучше бы уж я родился слеп, глух и нем… обо мне бы по крайней мере сожалели.
(Вера показывается на лестнице.)
Это она… так точно — теперь я должен призвать на помощь всю свою твердость.
Вера. Его еще нет… темно, страшно… боже! как я могла решиться… но что ж делать, я его знаю — он сдержал бы свое обещание — у меня сердце бьется, как молоток — шорох, о, кто это… Юрий!..
Алекс<андр>(берет ее за руку). Это я!..
Вера. Довольны ли вы… что может сделать женщина больше… но это дурно, дурно принудить меня таким средством.
Алекс<андр>. Я также выбрал между жизнью и смертию.
Вера. Решившись вам повиноваться, я решилась также вас забыть…
Алекс<андр>(хочет ее обнять). О, это женская хитрость.
Вера. Нет… нет — я вам скажу также, что я люблю вас.
Алекс<андр>. Меня одного?
Вера. Одного, клянусь небом! Я могла заблуждаться — но теперь чувствую, что сердце мое никогда не изменялось.
(Алекс<андр> вздыхает.)
Однако несмотря на это мы должны расстаться навсегда… мне трудно так же, как и вам, об этом думать — но теперь мы будем благоразумнее, чем в минуту первой разлуки нашей — я уж не могу быть счастлива — но спокойствие для меня еще возможно — оставьте мне хоть это!..