Услышав все это, я приуныл: столько глобусов мне и за год не сделать, да и девать их некуда. Но потом решил так-пусть у меня не будет полной «истории с географией», один глобус, юрский, я все-таки сделаю. На нем будут все неведомые моря и горы, я сам придумаю для них названия. А на том берегу, где мы сейчас находимся, обязательно напишу: «Земля Чудобыльского». А что? Имею полное право! Море я бы назвал по справедливости «морем Сулимова», но он не хочет об этом и слышать. Зря!
А еще на глобусе я нарисую маленькие изображения ящеров, населявших Землю в это время.
...Пока я писал, вдали над холмом показалась какая-то черточка. Она быстро приближалась, росла... Сперва я не обратил внимания — обыкновенный самолет — и уже вернулся в мыслях к своему будущему глобусу, как вдруг сообразил: ведь самолетов тут нет и не может быть! Что же тогда? Орел?
Длиннокрылая бурая птица была и в самом деле похожа на орла. Она сделала плавный вираж и снова стала приближаться к нам.
Я толкнул Александра Ивановича и крикнул:
— Воздушная тревога!
Крикнул в шутку, но геолог и вправду встревожился: теперь уже было видно что «птичка» была не из маленьких — крылья метров пять в размахе. И какие крылья! Голые перепончатые, как у летучей мыши.
— Это не орел! — в изумлении крикнул я.— Смотрите!..
— Ложись! — рявкнул Александр Иванович и дернул меня за ноги.
Упал я вовремя. С истошным воплем, похожим на мяуканье голодной кошки, летучая тварь пронеслась над нашими спинами. Я успел заметить длинную шею, когтистые лапы и... не клюв, нет — огромную клыкастую пасть. Форменный дракон из сказки!
Дракон набрал высоту, развернулся и опять стал пикировать.
— Прижмись к земле и не шевелись! — велел Александр Иванович.
Но я и без него прямо-таки врос в песок. Страшно щелкнули над моим затылком зубы, прошелестели крылья, меня даже ветром обдало.
— Теперь беги к морю! — приказал геолог.— За мной!
Пока летучий гад, замахав крыльями, притормозил, мы уже сидели в воде, высунув на поверхность одни носы.
Пытаясь достать нас, этот воздушный разбойник сделал несколько кругов. Он пролетал совсем низко, почти касаясь воды, и мы каждый раз окунались с головой.
— Проклятая тварь! — отплевываясь, ругался геолог.— Но каков экземпляр! Из летающих ящеров, больше всего напо-мипает диморфодона. Вот только размеры... Пожалуй, это еще неизвестная науке разновидность.
Между тем огромный диморфодон, по-видимому, отчаялся заполучить нас на обед и, пронзительно мяукая, носился уже над берегом.
Покружившись, он замахал кожаными крыльями, повис возле того места, где лежала наша одежда, вытянул шею и несколько раз ткнулся мордой в песок. Затем снова взлетел и снова стал спускаться.
— На посадку хочешь? Не выйдет! — злорадно произнес Александр Иванович.— Давай-давай, попробуй еще!
— А почему бы ему не сесть? — спросил я, наблюдая за ящером.
— Потому что тогда он больше уже не взлетит. Лапы короткие, а крылья длинные. Так и будет ползать по берегу, пока кто-нибудь его не найдет и не сожрет. Большинство летучих ящеров — обитатели скал и самой крыши лесов. Они могут взлетать, лишь падая сверху, как, например, стриж.
Между тем диморфодон, сообразив наконец, что поживы не будет, сделал круг, мерно взмахивая крыльями, набрал высоту и скрылся за деревьями.
Мы вылезли на берег, стали одеваться, как вдруг геолог, уронив куртку, вскрикнул:
— Яйцо!
Подбежав к тому месту, где мы оставили наш трофей, Александр Иванович горестно всплеснул руками. На песке в студенистой луже валялись куски толстой скорлупы.
— Ах гад, чтоб ему подавиться! — бранился геолог.— Вот зачем он здесь крутился! Не сесть он хотел, а съесть. Тяпнул зубищами по яйцу, а утащить не смог...
Я поднял уцелевшее донышко; в глубокой белой чаше оставалось еще много желтка. И тут, наверное, оттого, что мы с утра не ели, меня осенило:
— Что, если сделать яичницу? Прямо в скорлупе зажарить! Ведь такого блюда не едал еще ни один человек в мире. Мы будем первыми!
Но в ответ на мое предложение Александр Иванович скривился, сморщил нос:
— Есть эту гадость? Тьфу!
— Но ведь едят же люди черепашьи яйца. Да еще похваливают! — напомнил я.— А эти чем хуже?
Геолог брезгливо понюхал скорлупу.
— Жарь, если охота, я потерплю.
И пяти минут не прошло, как я натаскал сухих, выброшенных морем веток, укрепил донышко яйца меж камней, чтоб не падало, и зашипела на огне, запузырилась единственная на свете бронтозаврова яичница.
Но когда пришло время пробовать, я почему-то расхотел есть, хотя запах был вполне нормальный.
— Что ж ты? — насмешливо спросил геолог.— Ведь едят же люди черепашьи яйца.
— Просто еще горячо,— сказал я и, собравшись с духом, отковырнул палочкой дымящийся кусок. Попробовал — ничего, есть можно. Попробовал еще — вкусно. Только соли маловато.
Глядя на меня, Александр Иванович глотнул, сплюнул и принялся выстругивать ножом ложку.
— Знаешь, что мы уничтожаем? — морщась, спросил он.— Драгоценнейший экспонат! Сокровище науки! Будь эта яичница из чистого золота, она и тогда бы не стоила так дорого. Пожалуй, ни один миллиардер не мог бы позволить себе такую роскошь.
Наше пиршество продолжалось недолго. То ли дым, то ли запах привлекли непрошеных гостей. Со стороны зарослей налетела целая стая противных крылатых гадов. Эти были поменьше, примерно с лисицу ростом, а похожи издали на уток: шеи длинные, лапы позади... только вместо клювов — длинные зубастые пасти.
Налетела эта свора и с визгом принялась кружиться над нами. Некоторые пролетали совсем близко, норовя цапнуть или ударить крылом. Я видел когтистые короткие лапы и еще заметил, что на сгибах крыльев у них тоже торчали когти.
— А ну, брысь! — кричал Александр Иванович, размахивая руками.— Кышь, черти! Пошли прочь!
Но летучие твари не испугались. Один из ящеров даже успел на лету укусить геолога за палец. Тогда я схватил камень и запустил в стаю. Сгоряча промазал, но второй камень попал в цель. Один из гадов забил крыльями, упал на песок и, неуклюже трепыхаясь, потащился в заросли, к болоту.
Геолог избрал другое оружие — он стал обстреливать ящеров сучьями. Ох и концерт они задали! Такой поднялся визг, верещание — хоть уши затыкай.
Еще один разбойник свалился в море, а остальные поднялись и полетели к деревьям. Там они сели, вернее сказать, повисли на ветках вниз головами и еще долго продолжали визжать и шипеть, словно ругая нас на своем языке.
— Птеродактили,— объяснил Александр Иванович.— Этих особенно бояться нечего. Но какие здоровые! Ученым чаще попадаются окаменевшие кости птеродактилей ростом с ворону, а то и с воробья.
— Наверное, от этих ящеров птицы произошли,— предположил я.
— Вовсе нет. В птиц постепенно превратились совсем другие ящеры — хорошо лазавшие по деревьям. Живя высоко над землей, они выучились прыгать с ветки на ветку. Постепенно прыжки эти удлинялись, передние лапы ящеров стали плоскими и широкими, удобными для планирования, хвост сделался рулем, а чешуйки на коже расщепились и превратились в перья... Но все это пока предположения: слишком мало мы знаем об этом времени. Одно точно — птицы к летающим ящерам прямого отношения не имеют.
Кстати, первоптицы, или археоптериксы, появились тоже в юрском периоде. Когда мы попадем сюда снова, может, они нам и встретятся. Прежде чем из Академии наук прибудут ученые, я думаю, мы успеем еще не раз отправиться в прошлое.
— А что же все-таки произошло от летающих ящеров?— поинтересовался я.
— Ничего. Вымерли — и всё. Очень много ящеров вымерло, не сумев приспособиться к новым условиям и не оставив после себя ничего на них похожего. Однако раз уж мы съели находку, надо бы нам захватить из этого времени что-нибудь еще. Пошли поищем.
Геолог поднялся, но в тот же миг со стороны болота донесся низкий, как бы двойной рев: «у-о-о-о...»
Я подумал, что это, наверно, какая-то неуклюжая зверюга попала в беду и зовет на помощь.