Чаще всего вновь записанный текст в той или иной степени повторяет ранее известные — вот как песня, которую прислала Надя Кривушёнкова. Тут можно сказать: за 150 лет песня, переходя от одного человека к другому, даже от одного поколения к другому, изменилась по таким-то и таким-то причинам.
А если варианты одного и того же произведения записаны в одно и то же время? Какой считать более правильным?
Обычно бывает так, что в одном варианте есть одни детали, в другом — другие; при этом детали первого варианта во втором могут отсутствовать. А может быть, осторожно соединить их, и тогда получится основной, полный вариант этого произведения?
Попробуем сами проделать такую операцию.
Но сначала несколько пояснений.
В русском фольклоре давно известны шуточные сказки и анекдоты о глупых людях — пошехонцах. Еще в 1798 году вышла книга Василия Березайско- го «Анекдоты древних пошехонцев». Рассказы о пошехонцах широко использовал М. Е. Салтыков-Щедрин в «Истории одного города». Пошехонье — вполне реальное место, расположено в Ярославской области.
Подобные рассказы о глупцах есть у немцев (там их называют «шильдбюр- геры» — жители городка Шильда), у шведов (там они — жители местечка Сёдерталь); у финнов это обитатели Хяме, у ирландцев — городка Керри. А по всей Болгарии ходят рассказы о габровцах, о необыкновенной их скупости (у них даже кошки без хвостов: быстрее дверь закроешь, печь меньше топить надо). В городе Габрово теперь каждый год 1 апреля проходят международные фестивали юмора и сатиры, устраиваются выставки карикатур. Конечно, и в Пошехонье, и в Сёдертале, и в Габрове живут такие же, как и в других местах, люди, ничуть не глупее или расчетливее других, но... так уж получилось, и никто на эти шутки не обижается. В наши дни это образы собирательные.
Так вот, в Карелии тоже есть такие рассказы — о нерасторопных киндасов- цах, жителях деревни Киндасово. Карелы издавна живут вместе с русскими, дружат с ними. Некоторые анекдоты о киндасовцах и пошехонцах почти дословно совпадают, и кто от кого позаимствовал их — для нас сейчас не столь важно.
Киндасовцы встречают в лесу охотника с ружьем и спрашивают его:
— Чего это ты ходишь здесь?
— Вот, — говорит, — пришел на охоту.
— А что это у тебя за штука такая на плече?
— Это ружье. Из него я стреляю птиц и зверей.
— Продай ты, братец, — говорят, — нам это ружье.
— Ладно, — говорит, — продам.
— А много ли возьмешь за него?
— Три рубля.
— Дадим, братец, по три рубля!
Они все дают ему по три рубля. Увидели пороховницы.
— А это что за штука? — спрашивают.
— Это пороховницы.
— Пороховницы? Много ли надо заплатить?
— Рубль.
Дают все по рублю. Купили. Что делать дальше, не знают.
— Как же его теперь, —‘ говорят, — заправляют и как из него стреляют?
— Заправляют его так: эту мерку насыпьте пороху, другую мерку дроби. А потом нажмите на курок и стреляйте.
Они все по мерке ссыпали пороху, по второй мерке дроби — ствол набили. Последняя, седьмая мерка уже не вошла, ствол переполнен.
— Теперь, — говорят, — надо выстрелить?
Все встали вокруг ружья, кто поставил руку на курок, кто за ствол ухватился. А одному места не хватило, рука не поместилась.
— А я спереди в дырочку погляжу, — говорит, — как будет вылетать!
Как нажали на курок — ружье вдребезги, всех разбросало в разные стороны, оглушило... Больше они ружье не заводили.
В 1971 году в городе Лодейное Поле (который, кстати сказать, стоит на границе с Карельской АССР) я записал от 60-летнего рабочего Петра Константиновича Тимофеева такой рассказ.
Идет однажды охотник из лесу, несет зайца. Навстречу ему — пошехонцы, десять человек. И спрашивают у него:
— Что это у тебя на плече? — показывают на ружье.
Он им отвечает:
— Это у меня ружье. Вот видите: я зайца убил из него.
Они ему и говорят:
— Продай ты нам его!
Охотник говорит:
— Ну что же, купите. У меня дома есть другое. Цена десять рублей.
Ну, они по рублю собрали, десять человек, уплатили и спрашивают:
— Покажи нам, как же его заряжать и стрелять.
А раньше ружья были шомполки. Вот охотник говорит:
— Вот у меня мерка. Одну мерочку пороху насыпьте и из бумаги туда пыж кладите. А вторую мерку кладите и тоже из бумаги пыж кладите.
Показал ни, поднял курок.
— Сюда кладите пистон, нажмите на спусковой крючок пальцем, н у вас получится выстрел.
Охотник сделал выстрел при них, спрашивает:
— Поняли?
Они ему говорят:
— Поняли!
Попрощались и разошлись. Пошехонцы, немного отойдя, сели курить и говорят:
— Давайте зарядимте, попробуем выстрелить сами.
Вот один берет высыпает мерку, как охотник говорил, пороху, берет бумаги пыж класть. Второй говорит:
— Погоди! Не клади бумаги! Я мерку пороху положу, я тоже рубль платил!
Ну и так третий и четвертый. Вернее всего, десять человек по мерке высыпали пороху. Дело дошло сыпать дробь. То же самое так же один, другой, третий, каждый говорит:
— Я рубль платил, я всыплю!
В общем, полный ствол они забили.
— Ну, давайте стрелять!
Один берется, как охотник показывал, за ложе, четыре человека с одной стороны, а четыре с другой.
— Наше ружье — держаться будем!
Вернее всего, девять человек схватились, а десятому места нет. Десятый говорит:
— Ну, раз мне нет места, я буду в ствол глядеть, как полетят.
Когда нажал на спусковой крючок который держался на ложе, получился огромный взрыв. С ружья с этого осталось только щепочка в ложе, всё его разорвало. Кому руку вырвало, который глядел, куда полетит, — череп повредил. Вернее всего, покалечило всех, и охотники кончились.
Теперь сравним оба текста. В карельском варианте есть очень остроумное место: ружье стоит 3 рубля, но каждый глупец платит за него отдельно, свои 3 рубля. Так же рассчитываются они и за пороховницу.
А у Тимофеева этот эпизод отсутствует: то ли он забыл, то ли и слышал так. Зато у него подробнее изложена смешная сценка, когда каждый пошехонец хочет за свои деньги положить свою мерку пороху и свою порцию дроби. В карельском анекдоте просто сказано: «...все по мерке ссыпали пороху, по второй мерке дроби»...
Если мы предположим, что в первоначальном или, точнее, в полном виде этот рассказ имел все встречающиеся в обоих текстах эпизоды, в этом не будет ничего не вероятного. Возможно, где-то именно такой, полный, текст и записали или еще запишут, а возможно, его рассказывали или рассказывают сегодня, да просто не напали на него фольклористы.
Увлекшись такими сопоставлениями, некоторые дореволюционные ученые чуть ли не каждое произведение стали считать частью, обломком существовавшего в древности произведения. На основании нескольких записей они реконструировали, воссоздавали былину, песню, сказку, легенду в первоначальном виде.
Было добыто много интересных и важных научных фактов. Но они едва не потонули в массе неверных выводов и преувеличений. Вообще получилось, что в ходе устной передачи фольклорные тексты только разрушаются, только ухудшаются.
И в наши дни ученые нередко прибегают к этому методу. Бывает, что какая-нибудь старинная песня дошла до нас в плохой, неисправной записи.
Другие записи могут прояснить содержание и смысл интересующего нас произведения.
Записал я как-то старинную солдатскую песню. Идут солдаты в строю, а навстречу им девушка. Они зовут ее с собой: мол, у нас хорошая жизнь. А один солдат говорит: